Госпожа беатрис англия история. По следам кролика в озерный край. Начало кровавой тропы

А почему я должна обязательно стать Рабыней Страсти? Почему Донал Рай отказывается продать меня просто кому-нибудь в служанки? Я не желаю отдаваться мужчинам...
- Для служанки ты непозволительно красива, - отвечал Карим. - Ты сама это знаешь, Зейнаб. И не лукавь - тебе это приятно. Ты всегда должна быть честной. Да, это правда - я научу тебя, как отдаваться мужчине. Но не только этому. Я также научу тебя, как заставить мужчину отдаться тебе и телом, и душой.
- Но это невозможно! - заявила она. - Ни один мужчина никогда не отдаст себя на потребу женщине! Я никогда не поверю в это, мой господин!
Карим рассмеялся:
- Но это правда, милая Зейнаб. Красивая женщина имеет великую власть даже над самым сильным мужчиной и может победить его в любовной битве!
- Я замерзла... - вздрогнув, пробормотала Риган. Карим поднялся с ложа и прикрыл деревянные ставни.
Затем, подойдя к сундуку и подняв крышку, достал тонкое шерстяное покрывало и протянул его Риган:
- Под ним и рядом со мною ты скоро согреешься. Давай-ка ляжем рядышком, - и, не дождавшись ее ответа, он распростерся на ложе и протянул к ней руки.
- Ты хочешь спать со мной? - глаза Риган вновь были полны страха, но голос звучал твердо.
- Это наша с тобою общая спальня, - спокойно объяснил он. - Полезай под покрывало, Зейнаб, ведь я сказал тебе, что не возьму тебя силой. Я не лгу тебе.
...А перед глазами у нее стоял Иэн Фергюсон, бесстыдно бахвалящийся перед нею своей мужской статью, Иэн Фергюсон, который безжалостно истерзал ее девственную плоть, удовлетворяя свою животную похоть, растаптывая ее душу... Гуннар Кровавый Топор был немногим лучше, но, по крайней мере, ей не пришлось глядеть в его искаженное лицо, когда он ее насиловал...
Она взглянула на Карима-аль-Малику. Он лежал на спине, закрыв глаза, но она чувствовала, что он не спит. Можно ли ему довериться? Должна ли она ему поверить?
Дрожащей рукой она откинула покрывало и скользнула в тепло... Тотчас же ее обняли мужские руки - Риган даже подпрыгнула.
- Что ты делаешь? - испуганно спросила она.
- Так ты скорее согреешься, - ласково сказал Карим, - прижмись ко мне. Но, если ты не хочешь, что ж, я понимаю тебя...
Она чувствовала тепло его руки на своих плечах. Ощущала все его крепкое тело... Присутствие его отчего-то действовало успокаивающе.
- Но не позволяй себе ничего больше! - все же предупредила она сурово.
- Только не сегодня. - В сгустившейся тьме она не увидела его улыбки. - Покойной ночи, моя милая Зейнаб. Покойной ночи...
- Ну? - поинтересовался поутру Донал Рай. - Вправду ли Зейнаб стоит того серебра, что я отвалил за нее викингу?
- На все свое время, старый друг! - отвечал Карим-аль-Малика. - Девушка стала два раза подряд жертвою двух грубых и неотесанных мужланов. Нужно время, чтобы завоевать ее доверие. Но я добьюсь этого. Никогда не было у меня подобной ученицы. Она невежественна и вместе с тем мудра не по годам. А о любви, и тем более о страсти, она не имеет ни малейшего представления. Пройдет по крайней мере год, прежде чем ее можно будет, не стыдясь, преподнести калифу. А может, и того больше... - Карим отхлебнул горячего вина, приправленного специями, из серебряного, отделанного ониксом кубка. - Ты согласен дать мне такой срок или, может быть, предпочтешь выставить ее на продажу на хорошем рынке в Аль-Андалус и вернуть себе свои деньги? Ведь на ее обучение нужно будет потратиться...
- Нет! Нет! Девушка - настоящее сокровище. Я понял это сразу же, как только этот чурбан Гуннар Кровавый Топор ввел ее в мои покои! Она обвела его вокруг пальца, словно ребенка! Эрда рассказала мне, что Зейнаб и Ома сдружились на корабле Гуннара. Тогда Зейнаб и придумала сказать викингу, что если ее предложить мне вместе со служанкой, то это меня очень впечатлит. Ха-ха! Она умна как бес, Карим-аль-Малика! - Донал Рай посерьезнел:
- Сколько ты еще пробудешь в Дублине? И куда направишься отсюда?
- Разгрузка моего корабля уже закончена, Донал Рай. Думаю, за неделю мы успеем наполнить трюмы - тогда мы и отплывем в Аль-Малику. Сейчас самая середина лета, но в воздухе уже чувствуется дыхание осени. Я хочу поскорее убраться из неприветливых северных морей. Кроме того, я полагаю, что обучение Зейнаб пойдет куда успешнее, если ее вырвать из привычного окружения.
Донал Рай кивнул:
- Ты мудр. А где она станет жить?
- У меня есть вилла в пригороде Аль-Малики. Поселю ее там. Все девушки, которых я когда-либо обучал, жили в этом прелестном местечке. Там все пробуждает чувственность - ласковые вышколенные слуги, роскошь и истома во всем... Зейнаб перестанет робеть, оказавшись в “Раю”.
- В “Раю”? - хозяин оторопел. Карим рассмеялся:
- Я назвал так мою прелестную виллу, мой добрый друг. Дом расположен у самого моря, окружен садами и фонтанами. Там царит мир и покой...
- А твой отец? - спросил Донал Рай.
