Нравственные добродетели. Размышление о добродетели. Скромность - добродетель избранных

Существует несколько видов добродетелей, которые, хотя имеют внутреннее единство, как происходящие от единого Бога, при этом являют видимое многообразие. В том, что Господь предлагает для желающих достичь святости разные пути в виде различных добродетелей, проявляется Его внимание к свободе человека, или, иными словами, Его любовь к нам.

Для обретения добродетелей необходимо все творимые добрые дела посвящать Христу, творить их во имя Его. Так, например, если обидят нас, и захочется нам отомстить, то сдержимся, говоря в себе: «Прощу ради Христа, простившего мне мои грехи». Если у нас самих мало денег, а к нам подошел нищий, и нам не хочется давать, вдобавок бесы насылают мысли, что он будто бы не достоин нашего подаяния, то пересилим себя и дадим с мыслью: «Подам ради Христа, давшего мне все, что я имею». Если мы уже съели достаточно, а чрево просит еще и еще, остановимся, встанем из-за стола, говоря в себе: «Воздержусь ради Христа, Своим постом научившего меня воздержанию».

С подобным расположением нужно творить и все остальные добрые дела, большие и малые. Кроме такого внутреннего посвящения, совершение добрых дел нужно обязательно сопровождать молитвой, например: «Господи, дай мне сил простить (или подать, или воздержаться». «Молитва есть мать всех добродетелей» . Мы не можем стяжать добродетели без помощи Божией. Сам Господь сказал: «Без Меня не можете делать ничего» (Ин. 15: 5). Те, кто не понимают этого и пытаются исполнять заповеди, опираясь лишь на собственные силы, быстро надрываются и приходят в разочарование.

Чтобы успешно постигать добродетели, очень полезно также советоваться с теми, кто уже прошел по этому пути. Найти в жизни столь опытного духовного наставника не всякому возможно – это особый дар Божий; но всякий может получить такие советы из книг, написанных святыми отцами. Вот почему святитель Игнатий (Брянчанинов) говорил, что «чтение отеческих писаний – родитель и царь всех добродетелей» .

Злые духи, стремящиеся сбить человека с пути, разумеется, будут пытаться помешать тому, кто решил подвизаться в добродетелях. Но даже если бы они не мешали, само естество, привыкшее грешить, все порочные привычки наши будут, особенно поначалу, мешать нам укореняться в истинном добре.

Поэтому святые отцы предупреждают: «Перед началом доброго дела приготовься к искушениям, которые постигнут тебя, и не сомневайся в истине» (преподобный Исаак Сирин) . «Кто совершает дело, угодное Богу, того непременно постигнет искушение. Ибо всякому доброму делу или предшествует, или последует искушение; да и то, что делается ради Бога, не может быть твердым, если не будет испытано искушением» (преподобный авва Дорофей) .

Так что, «когда, делая добро, потерпишь какое-нибудь зло, хотя бы на долгое время, не соблазняйся: тебе непременно воздаст Бог. Чем больше медлит воздаяние, тем большим оно будет» (святитель Иоанн Златоуст) . «Не думай, что ты приобрел добродетель, если прежде не боролся за нее до крови» (преподобный Нил Синайский) .

Это, конечно, не означает, что из-за страха перед возможными искушениями лучше ничего доброго не делать. Добро нужно делать безо всякого страха: пусть нам мешает диавол, но зато помогает Сам Бог, Который сильнее диавола. На нашей стороне не только Бог, но и все ангелы и святые Его, особенно же наш личный ангел-хранитель и святой небесный покровитель, в честь которого мы были крещены. Все они помогают на нашем пути к добру.

Так что любой христианин пусть помнит слова, которые пророк Елисей сказал своему слуге, испугавшемуся вражеских полчищ: «Не бойся, потому что тех, которые с нами, больше, нежели тех, которые с ними» (4 Цар. 6: 16).

Предупреждения об искушениях даются для того, чтобы человек заранее знал и не удивлялся, не смущался и не унывал, встретившись с ними. Святые отцы предупреждают о них так же, как тот, кто знает путь, предупреждает новичка: «Осторожнее, там сбоку канава, не угоди в нее». Кто предупрежден, тот легко выходит из всех искушений. Кто при совершении доброго дела посвящает его Богу и молится, надеясь не на себя, а на Бога, того диавол бессилен сбить с пути.

И еще одно чрезвычайно важное предупреждение: для успеха в добродетелях необходимо запастись терпением.

Господь говорит: «Терпением вашим спасайте души ваши» (Лк. 21: 19) и «Претерпевший же до конца спасется» (Мк. 13: 13). Отсюда видно, что «терпение есть та плодородная земля, на которой произрастает всякая добродетель» (святитель Феофан Затворник) .

Греховные страсти подразделяются на разные виды, и добродетели разных видов служат противоядием от той или иной греховной страсти. Нужно наблюдать за собой, постигая, какие добродетели нам ближе, и, наоборот, от каких грехов мы страдаем больше всего. Поняв это, мы сможем определить приоритеты внутренней борьбы: с какой именно добродетели нам начать восхождение к бессмертию. Поскольку все добродетели связаны между собой, то, начав с одной и исполняя ее как должно, мы непременно привлечем в нашу душу и все остальные.

Существуют разработанные классификации добродетелей, многие святые отцы описывали их. Ниже будут приведены описания только семи основных, особенно актуальных для тех, кто стоит в начале пути.

Воздержание

В чем заключается эта добродетель?

Часто ее отождествляют с постом, но это не совсем верно. Безусловно, пост входит в воздержание, но само воздержание шире бытового понимания поста, оно не ограничивается только лишь пищевой сферой и распространяется не только на определенные Церковью периоды постов, но должно стать общим оздоравливающим принципом всей жизни человека.

Вот как преподобный Ефрем Сирин объяснял это:
«Есть воздержание языка: не говорить много и не говорить пустого, владеть языком и не злословить, не празднословить, не клеветать одному на другого, не пересуживать брата, не открывать тайн, не заниматься тем, что не наше.

Есть воздержание и для глаз: владеть зрением, не устремлять взора или не смотреть… на что-либо неприличное.

Есть воздержание и в слухе: владеть слухом и не поражаться пустою молвой.

Есть воздержание в раздражительности: владеть гневом и не вдруг воспламеняться.

Есть воздержание от славы: владеть своим духом, не желая прославления, не искать славы, не превозноситься, не искать чести и не надмеваться, не мечтать о похвалах.

Есть воздержание в мыслях: не склоняться на помыслы обольстительные и не обольщаться ими.

Есть воздержание в еде: владеть собой и не выискивать пищи обильной или дорогих яств, не есть не вовремя…

Есть воздержание в питии: владеть собою и не ходить на пиры, не услаждаться приятным вкусом вин, не пить вина без нужды, не выискивать разных напитков, не гоняться за удовольствием пить искусно приготовленные смеси» .

Для современного человека эта добродетель особенно важна, поскольку именно ее очень многим не хватает и от ее отсутствия многие мучаются и мучают своих близких. Все воспитание есть по существу привитие минимальных навыков воздержания – когда ребенка учат отказываться от своего «хочу» в пользу того, что «надо». Но, к сожалению, в наше время это удается все меньше и меньше. Отсюда возникают люди во всех смыслах распущенные. Отсюда, например, супружеские измены и распадения браков. Отсюда известные проблемы с алкоголизмом. Отсюда небывалое распространение сквернословия – из-за того, что теперь люди отучились сдерживать себя даже в самом малом.

У человека невоздержанного происходит помрачение ума, память и все способности притупляются, он становится вспыльчивым, раздражительным, не может контролировать себя, становится рабом своей страсти. Невоздержанность делает человека слабым. Всякий распущенный человек внутренне слаб и безволен.