- Он предпочитает городскую жизнь, а мне предоставляет полную свободу. В каком-то смысле я оправдал его ожидания. Я в хороших отношениях с семьей, независим и богат, да к тому же и пользуюсь уважением. Я разочаровал его лишь в одном: у меня нет ни жены, ни наследников. Но этим я предоставляю заниматься старшим братьям - Джафару и Айюбу. И все же отец мой разочарован...
- И его можно понять, мой мальчик. Человек столь страстный, как ты. Карим, наверняка зачинал бы только сыновей. К тому же младший сын Хабиба-ибн-Малика - это прекрасная партия... - закончил с улыбкой Донал Рай.
- Я еще не созрел для женитьбы, - отвечал Карим. - Мне нравится моя свободная жизнь. Может быть, если мой опыт с Зейнаб будет удачен, я после нее возьму еще пару учениц...
- А в твоем гареме много наложниц? - поинтересовался Донал Рай.
- У меня вовсе нет гарема, - отвечал Карим. - Я слишком редко бываю дома, а женщины, предоставленные самим себе, впадают в беспокойство и становятся беззащитными перед соблазном... Они постоянно должны ощущать твердую мужскую руку. Вот когда я женюсь, тогда и заведу гарем.
- Возможно, ты прав, - кивнул Донал Раи. - 1ы мудр не по летам, Карим-аль-Малика!
- Разреши Зейнаб и Оме гулять по саду, Донал Рай, - попросил Карим. - Мы будем в море несколько недель кряду, и они будут узницами в каюте корабля. Я не могу предоставить им свободу передвижения по судну: они возбудят похоть в моих матросах, а это опасно.
Донал Рай кивнул, соглашаясь:
- Да, плавание будет тяжелым для девушек. Они привыкли к твердой земле. А путешествие из Стретчклайда в Дублин заняло всего пару дней, к тому же почти всегда земля была в пределах видимости.
- Теперь же им предстоит не видеть земли много дней... - сказал Карим.
Эрда объявила Риган и Морэг, что они снова могут гулять по прелестному садику дома Донала Рая. Визжа от восторга, они понеслись вниз по ступенькам - и вновь принялись гулять на солнышке, нежиться на красивых мраморных скамеечках, болтать о таинственной Аль-Андалус, куда им вскоре предстояло отправиться...
Около полудня в садике появился Аллаэддин-бен-Омар и почтительно объявил Риган:
- Госпожа Зейнаб, Карим-аль-Малика желает видеть вас. Он ждет вас наверху, - чернобородый моряк вежливо поклонился.
Ригам" поблагодарила его и покинула садик. Аллаэддин-бен-Омар улыбнулся Морэг. Протянув руку, он нежно дернул ее за косичку - девушка хихикнула. Взяв ее за руку, он принялся прогуливаться с нею по садику.
- Ты прелестна, - сказал он.
- А ты лихой ухажер, - отвечала она. - Хоть я и выросла в монастыре, но таких негодяев распознаю сразу.
Он ласково и нежно рассмеялся, и Морэг почувствовала, что сердце ее тает...
- Да, Ома, я и вправду негодяй, но негодяй с добрым сердцем. А ты уже похитила его, моя прелесть. И знаешь - я не хочу получать его назад...
- У тебя медовые речи, Аллаэддин-бен-Омар, - отвечала девушка с влекущей улыбкой, но тут же засмущалась и нагнулась, чтобы понюхать розочку.
Когда она выпрямилась, мужчина стоял прямо перед нею.
- А знаешь ли ты, что твое имя Ома происходит от мужского имени Омар? - пальцы его коснулись девичьей щечки.
Глаза Морэг расширились. Занервничав, она отступила на шаг. Прикосновение было ласковым и все же слегка шокировало ее. Она глядела в его черные глаза, и сердце ее бешено колотилось. Он снова протянул к ней руки и на сей раз нежно заключил ее в объятия. Морэг чувствовала, что вот-вот упадет без чувств. Нет, пастушьи сынки из окрестностей монастыря никогда не вели себя с нею столь смело... “0-о-о-ох!” - воскликнула она, когда губы его коснулись ее рта, но она не воспротивилась, не стала вырываться... Ей было интересно, что же будет дальше, к тому же с этим великаном она, малышка, чувствовала себя в безопасности.
Из окна покоя Карим-аль-Малика наблюдал за тем, как его друг обхаживает девчонку. Он никогда прежде не видел Аллаэддина столь нежным, столь терпеливым и ласковым с женщиной. Карим отчего-то решил, что на сей раз его друг чересчур расчувствовался. Нежный взгляд Аллаэддина, устремленный на прелестное личико Омы, служил предвестником чего-то куда большего, нежели мимолетное увлечение...
Заслышав звук открываемой двери. Карим отвернулся от окна. Лицо его озарила улыбка:
- Зейнаб! Хорошо ли тебе спалось?
- Хорошо, - призналась она. Да, она и вправду давно не чувствовала себя столь свежей и отдохнувшей, как нынче поутру, когда проснулась и не нашла его рядом. Она чуть улыбнулась.
- Продолжим наши занятия? - предложил он. - Разоблачись, моя красавица. Сегодня мы начнем постигать Науку Прикосновений. Наша чувствительная кожа крайне много значит в искусстве любви, Зейнаб. Очень важно узнать, как правильно ее ласкать. Ты должна научиться трогать самое себя, а также и своего господина так, чтобы пробудить все прочие чувства.
Риган была слегка ошарашена. Он говорил все это очень просто. Ничего бесстыдного не было в его голосе. Медленно она стянула с себя одежду. Отказываться было смешно - это она уже поняла. Прошлой ночью он убедительно доказал ей, что ждет от нее незамедлительного повиновения. -Почти все утро она билась над разодранной сорочкой, пытаясь ее зашить: не в ее правилах было бросаться вещами. Но нежная ткань была безнадежно испорчена...
Теперь, стягивая сорочку через голову, она бросила на него быстрый взгляд из-под густых золотистых ресниц. На нем были лишь белые панталоны, и в дневном свете тело его казалось необыкновенно красивым. Риган вдруг залилась краской. Да полно, разве мужчина может быть красив?
Он бесстрастно наблюдал за тем, как она раздевается. Она была само совершенство, но тем не менее он ясно отдавал себе отчет в том, что ему понадобится все его мастерство, чтобы научить это создание искусству любви. И все самообладание... Первой заповедью учеников самаркандской Школы Страсти было: “Не позволяй ученице затронуть твоего сердца”. Прежде чем начать обучать женщину, надо полностью подчинить ее, но очень нежно, а вовсе не грубо. От учителя же требовались терпение, доброта и твердость, но сердце его должно оставаться холодным.
- Господин... - теперь она была совершенно обнажена.
Он вновь внимательно оглядел ее.
- Любовью заниматься можно в любое время дня и ночи, - начал он. - Хотя некоторые, страдающие излишней скромностью, считают, что страсть можно выпускать на волю лишь в темноте. Так вот, именно потому, что ты напугана, я решил, что, если мы будем проводить уроки при свете дня и ты будешь ясно видеть, что происходит, ты скорее избавишься от пустых страхов. Ты меня понимаешь?
Риган кивнула.
- Вот и хорошо, - сказал он. - Но прежде чем мы займемся наукой прикосновений, ты должна принять новое имя, данное тебе. Теперь ты больше не можешь носить чужеземное имя.
- Но, если ты лишишь меня имени, данного мне при рождении, ты лишишь меня самой себя! - глаза Риган были полны отчаяния. - Я не хочу исчезнуть, мой господин!
- Но ведь ты - это гораздо больше, нежели просто имя, - спокойно произнес он. - И вовсе не имя делает тебя тем, что ты есть, Зейнаб. Ты никогда больше не воротишься на родину. Воспоминания навсегда останутся с тобою, но ими одними ты не проживешь. Ты должна разорвать с прошлым и отринуть прежнее имя, данное тебе матерью при рождении. Новое имя означает новую жизнь, и куда лучшую, нежели прежняя. А теперь скажи, как тебя зовут, моя красавица. Скажи: “Мое имя Зейнаб”. Скажи!
На мгновение аквамариновые глаза наполнились слезами, которые, казалось, вот-вот заструятся по щекам. Губы упрямо сжались... Но вдруг она с трудом сглотнула и выговорила: “Мое имя Зейнаб. Оно означает “прекраснейшая”.
- Еще раз! - воодушевлял ее Карим.
- Я Зейнаб! - голос ее окреп.
- Хорошо! - он снизошел до похвалы, не оставшись равнодушным к ее тяжелой внутренней борьбе и победе над собой. Он вполне понимал, сколь трудно ей разрывать с прошлым, но был удовлетворен тем, что она поняла наконец: лишь вверив себя ему, сможет она выжить в новом для нее мире.
- А теперь подойди ко мне, - велел он. - Помни, что я, ни к чему не стану силой принуждать тебя, но теперь буду тебя касаться. Не нужно бояться меня, Зейнаб. Ты поняла?
- Да, мой господин.
Нет, она не станет бояться, а если и испугается, то он не увидит этого ни по ее лицу, ни по глазам... “Я Зейнаб, - думала она, свыкаясь со всем тем новым, что входило в ее жизнь с этим именем. - Я существо, созданное для ласк и восторга мужчины. Вся дальнейшая жизнь моя зависит от того, чему научит меня этот человек. Я не хочу в мужья чудовища, подобного Иэну Фергюсону. И не имею никакого желания провести остаток дней в обители, молясь Господу, о котором почти ничего не знаю... Я Зейнаб - “прекраснейшая”...” Усилием воли она преодолела дрожь, охватившую ее тело, когда Карим обнял ее и притянул к себе.
...Он почувствовал, что она подавила отвращение, и был удовлетворен. Потом, взяв ее за подбородок, приподнял голову девушки и стал нежно поглаживать тыльной стороною руки ее скулы и челюсть. Пальцем провел по прямому носику, затем принялся ласкать ее губки, покуда те не приоткрылись. Когда он улыбнулся, глядя ей прямо в глаза, Риган.., нет, уже Зейнаб почувствовала, что ей не хватает воздуха.
- Ты ощутила силу касаний? - как бы между прочим поинтересовался он.
- Да, - она кивнула. - Это мощное оружие, мой господин.
- Только если уметь им пользоваться, - поправил он. - Ну, продолжим. - Он слегка отвернул в сторону головку Зейнаб и губами нашел нежное местечко как раз под мочкой уха; - Касаться можно не только руками, но и губами... - объяснял он, - ., и языком. - Он мощным движением провел языком по ее шейке, благоухающей гарденией.
Зейнаб помимо воли затрепетала.
- Ты начинаешь испытывать возбуждение, - сказал Карим.
- Правда? - но она не вполне поняла его.
- Отчего ты вдруг задрожала? - спросил он.
- Я.., я не знаю... - честно отвечала она.
- Взгляни на свои соски, - велел Карим. Она поразилась, сколь малы они стали и тверды, словно цветочные бутоны, прихваченные морозцем.
- Что ты ощутила, когда мой рот коснулся твоего тела?
- По...покалывание, наверное... - заикаясь, ответила Зейнаб.
- А где именно? - синие глаза пристально гл
/>Конец ознакомительного фрагмента
Полную версию можно скачать по