У невоздержанного человека мысли в беспорядке, чувство не обуздано и воля позволяет себе все; такой человек почти что мертв душою: все силы ее действуют по неверному направлению.

А вот добродетель воздержания освобождает человека от раболепства низменным страстям и делает его сильным, волевым. Давно известно, что пост является прекрасным средством воспитания воли. Пост – замечательный повод для тренировки устойчивости и закаленности, которые так необходимы при встрече с суровыми жизненными обстоятельствами. Пост позволяет научиться преодолевать себя, стойко переносить трудности, а тот, у кого есть опыт преодоления себя, становится гораздо более жизнестойким, сильным, не страшится трудностей.

Как говорил святитель Иоанн Златоуст, «воздержание в пище Бог повелевает для того, чтобы мы обуздывали порывы плоти и делали ее послушным орудием для исполнения заповедей» . Труд телесного воздержания мы принимаем для того, чтобы этим постом достичь чистоты сердца. Цель его состоит не в том, чтобы мучить тело, а в том, чтобы расположить его к более удобному служению душевным потребностям.

Поэтому «не принесут нам никакой пользы вода и овощи и постный стол, если мы не имеем внутреннего расположения, соответствующего этим внешним мерам» (святитель Григорий Нисский) . «Ошибается тот, кто считает, что пост лишь в воздержании от пищи. Истинный пост есть удаление от зла, обуздание языка, отложение гнева, укрощение похотей, прекращение клеветы, лжи и клятвопреступления» (святитель Иоанн Златоуст) .

Без помощи Божией не будут успешны наши труды по воздержанию. Поэтому с постом всегда должна быть соединена молитва. «Молитва бессильна, если не основана на посте, и пост бесплоден, если на нем не создана молитва» (святитель Игнатий Брянчанинов) . «Пост посылает молитву на небо, делаясь для нее как бы крыльями» (святитель Василий Великий) .

Важно также, чтобы пост был соединен с прощением ближних и с делами милосердия. Об этом преподобный Серафим Саровский сказал: «Истинный пост состоит не в одном изнурении плоти, но и в том, чтобы ту часть хлеба, которую ты сам хотел бы съесть, отдать алчущему».

Православный пост не имеет ничего общего с лечебным голоданием и диетой, потому что пост исцеляет в первую очередь не тело, а душу, и укрепляет ее. Соглашаясь на воздержание, мы тем самым свидетельствуем, что материальная жизнь сама по себе, отделенная от Бога, не есть для нас цель и благо.

Добродетель воздержания тем более важна для нас, что именно в этой добродетели не устояли наши предки – первые люди, которые получили от Бога в раю одну-единственную заповедь поста: не вкушать плодов древа познания добра и зла, однако не соблюли этой заповеди и через то причинили вред не только себе, но и всем, кто от них происходит.

Итак, если заповедь поста была необходима для нас в раю, до падения нашего, то тем нужнее она после падения. Пост смиряет тело и обуздывает беспорядочные вожделения, душу же просветляет, окрыляет, делает легкой и парящей в высоте.

Сам Спаситель постился 40 дней и 40 ночей, «оставив нам пример, дабы мы шли по следам Его» (1 Пет. 2: 21), чтобы и мы по силе нашей хранили пост в святую четыредесятницу. Пишется в Евангелии от Матфея, что Христос, изгнав беса из некоего юноши, сказал апостолам: «Сей же род изгоняется только молитвою и постом» (Мф. 17: 21). Вот каков великий плод воздержания, сколь совершенным оно делает человека, и какой властью Господь через него наделяет.

При воздержании важно соблюдать умеренность и постоянство. Слишком чрезмерные подвиги воздержания могут без нужды надорвать человека и физически, и душевно.

Совершенное воздержание делается по любви. Это хорошо видно из истории, рассказанной в «Лавсаике». Когда-то прислали святому Макарию Александрийскому гроздь свежего винограда. Святой любил виноград, но решил отослать эту гроздь одному больному брату. С великой радостью получив виноград, брат этот послал его к другому брату, хотя ему и самому хотелось его съесть. Но и этот брат, получив виноград, поступил с ним так же. Таким образом, виноград перебывал у многих монахов, и ни один не съел его. Наконец последний брат, получив гроздь, отослал ее опять к Макарию как дорогой подарок. Святой Макарий, узнав, как все было, удивился и благодарил Бога за такое воздержание братии.

Каждый из монахов сумел воздержаться потому, что прежде думал о других, а не о себе, и имел истинную любовь к ним.

Милосердие

Милость, или милосердие, – это, прежде всего, способность человека действенно откликаться на чужую беду. Добродетель милосердия понуждает человека выходить за пределы себя и деятельно обращать внимание на нужды других людей.

Говоря об этой добродетели, Господь Иисус Христос особенно подчеркнул, что трудящийся в ней уподобляется Самому Богу: «Будьте милосердны, как и Отец ваш милосерд» (Лк. 6: 36). В Писании также сказано: «Кто сеет щедро, тот щедро и пожнет» (2 Кор. 9: 6) и «Блажен, кто помышляет о бедном! В день бедствия избавит его Господь» (Пс. 40: 2).

Эта добродетель – единственное эффективное лекарство от эгоизма, который разрушает человека, заставляя его мучить близких и в конечном итоге самого себя, из-за чего чем более эгоистичен человек, тем более несчастен и раздражителен.

Эта добродетель самая деятельная и позволяет человеку выйти за пределы своей ограниченности. Она связывает человека не только с другим человеком, которому он оказывает благодеяние, но и с Богом, ради Которого это благодеяние оказывается. Святитель Иоанн Златоуст говорил: «Подавая лежащему на земле, мы подаем Сидящему на небе». Почему он мог сказать столь странные на первый взгляд слова? Потому что об этом засвидетельствовал Сам Бог в Евангелии: «Когда же приидет Сын Человеческий во славе Своей и все святые ангелы с Ним, тогда сядет на престоле славы Своей, и соберутся пред Ним все народы; и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов; и поставит овец по правую Свою сторону, а козлов – по левую. Тогда скажет Царь тем, которые по правую сторону Его: приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира: ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне. Тогда праведники скажут Ему в ответ: Господи! когда мы видели Тебя алчущим, и накормили? или жаждущим, и напоили? когда мы видели Тебя странником, и приняли? или нагим, и одели? когда мы видели Тебя больным, или в темнице, и пришли к Тебе? И Царь скажет им в ответ: истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне» (Мф. 25: 31–40).

Таким образом, оказанная нами при жизни милостыня станет нашей заступницей в день Страшного суда. Однако это касается не только будущего, но и настоящего. Нередко люди спрашивают: «Почему Бог не исполняет наши молитвы?». Но, заглянув в глубину своего сердца, многие могли бы сами ответить на этот вопрос.

В наших нуждах нет пред Богом ходатаев сильнее, как соделанные нами прежде дела милосердия. Если мы будем милостивы к людям, то Господь в ту же меру будет милостив к нам. Это и значат слова: «Давайте, и дастся вам: мерою доброю, утрясенною, нагнетенною и переполненною отсыплют вам в лоно ваше; ибо какою мерою мерите, такою же отмерится и вам» (Лк. 6: 38). Христос также сказал: «Как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними» (Лк. 6: 31) и еще: «Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут» (Мф. 5: 7).

Если же мы сами проходим безразлично мимо протянутой руки ближнего и отвечаем отказом на обращенные к нам просьбы о помощи, то что же удивительного, если и наши просьбы о помощи постигает та же участь? Еще святой Иоанн Златоуст предупреждал, что «без милостыни молитва бесплодна». Нет ничего удивительного, что Бог не слушает молитв эгоистов; более того, это вполне справедливо.