Там, где она пряталась, было темно и немного страшно, но маленькая девочка старалась слушаться госпожу, которая строго-настрого запретила ей выходить из укрытия. Пока небезопасно, она должна сидеть тихо, как мышь в кладовке. Девочка думала, что это игра вроде пряток, лапты или «картошки».

Она сидела за деревянными бочками, прислушивалась к доносившимся звукам и мысленно рисовала картинку происходящего. Когда-то этому научил ее отец. Мужчины вокруг громко перекрикивались. Девочка подумала, что эти грубые голоса, наполненные морем и солью, принадлежат морякам. Вдалеке слышались гулкие корабельные гудки, пронзительные судовые свистки и плеск весел, а в вышине, распластав крылья и впитывая разливающийся солнечный свет, галдели серые чайки.

Госпожа обещала скоро вернуться, и девочка очень ждала этого. Она пряталась так долго, что солнце переместилось по небу и согревало ее колени, проникая сквозь новое платьице. Девочка слушала: не шуршат ли юбки госпожи по деревянной палубе. Обычно ее каблуки дробно стучали и вечно спешили куда-то, совсем не так, как мамины. Девочка вспомнила о маме, рассеянно, мельком, как и положено ребенку, которого горячо любят. Когда же она придет? Затем мысли снова вернулись к госпоже. Она и раньше была с ней знакома, да и бабушка говорила о ней, называя Сочинительницей. Сочинительница жила в маленьком домике на окраине поместья, за колючим лабиринтом. Но об этом девочке знать не полагалось. Мама и бабушка запрещали ей играть в лабиринте и приближаться к утесу. Это было опасно. Все же иногда, когда за ней никто не присматривал, девочке нравилось нарушать запреты.

Солнечный луч забрезжил между двумя бочками, и сотни пылинок затанцевали в нем. Девочка вытянула палец, пытаясь поймать хоть одну. Сочинительница, утес, лабиринт и мама мгновенно покинули ее мысли. Она смеялась, наблюдая за тем, как близко подлетают пылинки, прежде чем унестись прочь.

Внезапно звуки вокруг изменились, шаги ускорились, голоса зазвенели от возбуждения. Девочка наклонилась, попав в завесу света, прижалась щекой к прохладной древесине бочек и одним глазком посмотрела сквозь доски.

Ей открылись чьи-то ноги, туфли, подолы нижних юбок, хвосты разноцветных бумажных лент, развевающихся на ветру. Хитрые чайки рыскали по палубе в поисках крошек.

Огромный корабль накренился и низко заревел, словно из глубины своего чрева. Девочка затаила дыхание и прижала ладошки к полу. Волна колебаний прокатилась по доскам палубы, достигая кончиков ее пальцев. Мгновение неизвестности - и корабль натужно пошел прочь от пристани. Раздался прощальный гудок, пронеслась волна радостных криков и пожеланий «Bon voyage». Они отправились в Америку, в Нью-Йорк, где родился ее папа. Девочка часто слышала, как взрослые шептались об отъезде. Мама убеждала папу, что ждать больше нечего и нужно уезжать как можно скорее.

Девочка снова засмеялась: корабль рассекал воду, точно гигантский кит Моби Дик из истории, которую часто читал отец. Мама не любила такие сказки. Она считала их слишком страшными и говорила, что в головке дочери не должно быть места подобным мыслям. Папа неизменно целовал маму в лоб, соглашался с ней и обещал в будущем быть осторожнее, но продолжал читать девочке об огромном ките. Были и другие любимые истории из книги волшебных сказок. Они рассказывали о сиротках и слепых старухах, о долгих путешествиях через море. Папа просил только не говорить маме. Девочка и сама понимала, что эти чтения нужно держать в секрете. Мама и так чувствовала себя неважно, она заболела еще до рождения дочери. Бабушка частенько напоминала девочке о том, что нужно хорошо себя вести, так как маме нельзя расстраиваться. С мамой может случиться нечто ужасное, и только девочка будет во всем виновата. Девочка твердо хранила в секрете волшебные сказки, игры у лабиринта и то, что папа водил ее в гости к Сочинительнице. Она любила маму и не хотела ее огорчать.

Кто-то отодвинул бочку в сторону, и девочка зажмурилась от солнечных лучей. Она моргала, пока обладатель голоса не заслонил свет. Это был большой мальчик, восьми или девяти лет.

Ты не Салли, - заключил он, разглядывая ее.

Девочка отрицательно покачала головой.

По правилам игры она не должна открывать свое имя незнакомцам.

Он сморщил нос, и веснушки на его лице собрались вместе.

Это еще почему?

Девочка пожала плечами. О Сочинительнице тоже нельзя было говорить.

А где тогда Салли? - Мальчик начал терять терпение. Он огляделся по сторонам. - Она побежала сюда, я уверен.

Вдруг по палубе прокатился смех, раздался шорох и быстрые шаги. Лицо мальчика просветлело.

Скорее! Не то удерет!

Девочка высунула голову из-за бочки. Она смотрела, как мальчик ныряет сквозь толпу, увлеченный погоней за вихрем белых нижних юбок.

У нее даже пальчики ног зачесались, так хотелось поиграть вместе с ними.

О ранней жизни Салтыковой известно мало. Она происходила из старинного дворянского рода. Ее дед владел 16 тысячами душ, то есть крепостных мужского пола(женщин и детей никто не считал). Он был одним из самых богатых помещиков своего времени.

Саму Дарью еще совсем молодой выдали замуж за Глеба Салтыкова, офицера лейб-гвардии Конного полка, и вскоре у них родилось два сына — Федор и Николай. По некоторым данным, брак был несчастливым. Говорят, что Глеб в кругу сослуживцев считался любителем пухлых и румяных женщин, а женили его на худой, бледной и далеко не красавице.

По слухам, ротмистр кутил напропалую, а в 1756 году умер от горячки. Плакала ли по нему жена или, наоборот, была только счастлива избавиться от прожженного гуляки, остается только гадать. Известно одно: оказавшись без мужа, Дарья разительно переменилась.

Популярное

Начало кровавой тропы

Поначалу Дарью просто раздражали слуги. В те времена это была не новость. «Дворовые девки» — горничные, швеи, прачки — считались чем-то вроде говорящей мебели. Наорать или влепить пощечину им было обычным делом. Господа верили, что слуги от рождения тупые и ленивые, так что проучить их «по-родительски» — только на пользу.

Обычно Дарья стегала прислугу розгами или била тем, что попадется под руку — скалкой, поленом или просто кулаками. Могла плеснуть девке кипятком в лицо или прижечь ее утюгом, вырывала волосы. Позже в ход пошли щипцы для завивки волос — ими она хватала девушек за уши и таскала за собой по комнате.

Не ведали ее жалости и беременные женщины, которых хозяйка так сильно била в живот, что они теряли детей. Зафиксировано несколько случаев, когда мать ребенка умирала, а младенца кидали ей на грудь и так везли в санях на кладбище. Малыш погибал по дороге от холода.