И напротив, чистосердечное, бескорыстное оказание добра ближнему привлекает к человеку милость Божию. Господь слышит молитвы милостивых и исполняет их благие прошения, а благодать, как нежная мать, хранит их на всех путях жизни от всякого зла. Святой Августин писал: «Неужели ты думаешь, что тот, кто, кормя нищих, кормит Христа, не будет сам накормлен Христом?».

Любой человек может испытать действенность этого принципа в своей жизни. И тогда, кроме уже упомянутого, он убедится, что совершаемое по-христиански милосердие удивительным образом облагораживает его душу, умиротворяет совесть, доставляет внутренний покой и радость, которую нередко несчастные люди пытаются найти в разных искусственных увеселениях, но не могут, потому что ее там нет.

Милостыня – самое надежное средство к обретению подлинной радости. Она, пожалуй, самое простое и доступное любому богоугодное дело, способное животворить нашу веру. Милосердие – это действенная любовь. Человек, делающий ради Бога дела любви, несомненно, вскоре ощутит в себе настоящую любовь, потому что настоящая любовь – это не разгоряченное чувство, как иногда думают, а дар Божий. Дела милосердия наполнят жизнь не только любовью, но и смыслом. Святой Иоанн Кронштадтский говорил: «Мы лишь тогда истинно живем для себя, когда живем для других. Это кажется странным, но испытай – и ты на опыте убедишься». Милосердие укрепляет и веру в человеке: у того, кто жертвенно служит ближним, вера возрастет.

Каковы дела милосердия? Некоторые думают, что это лишь денежное подаяние нищим. На самом деле к милосердию относится любое дело, совершаемое ради Господа в помощь ближнему.

Дела телесной милости – накормить голодного, защитить слабого, ухаживать за больным, утешить страждущего, помогать не только деньгами или продуктами, но и жертвовать личным временем и силами там, где нужда есть именно в этом, и, широко говоря, оказывать всяческую помощь любому действительно нуждающемуся. Не всякий может оказать достаточную помощь деньгами, но уделить внимание и морально поддержать страждущего может каждый.

Дела милости духовной следующие: обратить чрез увещание грешника от заблуждения, например человека неверующего, или иноверца, раскольника, или пьяницу, блудника, расточителя; невежду научить истине и добру, например не умеющего молиться Богу научить молиться, не знающего заповедей Божиих научить заповедям и исполнению их. Самая высокая милостыня для ближнего – это утолить духовную жажду познания вечной истины, насытить духовно алчущего.

Помимо «вольной» милостыни может быть и невольная. Например, если кого-либо обокрали, а он без ропота перенес это, то такая потеря зачтется ему в милостыню. Или если кто-то взял в долг и не вернул, а человек простил и не стал злиться на должника и изыскивать способов стребовать с него долги, это тоже зачтется в милостыню. Таким образом, даже печальные события нашей жизни мы можем использовать в свою пользу, если будем правильно к ним относиться. Если же станем злиться и роптать, то и потерянного, скорее всего, не возвратим, и для души никакой пользы не получим, так что выйдет не одна, а уже две потери.

Преподобный Силуан Афонский говорил, что научился этому уроку еще от своего отца, простого крестьянина: «Когда случалась в доме беда, он оставался спокоен. Однажды мы шли мимо нашего поля, и я сказал ему: “Смотри, у нас воруют снопы”. А он говорит мне: “Э, сынок, Господь уродил хлеба, нам хватит, а кто ворует, стало быть, у него нужда есть”».

Итак, есть много видов милосердия, но важнейшее из всех – прощение врагам. Ничто так не сильно пред лицем Господа, как прощение обид, ибо оно есть подражание одному из самых ближайших к нам действий милосердия Божия. Сострадание к другим есть главное лекарство от обидчивости.

Дела милосердия надо совершать по возможности втайне. Христос предупреждает: «Смотрите, не творите милостыни вашей пред людьми с тем, чтобы они видели вас: иначе не будет вам награды от Отца вашего Небесного» (Мф. 6: 1). Похвала людей отнимает у нас награду от Бога. Но не только по этой причине добро надо делать втайне. Явное милосердие развивает гордость и тщеславие, самомнение и самодовольство, поэтому мудро поступает тот, кто скрывает свои добрые дела даже от близких людей, по словам Христа: «Пусть левая рука твоя не знает, что делает правая» (Мф. 6: 3).

Нужно понимать, что великое милосердие появляется тогда, когда милостыню даешь не от избытка, а от нужного самому. Мешает стать милостивым эгоистичный настрой мыслей, так что в первую очередь необходимо сделать милостивыми свои мысли, тогда легко будет и на деле стать милостивым.

Подлинно милостивый христианин изливает милосердие на всех окружающих, не различая, кто «достоин», а кто «недостоин» внимания. Вместе с тем, следует проявлять рассудительность при оказании помощи. Например, у одного православного неверующие знакомые попросили денег, и он дал, не спрашивая. А потом сильно сокрушался, узнав, на что пошли эти деньги: супруги их брали на совершение аборта. Если человек просит денег на то, чтобы совершить грех, то в данном случае милосердием с нашей стороны будет отказать и хотя бы этим постараться уберечь его от греха.

Разумеется, не являются милостыней пожертвования, которые совершает человек из украденного или отнятого им у других, как иногда делают грешники, надеясь такими дарениями заглушить угрызения совести. Напрасно! У одного отнимать и другому давать – это не милость, а бесчеловечность. Такие даяния есть мерзость пред Богом. Все незаконно отнятое человек должен вернуть тем, у кого он отнял, и покаяться. Милостыня же только то, что уделяется от честного приобретения.

Хорошо стараться, по возможности, делать милостыню тайно от всех, даже и от того, кому мы помогаем. Так мы проявим уважение к чувствам тех, кому помогаем, избавив их от смущения, и себя самих освободим от любого ожидания корысти или славы от людей. Так, например, святитель Николай Чудотворец, когда узнал, что один человек впал в крайнюю нужду, ночью подходил к его дому и кидал мешочек с золотом, сразу же после этого удаляясь.

После оказания помощи нередко человек может почувствовать в себе внутреннее превозношение и хвастовство. Так проявляет себя страсть тщеславия, которая является греховным искажением чувства радости и доброты по отношению к другим людям. Поэтому, если приходят такие мысли, их нужно сразу отсекать молитвой к Богу: «Господи, избавь меня от греха тщеславия!», а также напоминанием себе, что мы не сделали ничего великого, но лишь исполнили обязанность, и то благодаря помощи Божией, а не сами по себе. Именно Господь делает все добрые дела, и настоящий христианин чувствует счастье и благодарность за возможность поучаствовать в деле Божием, не приписывая этих дел самому себе.

Нестяжание

Эта добродетель исторгает из сердца страсть к деньгам и наживе, порождающую жадность, любовь к роскоши и жестокость.

Священное Писание заповедует: «Когда богатство умножается, не прилагайте к нему сердца» (Пс. 61: 11).

Многие согласятся, что подобные черты действительно можно видеть в богатых людях. Вот почему Господь Иисус Христос сказал: «Трудно богатому войти в Царство Небесное» (Мф. 19: 23), порицая этими словами не само по себе богатство, а тех, кто к нему пристрастился.

Некоторые считают, что эти слова касаются только совсем сказочных богачей – миллиардеров и миллионеров. Но если присмотреться, то нетрудно увидеть, что и рядом с нами есть люди, по сравнению с которыми мы – настоящие богачи, а кроме того, и у людей среднего достатка может быть развито пристрастие к тем или иным вещам, стремление тратить деньги на предметы роскоши и надежда на собственные накопления. Например, сколь много малообеспеченных пенсионеров откладывали «на черный день» или «на похороны», а когда рухнул СССР, их вклады пропали, а накопления обесценились. Это стало таким ударом, что некоторые даже повредились умом. А ведь эти деньги они могли бы загодя потратить на дела милосердия – тогда их ожидала бы награда на небе, и уже в этой жизни они бы имели ясную совесть и сохранили душевное равновесие в годину испытаний.