При этом среди соседей-помещиков Дарья считалась благонравной и набожной: много денег жертвовала церкви, ездила на богомолье…

Три жены Ермолая Ильина

Интересно, что к мужчинам Салтыкова относилась бережно, даже с заботой. Ермолай Ильин был кучером помещицы-садистки, и о его благосостоянии Салтычиха заботилась с особым тщанием.

Первой его супругой была Катерина Семенова, которая мыла полы в хозяйском доме. Ее Дарья обвинила в том, что та плохо моет полы, избила батогами и плетьми, вследствие чего несчастная и скончалась. Очень быстро Салтыкова подыскала Ермолаю вторую жену — Федосью Артамонову, которая тоже занималась домашней работой. Не прошло и года, как и Федосью постигла та же участь.

К последней супруге Аксинье кучер прикипел сердцем, но и ее помещица забила до смерти. Смерть трех жен так повлияла на вдовца, что он решился на последний отчаянный шаг.

К императрице-матушке

В теории у каждого крестьянина была возможность подать в суд на своего помещика. На деле таких случаев было очень мало. Неудивительно — как правило, самих же крестьян наказывали за клевету. У Дарьи Салтыковой были влиятельные друзья, в свете она была на хорошем счету, и чтобы отправиться в суд, нужно было дойти до последней степени отчаяния.

За пять лет крепостные подали на свою мучительницу 21 жалобу. Конечно, доносы« замяли» — о них сообщали помещице, а та откупалась от следствия. Как закончилась жизнь жалобщиков, неизвестно.

Наконец двоим крепостным, один из которых был тот самый Емельян Ильин, удалось дойти с прошением до самой императрицы Екатерины II. В заявлении говорилось, что они знают за своей хозяйкой Дарьей Николаевной Салтыковой« смертоубийственные дела». Возмущенная, что кто-то, кроме нее, посмел распоряжаться человеческими судьбами, Екатерина дала делу ход.

Потекли годы следствия, во время которых Салтычиха так и не признала за собой вину и утверждала, что дворня ее оклеветала. Сколько человек уморила помещица, так и осталось неизвестным. По одним данным, число ее жертв составляло 138 человек, по другим — колебалось от 38 до 100.

Наказание

Разбирательство длилось более трех лет. Наказание изуверке должна была вынести сама императрица, которая переписывала текст приговора несколько раз — сохранилось четыре наброска приговора. В окончательном варианте Салтыкову называли« мучительницей и душегубицей», «уродом рода человеческого».

Салтыкову приговорили к лишению дворянского звания, пожизненному запрету именоваться родом отца или мужа, часу особого« поносительного зрелища», во время которого она стояла у позорного столба, и к пожизненному заключению в монастырской тюрьме.

Салтыкова провела в тесном подземелье, где царила полная тьма, 11 лет. Потом режим немного смягчили. Говорят, за время заточения она успела родить ребенка от одного из своих тюремщиков. До конца своих дней Дарья так и не признала своей вины, а когда люди приходили поглазеть на кровожадную помещицу, плевалась и поливала их грязной бранью.

Умерла Салтычиха в возрасте 71 года. Ее похоронили на кладбище Донского монастыря, на участке, который она купила еще до ареста.

Надо понимать, Дарья Салтыкова была уникальна не тем, что била и истязала своих крестьян. Так делали все люди ее сословия, считавшие крепостных своим имуществом. И нередко случалось, что крестьянина могли случайно или намеренно забить до смерти. Это воспринималось с сожалением — как будто корова утонула в реке.

Единственным, что отличало Салтыкову от других помещиков, был размах пыток и убийств. Никто не избавляется от сотни коров разом, это уже попахивает безумием. Возможно, потому ее и постарались запереть навсегда. Салтыкова была зеркалом, в котором современное ей общество увидело себя — и в ужасе отвернулось.

В эпоху великих монархий королевские семьи были для подданных образцом достоинства и благонравия. Но на самом деле реалии весьма отличались от того идеального образа, который был создан народными массами. Порой за монархами водились весьма странные, чтобы не сказать мерзкие, грешки, совсем не соответствовавшие их статусу.

1. «Туалетный грум»

Королевская мерзость: «подтиратель монаршей задницы».

Генрих VIII
Помимо своих многочисленных реформ, английский король Генрих VIII ввел интересную должность при дворе - «туалетный грум». Мальчик, которого выбирали среди сыновей самых доверенных дворян, получал работу непосредственно при короле. Он повсюду ходил за монархом с портативным туалетом и, когда Генриху хотелось справить нужду, помогал королю разоблачиться, а затем подтирал монарший зад. Это было на самом деле весьма уважаемой работой, ведь туалетный грум получал невиданный среди других людей доступ к королю. Просуществовала подобная должность в течение почти 400 лет.

2. Публичное самоудовлетворение

Королевская мерзость: публично заниматься онанизмом.