Так что для каждого из нас актуальны слова святителя Иоанна Златоуста: «Разве человеколюбивый Господь для того дал тебе много, чтобы данное тебе ты употребил только в свою пользу? Нет, но для того, чтобы твой избыток восполнял недостаток у других» ; «Бог сделал тебя богатым, чтобы ты помогал нуждающимся, чтобы мог искупить свои грехи спасением других» .

Господь Иисус Христос, дав заповедь о милостыне, сказал: «Приготовляйте себе влагалища не ветшающие, сокровище неоскудевающее на небесах, куда вор не приближается и где моль не съедает, ибо где сокровище ваше, там и сердце ваше будет» (Лк. 12: 33–34).

Как объясняет святитель Игнатий (Брянчанинов), этими словами «Господь заповедует с помощью милостыни превратить земное имение в небесное, чтобы само сокровище человека, находясь на небе, влекло его к небу» .

Кто в этой жизни раздает свои деньги на добрые дела помощи ближним, тот с каждым добрым поступком готовит на небе лучшую награду, которая будет ожидать его после смерти.

Говоря о добродетели нестяжания, нужно понимать, что сама по себе склонность к накопительству естественна для человека и может быть хороша и полезна, если направлять ее в должное русло, но становится греховной, если направлять ее на недолжные, низкие предметы. Хорошо богатеть добродетелями и копить небесные награды от Бога, но глупо стремиться к накоплению денежных знаков и предметов роскоши.

Наше имущество могут украсть воры, погубить стихийное бедствие, и даже обычный ход событий: так, например, самую дорогую шубу может съесть моль. Но даже если этого не произойдет, любые земные сбережения ограничены и имеют свойство заканчиваться, иссякать. И даже если вдруг они не иссякнут при нашей жизни, мы все равно их лишимся во время смерти.

А вот собранные нами добродетели и накопленные благодаря добрым делам небесные награды – это единственные сбережения, которые ни вор не может украсть, ни моль съесть, и которые, будучи обеспечены вечным Богом, никогда не иссякнут, а со смертью не только не исчезнут, но как раз станут вполне нам доступны.

Если поразмыслить над этим, то нетрудно догадаться, что самые мудрые люди следуют заповеди Христовой и посредством милостыни превращают сокровище временное и переменчивое в вечное и неизменное. Поэтому святитель Василий Великий говорит, что «если станешь беречь богатство – оно не будет твоим; а если станешь расточать [нуждающимся] – не потеряешь» .

Подлинно богат не тот, кто много приобрел, но тот, кто много раздал и тем самым попрал страсть к мирскому богатству. Для христианина постыдно быть рабом денег и прочих материальных вещей, он должен быть мудрым господином их, используя их для вечной пользы своей души.

Как известно, Господь Иисус Христос сказал: «Не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться. Душа не больше ли пищи, и тело одежды? Взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше их?.. Итак, не заботьтесь и не говорите: что нам есть? или что пить? или во что одеться? потому что всего этого ищут язычники, и потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом. Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам» (Мф. 6: 25–26, 31–33).

Таким образом, Он учит нас совершенно предаваться на волю Божию. Как говорил святитель Игнатий (Брянчанинов), «чтобы стяжать любовь к предметам духовным и небесным, нужно отречься от любви к предметам земным» . Нестяжание устраняет все препятствия на пути к всецелому доверию Богу. И до тех пор, пока мы связываем свое обеспеченное существование с собственными сбережениями, работой, имуществом, мы грешим маловерием и вынуждаем Бога посылать нам житейские скорби, которые бы показали непрочность всех мирских вещей, на которые мы надеемся, чтобы привести нас наконец в чувство и помочь нам обратить свой взор к Богу.

Богатому юноше, который искал у Него наставления, Господь сказал: «Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною» (Мф. 19: 21).

Тот, кто исполнит такой совет и поступит по слову Господа, этим действием уничтожает всю свою ложную надежду на мир и сосредотачивает ее в Боге. Такой человек, дошедший до верхней ступени нестяжания, так что ничего из земных вещей уже не считает своим, по слову преподобного Исидора Пелусиота, уже «здесь достигает высшего блаженства, заключающего в себе Небесное Царство» .

Человек, совершенный в нестяжании, не имеет привязанности даже к самым малым бытовым вещам, поскольку даже пристрастие к малой вещи может повредить душе, отлучив ум от привязанности к Богу.

Человек, который привязывается сердцем, например, к своему дому, сразу же приобретает страх потерять дом, и тот, кто знает это, может, используя такой страх и угрожая отнять дом, манипулировать человеком и заставить его сделать то, чего он по своей воле бы не сделал. А вот как раз нестяжание, как острый меч, отсекает все веревочки, которые связывают нас с тленными вещами, и делает бессильным того, кто привык нами управлять, дергая за эти веревочки. Иными словами, добродетель нестяжания дает человеку небывалую свободу.

Пример такой свободы виден в жизни святителя Василия Великого. Когда его вызвал царский чиновник и приказал признать ересь, то есть ложное учение о Боге, святой отказался. Тогда чиновник начал угрожать ему лишением имущества, тюрьмой и даже казнью, но услышал: «Отнимать у меня нечего, кроме бедной одежды и нескольких книг; заточение для меня не страшно, потому что куда меня ни заточат, везде земля Господня; а смерть для меня даже благодеяние, потому что соединит меня с Господом». Изумленный чиновник признался, что еще ни от кого не слышал таких речей. «Видимо, ты просто никогда не разговаривал с епископом», – смиренно ответил святой Василий. Так гонитель оказался бессилен перед подлинно свободным человеком. Все попытки манипулировать потерпели крах. Святой Василий ни к чему земному не был привязан и потому ничего не боялся лишиться, так что оказалось нечем его шантажировать и нечем ему грозить. Начальник отступился.

Нестяжание освобождает не только от страха потерять земные вещи, к которым мы привязаны, но и от множества забот по их приобретению и от множества опасностей, связанных с этим. Кроме того, оно освобождает значительную часть времени и, главное, внимания человека для того, чтобы обратить его на Бога и ближних и посвятить деланию добра.

Чем меньше человеку нужно для жизни, тем больше он свободен. Поэтому мудрый человек, даже имея большие доходы, учится довольствоваться малым и жить просто. Упомянутый святой Василий Великий советовал: «Не должно заботиться об избытке и прилагать старание ради пресыщения и пышности; надо быть чистым от всякого вида любостяжания и щегольства» . Это очень важный принцип – довольствоваться только необходимым, а все, что сверх того, строго ограничивать.

Ведь если человек, имея вполне годную обувь, одежду и вещи, например сотовый телефон, стремится купить себе новое только потому, что прежнее будто бы «уже вышло из моды», такой заражен любостяжанием и далек от добродетели нестяжания.

Тот, кто хочет исцелиться от погибельной страсти сребролюбия и любостяжания, пусть держит в уме тот ответ, который Господь дал богатому юноше.

Но что делать тем, кто не чувствует в себе такой решимости, которая была бы соразмерна этой заповеди для совершенных? Святитель Иоанн Златоуст дает следующий совет: «Если сразу всего достичь для тебя трудно, то не пытайся все получить в один раз, но постепенно и мало-помалу восходи по этой лестнице, ведущей на небо… И ничто так легко не прекращает этой страсти, как постепенное ослабление корыстных желаний» .

Действительно, сразу принять решение о том, чтобы раздать все свое имущество нищим, для многих не под силу. Но вот уделить хотя бы малую часть его для того, чтобы сегодня накормить голодного или поддержать попавшего в беду, под силу каждому. Нужно начать это делать хотя бы понемногу, но регулярно и притом со временем расширять доброделание. Чем больше мы готовы отдать в случае необходимости из своего имущества, тем меньше мы от него зависим.