Кристиан VII
В XVIII веке король Дании Кристиан VII очень любил удовлетворять себя... рукой. Он тратил на это так много времени на это, что правительство Дании организовало неоднократные встречи, на которых обсуждало, как избавиться от подобной привычки короля. Врачи, которые наблюдали за королем, были убеждены в том, что причиной всех проблем Кристиана является хронический онанизм.Также Кристиан VII был психически болен и страдал порфирией (в действительности, именно психическое заболевание, вероятно, и было причиной его проблем с безудержной мастурбацией). Его личный врач Струэнзе написал целую книгу о «мастурбационном безумии Кристиана». Когда Струэнзе не мог заставить короля натянуть штаны и заняться управлением страной, он сам принимал большую часть решений вместо Кристиана VII.

3. Любовь после смерти

Королевская мерзость: жить с трупом мужа.

Хуана I Безумная
Хуана I, мать испанского короля Карла V, провела лучшие годы своей жизни в браке с человеком, известным как Филипп Красивый. По-видимому, Филипп не зря заслужил свое прозвище, поскольку Хуана отказалась позволить похоронить его, когда он умер. Вместо этого Хуана держали труп мужа в своей спальне. В течение 12 месяцев, в то время как тело Филиппа медленно разлагалось, Хуана продолжала вести себя так, будто он живой. Всякий раз, когда кто-то спрашивал ее о Филиппе, Хуана настаивала на том, что муж спит и проснется в ближайшее время. Она спала с мертвым телом ночью и заставляла прислугу относиться к трупу с королевскими почестями.

4. Парик из лобковых волос любовниц

Королевская мерзость: сделать парик из лобковых волос любовниц.

Карл II
У 1651 году у короля Карл II появилось новое хобби. Каждый раз, когда он спал с женщиной, он вырывал у нее несколько волос с лобка. Затем он соединял эти волосы вместе, постепенно создавая из них парик, который в конце-концов превратился в огромную густую гриву. Когда парик стал достаточно большой, чтобы полностью покрыть голову человека, Карл II подарил его шотландскому питейному клубу под названием Beggar’s Benison. Парик настолько приглянулся членам клуба, что они начали носить его во время своих церемоний.

5. Сердце мужа

Мария Элеонора Бранденбургская - королева, которая спала с сердцем мужа.

Мария Элеонора Бранденбургская
Королева Мария Элеонора любила своего мужа, короля Густава Адольфа не из-за его власти или его денег. Ее покорило сердце Густава Адольфа. Когда король умер, она вырвала у него сердце из груди, чтобы иметь возможность спать с ним. Мария Элеонора держала сердце своего мертвого мужа в золотой коробке, которую она ставила возле своей постели каждую ночь. В течение нескольких ночей она даже заставляла свою дочь спать с ней в постели, чтобы она могла быть поближе к сердцу своего отца. Это привело к тому, что у дочери осталась психологическая травма на всю жизнь.

6. Владелец самой большой в мире коллекцией порно

Королевская мерзость: обладать самой большой в мире коллекцией порно.

Фарук
Легенда гласит, что египетский король Фарук владел самой большой коллекцией порнографии в мире. Он хвастался, что у него были «склады, заполненные клубничкой» по всему миру: от Рима и Монако до Каира. Писатель и бывший сутенер Скотт Бауэрс утверждает, что он убедил Фарука отправить несколько ящиков порно знаменитому сексологу Кинси. По словам Бауэрса, в этих ящиках почти исключительно содержались изображения арабских мужчин с маленькими мальчиками. Когда империя Фарука пала, его коллекция порно была разграблена.

7. Смертельное обжорство

Королевская мерзость: объесться до смерти.

Адольф Фредрик
Шведский король Адольф Фредрик имел привычку есть десерт под названием семла, который представляет собой сладкий рулет с кремом. А однажды он съел так много этого десерта, что умер. В 1771 году шведский король плотно отобедал омарами, икрой и другими деликатесами. После обеда он попросил подать ему семлы и съел их... целых 14 штук. Неудивительно, что у него разболелся желудок, а вскоре король скончался. Также в историю вошел английский король Генрих I, который умер от того, что съел слишком сного угрей.

8. Странная гигиена

Королевская мерзость: мыть только кончики пальцев.

Яков I
В соответствии с записями сэра Энтони Уэлдона, король Яков I был не самым гигиеничным человеком. Легенда гласит, что король никогда не купался, а если верить Уэлдону, то у Якова I был «язык, слишком большой для его рта». Всякий раз, когда король пил, жидкость капала на одну сторону подбородка короля. Более того, Яков никогда не мыл руки, а лишь слегка протирал кончики пальцев краем влажной салфетки. Это был, по-видимому, единственный тип гигиены, который король когда-либо практиковал.

9. Королевские странности

Королевская мерзость: не переодеваться в течение пяти месяцев.