(Окончание следует.)

(греч. arete, лат. virtus, нем. Tugend, англ, virtue) - деятельное добро, делание добра; фундаментальное моральное понятие, характеризующее готовность и способность личности сознательно и твердо следовать добру; цельная совокупность внутренних качеств личности, воплощающих человеческий идеал в его моральном совершенстве. Д. является одной из двух основных форм объективации морали наряду с принципами, нормами; в отличие от последних, фиксирующих надличностную и общезначимую сущность морали, Д. выражает индивидуализированность и произвольность морали. Ее можно определить какявлен-ность морали в индивиде, мораль, ставшую мотивацией поведения. Для понятия Д. существенными являются следующие признаки. Она 1) всегда соотнесена с высшей, самодостаточной целью, которая никогда не может быть низведена до уровня средства и совпадает с человеческим совершенством; 2) сопряжена с особыми, только ей свойственными удовольствиями (радостями), практикуется ради самой себя; 3) возникает на пересечении природно-аффективных состояний (инстинктов, страстей, склонностей) и познающего ума, является качественной характеристикой (складом, устоем, диспозицией, нравственной определенностью) характера (нрава, этоса, темперамента, “души”) человека; 4) представляет собой деятельное обнаружение нравственной сущности человека, реализуется в поступках, соотнесенных с практикуемыми в обществе образцами поведения; 5) выступает как свободный (самочинный, преднамеренный, сознательно-взвешенный) образ действий, в ходе которого индивид принимает на себя риск собственных решений; 6) деятельно противостоит пороку. Среди конкретных теорий Д. наиболее значительными, обозначающими важнейшие исторические вехи в ее понимании являются теории Аристотеля и И. Канта. Аристотель связывает Д. со счастьем, видя в ней и путь к счастью и существенную часть самого счастья. Понимая Д. как наилучшее, совершенное состояние души, Аристотель видит это состояние в том, что неразумно-аффективная часть души слушается указаний ее разумной части подобно тому, как ребенок слушается указаний отца. Результатом является обладание серединой: “Как в страстях, так и в поступках пороки переступают должное либо в сторону избытка, либо в сторону недостатка, добродетель же умеет находить середину и ее избирает”. Д. и пороки различаются не предметом, а способом, каким осуществляется то или иное дело; грани между ними являются подвижными. Середина - не арифметическая формула, а совершенный и каждый раз конкретный =-svoboda-vybora-6366.html">выбор, зависящий и от того, кто выбирает, и от частных обстоятельств выбора: “Установленных правил нет в поступках и действиях”. ные умения (привычки) человека соотнесены с привычными формами полисной жизни, которая также представляет собой воплощенный, предметно развернутый разум. ный индивид оказывается основной несущей конструкцией полисной морали. Кант развивает свое учение о Д. в прямой полемике с Аристотелем и его традицией. Для его позиции суще- ственны следующие моменты: Д. сопрягается с такой целью, которая сама по себе есть долг; она выводится из чистых основоположений и вовсе не является навыком, привычкой к добрым делам; Д. нельзя определять как середину, различие между ней и пороком имеет качественную природу. Кант разрывает связь Д. со счастьем и подчиняет ее долгу. Аристотель и Кант своими подходами к Д. обозначают две эпохи в истории этики и морали. Для Аристотеля мораль выступает по преимуществу в форме моральной (добродетельной) личности. Такое понимание вполне соответствовало общественным отношениям античности и Средневековья, в значительной мере имевшим форму личных связей. Для Канта мораль совпадает с абсолютным законом, а этика трансформируется прежде всего в метафизику нравов. За таким взглядом стоял исторический сдвиг, в ходе которого общественные отношения приобретали безличный, вещный характер, а нравственность из области личностных добродетелей перемещалась в область нормативных систем (прежде всего права). От Сократа и Платона идет традиция выделения четырех кардинальных добродетелей: мудрость (рассудительность), справедливость, мужество, умеренность. Рассудительность - свойство ума, разумной части души (дианоэтическая Д., по классификации Аристотеля) и имеет отношение ко всем др. Д. (стоики считали ее единственной Д.). Справедливость есть нравственная мера в распределении преимуществ и недостатков совместной жизни людей. Мужество - воинская Д., способ поведения, позволяющий преодолеть физическую боль и страх смерти, когда этого требует мораль. Умеренность представляет собой нравственный способ поведения применительно к чувственным удовольствиям. Аристотель расширил каталог Д., добавив в него кротость, щедрость (вместе с великолепием), честолюбие (вместе с величавостью), а также дружелюбие, любезность и правдивость. В патристической и схоластической этике ряд Д. был дополнен теологическими (богословскими) Д. веры, надежды и любви, заимствованными у ап. Павла (1 Кор. 13: 13). В Новое время произошли изменения, в контексте которых традиционный каталог Д. был, с одной стороны, расширен, а с другой - смещен из центра на периферию нравственной жизни; сформировалась Д. терпимости (толерантности), задающая нравственную меру отношения к людям др. верований и убеждений; в связи с торжеством мещанского (буржуазного) этоса над аристократическим на уровень общественно значимых Д. были подняты такие качества, как труд, бережливость, прилежание и др.; изменилось соотношение Д. и общезначимых норм в пользу последних. А.А. Гусейнов

Добродетель

– Толковый словарь Ожегова

Добродетель Ж. – Толковый словарь Ефремовой

1. Положительное нравственное качество человека (противоп.: порок). // Высокая нравственность, моральная чистота. 2. устар. Доброе дело, благодеяние.

Добродетельно Нареч. – Толковый словарь Ефремовой

1. Соотносится по знач. с прил.: добродетельный (2).

Добродетельный – Толковый словарь Ожегова

Высоконравственный, проявляющий добродетель, полный добродетели

Добродетельный Прил. – Толковый словарь Ефремовой

1. Обладающий добродетелями; высоконравственный. 2. Свойственный добродетельному, высоконравственному человеку. // Преисполненный добродетели.

Добродетельный Цикл – Социологический словарь

(virtuous cycle) - см. Порочный цикл.