Карл VI
Французский король Карл VI был психически болен. У него регулярно случались приступы, во время которых он дико метался по дому. В другие дни королю казалось, что он сделан из стекла и не может пошевелить ни одной мышцей. А однажды в течение пяти долгих месяцев он ни разу не купался и не менял свою одежду. В течение почти полугода король просто старался избегать контакта с людьми, пока у него не наступил момент просветления.

10. Трон-туалет

Королевская мерзость: справлять нужду на троне.

Людовик XIV
Из всех людей в истории, французский король Людовик XIV, скорее всего, был самым дурно пахнущим. Он использовал свой трон в качестве туалета, причем даже во время проведения придворных заседаний. Нетрудно представить себе, какой запах стоял в помещении. Причем, исходил он не только от трона - король купался всего три раза за всю свою жизнь. Вонь он пытался замаскировать, заполнив свои комнаты цветами и обливая себя духами.

«Я сидела напротив него. Он курил гашиш и пил бренди. Не впечатлил. Я вовсе его не знала. Небрит, неряшлив и пьян. Но вскоре я снова встретила его в «Ротонде». На этот раз он был галантен и обаятелен. Приподнял шляпу в знак приветствия, и, смутившись, попросил меня приехать к нему в мастерскую, посмотреть работы. Поехала»

Модильяни пользовался популярностью среди женщин, он часто влюблялся и заводил романы. Но самой страстной его любовью была Беатрис Гастингс.

Модильяни уже исполнилось 30, когда он встретил Беатрис. Он был художником и скульптором с плохой репутацией. Его работы не продавались, а если их кто-то и покупал, то не дороже 20 франков. У Модильяни был собственный художественный стиль, его творчество не относилось ни к одному из популярных направлений того времени.

35-летняя Беатрис была совсем не похожа на невинную молодую девушку, хоть и тщательно скрывала возраст и все подробности личной жизни.

Она родилась в Лондоне, в семье крупного землевладельца и была пятым ребенком из семи. Вскоре после рождения дочки семья эмигрировала в Африку.

Беатрис росла любознательной и талантливой. У нее проявился необычайный талант к пению в широком диапазоне (она могла петь как басом, так и высоким сопрано), позже научилась играть на фортепиано. Девушка сочиняла стихи и даже пробовала себя в роли цирковой наездницы.

Амедео и Беатрис впервые встретились в июле 1914 года в кафе «Ротонда». Их представил скульптор Осип Цадкин. В Париже Беатрис была известна как поэтесса, на то время она работала корреспондентом лондонского журнала The New Age.

Воспоминания Беатрис о Модильяни, как и воспоминания его близких друзей , помогли сформировать представление о художнике - его характере, привычках и переживаниях.

Амедео и Беатрис были весьма странной парой. Беатрис - стройная, элегантная блондинка в вызывающей шляпе, Амедео - смуглый брюнет пониже ростом, одетый в живописные отрепья, отдаленно напоминающие о том, что были когда-то бархатным костюмом.

Муза Модильяни

На протяжении нескольких лет Модильяни занимался только скульптурой и лишь изредка писал картины. Окончательное возвращение Модильяни к живописи совпало с началом его романа с Беатрис Гастингс, которая стала моделью для многочисленных полотен. Он рисовал ее с разными прическами, в шляпах, стоящей у пианино, у двери.

Один из самых известных портретов Беатрис Гастингс - «Амазонка» , написанный Модильяни в 1909 году.

Неспокойная жизнь возлюбленных

Их отношения быстро переросли в бурный, страстный и скандальный роман. Она была убеждена, что не может никому принадлежать, а он яростно ревновал, часто без основания: достаточно было, чтобы Беатрис заговорила с кем-то по-английски.

Мнения по поводу того, как влияла Беатрис на губительные пристрастия Амедео, расходятся. Одни утверждают, что она удерживала его от пьянства, другие же, наоборот, считают, что Беатрис сама была не против виски и поэтому они напивались вместе.

Неудивительно, что во время скандалов часто в ход шли кулаки и разные предметы. Однажды произошло целое сражение, во время которого Амедео гонялся по всему дому за Беатрис с цветочным горшком, а она защищалась длинной метлой. Но громкие скандалы заканчивались таким же громким примирением.

Споры часто возникали на почве творчества. Так, Беатрис утверждала, что объективно оценить произведение могут только другие люди, что в корне расходилось с мнением Амедео, который считал себя лучшим критиком своих работ. В феврале 1915 года в одной из своих статей в «Нью Эйдж» Беатрис даже написала, что нашла в мусорном баке и забрала себе каменную голову, сделанную Модильяни, и теперь не ее отдаст никому ни за какие деньги.

Беатрис была сильной, независимой женщиной. Без угрызений совести она вступила связь с другим мужчиной, итальянским скульптором Альфредо Пина, что очень задело Модильяни.

Беатрис и Амедео были вместе два года. Роман закончился по инициативе Беатрис.