Добродетельный Человек Добродетельного Города – Философский словарь

Жесткая нормативность "социальной" модели добродетельного человека в мусульманской культуре зиждется на представлениях о полной зависимости всего сущего от Абсолюта. Предопределенность судьбы и поведения человека утверждается многочисленными аятами Корана (6:134, 6:39, 7:188 и др.), хотя в нем же имеются стихи, которые можно рассматривать как отрицание слепого фатализма. Фаталистическая идея была закреплена и положена в основу этической системы ислама мусульманскими теологами. Полное и яркое выражение она получила, в частности, в трудах Газали (ум. 1111). В трактате «Воскрешение наук о вере» он писал: „Солнце, луна и звезды, дождь, облака и земля, все животные и неодушевленные предметы подчинены другой силе, подобно перу в руке писца. Нельзя верить, что подписавшийся правитель и есть создатель подписи. Истина в том, что настоящий создатель ее - Всевышний. Как сказано Им, Всемогущим... «И не ты бросил, когда бросил, но Аллах бросил»" . Уже при первых халифах в среде мусульман возникли споры и борьба вокруг догмата о предопределении. Может ли человек отвечать за свои поступки, которые зависят не от него, поскольку от века предопределены Богом Как согласовать представление об Аллахе - всемогущем и в то же время всеблагом творце Раз он всемогущ, то и добро и зло существуют по его воле, и, следовательно, он не всеблаг, если же Бог всеблаг и зло идет не от него, тогда он не всемогущ и не определяет судьбы людей. Абсолютный фатализм был поставлен под сомнение первыми "задумавшимися" и "препирающимися" мусульманами - кадаритами (от араб. "кадар" - "судьба, рок"). Сущность кадаритов, по словам известного средневекового мусульманского историка аш-Шахрастани (ум. 1153), состояла "в желании найти причину всякой вещи, а это [пошло] от сущности первопроклятого (т.е. дьявола. - М.С.), так как он искал, во-первых, причину сотворения, во-вторых, мудрость в религиозной обязанности, в-третьих, пользу в обязанности поклоняться Адаму" . Кадариты отстаивали свободу воли человека и его ответственность за свои действия перед Аллахом. Сторонниками учения о свободе воли выступали и богословы из числа мутазилитов. По существу полемика между приверженцами абсолютного фатализма и поборниками хотя бы умеренной свободы воли наблюдалась на протяжении всей истории мусульманства, став особенно актуальной в XIX-XX вв. При всей несхожести ислама с буддизмом или даосизмом вырабатанная во всех трех "индивидуалистическая" модель имеет общие черты. Совершенство, скажем, буддийского бодхисаттвы и суфийского ал-инсан ал-камил (Совершенного человека) определяется не сравнением их достоинств с достоинствами других людей, а соотнесенностью с Абсолютом, высшей степенью близости к Будде или Аллаху, ибо критерий идеальности, находящийся вне или по крайней мере значительно выше нормативов (даже если они освящены религией), не от мира сего, он обращен к трансцендентному и в то же время замкнут на человеческом "я". Выбор такого рода критерия становится возможным в силу переноса акцента с биологически социальной сущности человека на его сверхприродное, божественное начало. Согласно суфийской интерпретации, в человеке нераздельно слито божие и тварное. Великий шейх Ибн Араби толкует стих Корана (аят 75, сура 38): „О, Иблис, что удержало тебя от поклонения тому, что Я создал Своими руками"- как свидетельство того, что Адаму, сотворенному двумя руками, присущи две формы: внешняя создана из реальностей мира, а внутренняя соответствует "совокупности божественных имен и качеств". Человек в значении рода - самое совершенное бытие универсума. Всякое другое бытие - отражение одного из бесчисленных атрибутов Абсолюта; человек же синтезирует в себе все формы божественного проявления, в нем объединено все сущее, все реальности мира. В системе "вахдат ал-вуджуд" человек - микрокосм, своего рода мера всего дольнего мира - макрокосма. Более того, человек - это посредствующее звено между Богом и миром, которое обеспечивает единство космического бытия и бытия земного. Ибн Араби сравнивает человека с драгоценным камнем в кольце-печатке: он не что иное, как знак, метка, которую Господь ставит на свои сокровища, а потому он называется преемником (халифа) Бога, творения которого хранит, как хранят клад за печатью. Ссылаясь на Коран (33:72), гласящий: „Мы предложили залог небесам, и земле, и горам, но они отказались его понести и устрашились его; понес его человек...", - суфии толкуют аят как утверждение предназначенности человека быть "вместилищем божественного". Чтобы оправдать свое высшее предназначение, человек должен стремиться к самосовершенствованию. Ибо если сердце подобно зеркалу, в котором отражается лик Божий, чтобы узреть в нем Господа, его следует "отполировать", дабы отражение соответствовало Отраженному. Значит, смысл человеческого существования - в исполнении высшего долга, требующего постоянного совершенствования. Для этого недостаточно следовать лишь предписанным обществом нормам поведения. Закон - "ориентир" в мире явленного бытия; для вступившего же на Путь, ведущий в храм истинного бытия, роль "маяков" выполняют святые наставники. Высший в иерархии суфийских наставников - ал-инсан ал-камил. Если у Ибн Араби Совершенный человек" несет преимущественно (а быть может, и исключительно) метафизическую функцию принципа, решающего проблему единого и множественного, общего и частного, сущности и явления, то в представлениях более поздних суфиев на передний план выходят религиозные функции Совершенного человека, выступающего в роли посредника между Богом и человеком. Допущение метафизического и религиозного толкований ал-инсан ал-камил позволяло формировать принцип нравственного совершенствования в зависимости от интеллектуального уровня адепта. Для большинства последователей суфизма, людей простых, обычно неграмотных, ориентиром в этом процессе был наставник-святой. Его жизнь, поведение служили им наглядным примером, воспринимались как образец, которому следовало подражать. И они подражали, часто слепо и безрассудно, становясь нередко орудием в руках людей лживых и властных, умевших всецело подчинить своей воле слабых и неискушенных. Вместе с тем метафизическая трактовка ал-инсан ал-камил содержала в себе немалые гуманистические потенции. Предполагалось, что эталоном нравственности, индикатором добра и зла может и должен быть сам человек, способный к совершенствованию на пути самопознания, обретения своего истинного "я": „Цель и смысл Пути - в самом себе безмерное найти" (ал-Фарид). Концепция Совершенного человека отличается от традиционного исламского вероучения по крайней мере в двух планах. Во-первых, из мысли о том, что человек - хранилище божественного и возможно его возвращение к истинному "я" через единение с Богом, допустим логический вывод об имманентности Его природы человеку, а это несовместимо с теистическим тезисом об абсолютной трансцендентности Бога. Во-вторых, сама постановка вопроса о возможности достижения индивидом уровня ал-инсан ал-камил содержит вызов идее фатализма. Признание полной предопределенности действий человека делало бы бессмысленным вступление на путь совершенствования, к чему призывали суфии и что составляло основу их учения и практики. Отсюда возникало стремление совместить всемогущество Бога и свободу воли человека. Согласно Ибн Араби, всемогущество Бога выражается в том, что он всегда является "дающим": он "казначей всех возможностей". Но Великий шейх далек от того, чтобы признавать только необходимость и исключать возможность. "Интеллектуально немощными" называет он тех мыслителей, которые отрицают возможность как таковую и принимают (в качестве логической и онтологической категорий) лишь абсолютную необходимость. Основание для признания свободы воли человека Ибн Араби видит в том, что человек представляет собой "вместилище" дарованных Богом возможностей, которые способен и обязан реализовать самостоятельно: ... мы Ему принадлежим, Но разве сами мы собой не обладаем Ему во мне принадлежит лишь слово "быть"; Сколь нами Он, столь мы собой располагаем. (пер. Смирнова А.В.) Свобода воли, таким образом, квалифицируется как милость Божия. В чем же смысл того, что Всевышний добровольно ограничивает свое могущество В "испытании" человека. Зачем понадобилось творцу испытывать человека, разве не мог он ниспослать одну добродетель Чтобы выявить подлинную добродетель человека, ибо, как говорит поэт-суфий Джалал ад-Дин Руми, "целомудрие ничего не стоит, если отсутствует искушение пороком". Но главное не в этом. Зло и добро нужны, чтобы показать всеохватность абсолютного Бытия. Бог есть все, а значит он манифестирует себя даже в качествах несовершенства и в качествах, заслуживающих осуждение. Мысль о том, что Бог, дабы "стать известным", проявляет себя в контрастирующих формах, поскольку ослепляющий Божественный свет, чтобы его можно было видеть, противополагает себе тьму, созвучна высказываниям неоплатоников, утверждавшим, что о порче вещей можно говорить лишь до тех пор, пока есть то, что портится, о зле - пока есть благо. Добро и зло выступают как объективные проявления парных Божественных атрибутов: милосердия и мщения. Они суть результат желания Всевышнего манифестировать себя, т.е. в определенном смысле детерминированы. Остановиться на этом означало бы не только признать естественность присутствия в мире добра и зла, но также согласиться с бессмысленностью преодоления последнего. Тогда не осталось бы места ни для чего иного, кроме примирения с существующим злом, признания нецелесообразности высоких помыслов и усилий, направленных к личному совершенствованию и общественному прогрессу. Понимая, к чему приведет такой подход, суфии пытаются разъяснить, что, хотя добро и зло объективны, человек свободен сделать между ними =-svoboda-vybora-6366.html">выбор. Джалал ад-Дин Руми сравнивал свободу воли с "капиталом", который тому, кто правильно им распоряжается, приносит прибыль, того же, кто не умеет им пользоваться или злоупотребляет, ждет наказание в Судный день. Тот же Руми признавал, что спор между приверженцами божественного детерминизма и их оппонентами рациональным путем не может быть разрешен, а потому его следует перенести из области разума в сферу, где "царит сердце". Полностью поглощенный любовью к Всевышнему, человек становится частью "океана" - абсолютной реальности, и всякое действие, которое совершается им, - не его действие, а океана. Всеохватывающая любовь к Богу настолько меняет человека, что для него теряет смысл вопрос о свободе воли: он ощущает полную слитность с абсолютным бытием, и тогда естественно возникает ощущение: „Я есмь Бог". Мансур ал-Халладж позволил себе столь дерзкое высказывание (именно из-за него он был публично казнен в 922 г.), потому что пришел к заключению: „Его Дух - это мой дух, а мой дух - Его Дух; Он хочет того, что я хочу, и я хочу того, что Он хочет!" Руми расценивает халладжевское "Я есмь Бог" как свидетельство великого смирения, а вовсе не высокомерной претензии. Человек, который говорит: „Я - слуга Божий", тем самым утверждает, что существует его "я" и Бог. Тот же, кто заявляет: „Я есмь Бог", тем самым говорит: „Меня нет. Есть только Бог". Словом, свобода воли, согласно суфизму, означает свободное от внешних мирских влияний воление, сообразующееся с выбором индивида. Критерием нравственности выступает личное суждение о том, что есть добро. Впрочем, суфийское свободное воление, тем не менее, ограниченно, условно, ибо считается, что только избранные способны к самостоятельности суждений и выбора, большинство же обязано подчиняться наставникам. Право на свободное суждение обретается лишь после прохождения пути совершенствования, должно быть выстрадано, обретено в "муках", в неустанном стремлении к постижению Истины. Восхождение по Пути завершается "фана" - состоянием, аналогичным нирване. Представления мусульманских философов о том, что есть человек в принципе и каковы характеристики совершенного или добродетельного человека в частности, складывались в оппозиции религиозному догматизму и под значительным воздействием античных философов. Для примера остановимся на взглядах ал-Фараби - одной из самых ярких фигур в области философской антропологии на мусульманском Востоке. Ал-Фараби относил человека к четвертой ступени бытия. Первое, что появляется в человеке, как только он рождается, - так это способность питаться, а вслед за ней одна за другой- способности воспринимать ощущаемое, желать или отвергать ощущаемое, воображать и наконец мыслить. С помощью "мыслящей силы" человек воспринимает умопостигаемые объекты интеллекции, отличает красоту от уродства и обретает искусства и науки. Мыслящая сила господствует над всеми остальными силами или способностями . Опираясь на данные современной ему медицины, ал-Фараби подробно описывает функции различных органов человеческого тела, отдавая при этом мозгу второе (после сердца) по значимости место. Любопытно, что философ, вопреки исламской традиции, дискриминирующей женщин по отношению к мужчинам, утверждает, что "они [мужчины и женщины] не различаются в том, что касается силы чувственной, воображения и интеллекта" [Там же, с. 282]. Когда умопостигаемые объекты интеллекции приобретены человеком, в нем естественно реализуются обдумывание, размышление, воспоминание, стремление к умозаключениям и желания. "Стремление к тому, что постигается, это в целом, - считает ал-Фараби, - проявление свободной воли. Если оно исходит из ощущения или воображения, то носит название, общее с проявлением свободной воли; но, если оно исходит из размышления или рассуждения, его называют общим [термином] свободного выбора, присущего именно человеку" [Там же, с. 288]. Реализация первых умопостигаемых объектов интеллекции в человеке является его первым достижением. Они ему даны только с целью послужить тому, чтобы он смог достигнуть своего наивысшего совершенства - счастья. Счастье определяется ал-Фараби как "добро, искомое ради самого себя"; оно состоит в том, что "человеческая душа поднимается до такого совершенства бытия, что она больше не нуждается для своего существования в материи, поскольку она соединяется с совокупностью бытии, свободных от телесности, и субстанциями, отделенными от материи, и существует таким образом вечно" [Там же, с. 288-289]. Подобное определение счастья весьма напоминает описание состояния мистика, достигшего высшей ступени совершенства. Однако дальнейшие рассуждения философа о добродетельном городе и жизни в нем добродетельных граждан свидетельствуют о том, что понятие счастья имело для ал-Фараби и вполне социальный смысл. Лейтмотивом «Трактата о взглядах жителей добродетельного города» является тема общественной природы человека. "Лишь через объединения многих помогающих друг другу людей, где каждый доставляет другому некоторую долю того, что необходимо для его существования, - пишет арабский философ, - человек может обрести то совершенство, к которому он предназначен по своей природе" [Там же, с. 303]. Добродетельный город, т.е. идеальное общество, "призван обеспечить благоприятные условия для свободного выбора (курсив мой - М.С.), который позволит людям стать счастливыми" [Там же, с. 305]. Напротив, невежественный или "заблудший город" - тот, "который полагает, что счастье будет после этой жизни" [Там же, с. 325], "жители которого никогда не знали счастья, и им в голову никогда не приходило к нему стремиться" [Там же, с. 322]. Ал-Фараби сравнивал добродетельный город со здоровым телом, в котором все органы выполняют предназначенные им функции и действуют в слаженном взаимодействии: Он утверждал, что общество должно соблюдать определенную иерархию. На вершине последней - глава, превосходящий всех остальных граждан по своим способностям и добродетельности. Далее следуют люди, приближающиеся к этому главе по своим качествам, каждый из которых, согласно собственному положению и способностям, осуществляет те действия, которые требуются для достижения преследуемой главой цели. Ниже их стоят люди. Так располагаются по порядку различные члены городского объединения вплоть до тех, кто руководим, но не руководит, и кто служит, но не обслуживается. Они занимают низшую ступень и являются людьми самого низкого положения [Там же, с. 306-307]. Главой добродетельного города может быть человек, во-первых, по своей природе готовый к управлению, а во-вторых, обладающий волей к реализации заложенных в нем способностей. Ал-Фараби утверждает, что человек становится человеком тогда, когда обретает природную форму, способную и готовую стать разумом в действии. Первоначально он обладает страдательным разумом, сравнимым с материей. На следующей ступени страдательный разум переходит в разум в действии, а тот в свою очередь ведет к появлению приобретенного разума. Если страдательный разум есть материя для приобретенного разума, последний является как бы материей для разума деятельного. "То, что, переполнившись, переливается от Аллаха, - писал ал-Фараби, - к деятельному разуму, переливается им к его страдательному разуму через посредство приобретенного разума, а затем - к его способности воображения. И человек этот благодаря тому, что переливается от него в его воспринимающий разум, становится мудрецом, философом, обладателем совершенного разума, а благодаря тому, что перетекает от него в его способность воображения - пророком, прорицателем будущего и истолкователем текущих частных событий... Подобный человек обладает высшей степенью человеческого совершенства и находится на вершине счастья. Душа его оказывается совершенной, соединенной с деятельным разумом" [Там же, с. 316]. Именно такому человеку, именуемому имамом, и подобает быть главой добродетельного города. Во взглядах ал-Фараби на человека и общество прослеживается несомненное влияние Аристотеля (скажем, когда он рассуждает о человеческой душе и присущих ей силах-способностях), Платона (в частности, его концепции идеального правления в «Государстве»), неоплатонизма (при изложении процесса эманации, истечения различных уровней бытия). В то же время налицо и стремление адаптировать идеи греческих мыслителей к условиям мусульманского общества, согласовать их с исламскими установками на нераздельность духовной и светской властей, на идеал теократической монархии. Ал-Фараби считают предтечей Ибн Халдуна (1332-1406) - мыслителя такого калибра, который позволяет некоторым историкам утверждать, что именно он является основателем социологии, предвосхитившим Вико, Кетле, Конта, Макиавелли, Смита, Спенсера. Его же называют иногда предшественником исторического материализма, "марксистом до Маркса" или же "арабским Марксом". К XIV в., когда философия и даже схоластическая теология на мусульманском Востоке оказались кажется полностью побежденными неоханбализмом (самым консервативным направлением исламской ортодоксии), единственным исключением из этого процесса оставался Ибн Халдун. Два аспекта его вклада в философское наследие особенно значимы. Это развернутое комментирование и критика арабского перипатетизма, а также создание первой в истории мусульманства философии истории. Самое важное из его произведений - «Мукаддима» («Пролегомены»), представляющее введение к трактату «Большая история». В «Мукаддима» Ибн Халдун критикует философов и приходит к выводу о том, что метафизика вообще не в состоянии разрешить ни одной проблемы, касающейся судьбы человека и его спасения. Единственным "плодом" метафизики является ее способность "заострить ум" посредством культивирования в людях с помощью логических методов "привычки к истине". Несмотря на все недостатки указанных методов, они, тем не менее, наилучшие из всех пока известных. Ибн Халдун, однако, рекомендует прибегать к ним только после серьезного ознакомления с религиозными науками, в частности с коранической экзегетикой (тафсир) и мусульманской юриспруденцией (фикх). Халдуновская теория истории и цивилизации - результат в целом позитивистской методологической установки, сочетающейся с религиозными и даже мистическими воззрениями средневекового мыслителя. Несмотря на утверждение зависимости исторического процесса от воли Всемогущего, Ибн Халдун строит свою теорию истории, опираясь на эмпирические данные географии, климата, экологии, культуры. Ибн Халдун определил основную ориентацию своих социологических построений как "социальная физика", взяв за образец современную ему физику, развивавшую аристотелевские представления о природе. Природный мир для него - это мир "упорядоченный и совершенный, в котором причины связаны со следствиями, вселенные соединяются со вселенными, одни существующие вещи превращаются в другие, и бесконечны его дивности, и нет ему границ" . Человек неразрывно связан с природой. Наибольшее влияние на него оказывает температура воздуха, различная в каждом из семи "климатов". Ибн Халдун продолжает прослеживаемую в трудах его предшественников, в частности ал-Фараби и Ибн-Рушда, натуралистическую линию в объяснении своеобразия психических особенностей людей, их культуры, социальной организации. Но человек это не только природное, он - политическое существо, в том смысле, что "нуждается в объединении или в том, что называют полисом ", - пишет Ибн Халдун [Там же, с. 126]. Человек не в состоянии прокормить и защитить себя без взаимодействия с другими людьми, а потому "сотрудничество необходимо роду человеческому, ... без него существование людей не является полным" [Там же, с. 128]. Один из важнейших тезисов Ибн Халдуна состоит в утверждении: "...условия, в которых живут поколения, различаются в зависимости от того, как люди добывают средства к существованию" [Там же, с. 131]. Те, кто следует естественными путями в добывании средств к существованию, - обрабатывают землю, разводят скот. Это люди, живущие в состоянии примитивности, это те, кто не в состоянии добыть превышающее необходимое. Когда же появляется избыток, превосходящий элементарные потребности, человеческое общество переходит из состояния примитивности в состояние цивилизации. Ибн Халдун считает первое состояние более здоровым, чем второе, неизбежно влекущее за собой излишество, пассивность, застой и в конечном счете гибель. Он полагает, что государство переживает пять стадий в процессе своего существования: l) консолидацию, когда устанавливается монархическая власть, опирающаяся на солидную поддержку народа; 2) тиранию, когда монарх монополизирует власть и утрачивает связь с соплеменниками. 3) злоупотребление привилегиями со стороны власть имущих; 4) попытки умиротворения народного недовольства; 5) распад и гибель. В рассуждениях Ибн Халдуна относительно закономерностях динамики общественного развития несомненно влияние "Чистых братьев" (тайного религиозно-философского общества, возникшего в Х в. в Басре), утверждавших цикличность общественного развития: "...У каждого государства есть время, с которого оно подымается, и граница, у которой оно кончается". Однако предшественники Ибн Халдуна обращали внимание лишь на политический аспект этой цикличности; он же подчеркивал не только связь политических факторов с экономическими, но делал преимущественный акцент именно на последних, на условиях, при которых "люди добывают средства к существованию".

В системах нормативной этики свойство личности, делающее ее способной к нравственно «правильным» мыслям, словам и поступкам. Понятие Д. в европейской традиции преемственно по отношению к античному понятию «арете» в его послесократовском истолковании; у истоков доктрины о Д. стоит Платон, опосредованный аристотелизмом и стоицизмом. В терминологии, унаследованной европейской мыслью от Аристотеля через посредство схоластики, Д. есть «хабитус» (лат. habitus - навык, стабильное состояние) души; см. Aristot. Eth. Nicom. II, 4,1105Ь201106а12. Как всякий другой «хабитус», Д. обычно приобретается, а затем приумножается и осуществляет себя посредством упражнений, т. е. сообразных ей «актов». Всякое проявление Д., в том числе и душевное движение, есть по такому пониманию «акт» Д. (поступок - это «акт внешний», actus externus , самонастраивание души - акт «внутренний», actus internus). Отсюда характерные для западного религиозного обихода выражения типа «акт веры» или «акт покаяния», означающие усилия возбудить в себе некоторое чувство, которые обычно сопровождаются чтением молитвенной формулы, а также термин «духовные упражнения». В акте «хабитуальная» Д. обретает действительность и становится «актуальной» Д.

Все Д. мыслятся как свойства моральные в широком смысле слова; однако среди них выделяются как самая большая группа «моральные Д.» в узком смысле слова. В центре этой группы традиция поставила 4 «кардинальные» Д. (от лат. carde «ось»), число которых связано с символикой 4 стран света, 4 углов дома, 4 стихий и т. п. (полнота естественного), а отбор восходит к Платону (Resp. IV, 427е sqq.): благоразумие (prudentia), справедливость (iustitia), воздержность (temperantia) и мужество (fortitudo). Но если у Платона в связи с его этико-политической концепцией примат принадлежал справедливости, как бы суммирующей в себе прочие моральные Д., гражданской Д. по преимуществу, то схоласты склонны передавать примат благоразумию, Д., осуществляющей подчинение воли разуму и указывающей другим Д. пределы их меры (напр., Thomas Aquinas, Summa theol., la Пае, qu. LXI, art. 2). Вопрос о мере особенно важен потому, что моральные Д. по примеру Аристотеля часто описываются как середина между парами противоположных порочных крайностей: щедрость - середина между скупостью и расточительством, храбрость - середина между трусостью и опрометчивостью, и т. д. Погрешить против каждой Д. можно «недостатком» (per defectum) и «избытком» (per excessum) (трусость - «недостаток» храбрости, опрометчивость - ее «избыток»). Венчая моральные Д., благоразумие связывает их с интеллектуальными Д. (по Аристотелю - дианоэтическими); в числе последних - знание (scientia), мудрость (sapientia), разумение (intellectus), искусство (ars). Отдавая интеллекту первенство перед волей, традиция томизма отдавала интеллектуальным Д. первенство перед моральными. С христианской точки зрения интеллектуальные и моральные Д. в совокупности представляют собой Д. «человеческие», или «естественные»; от них отличны Д. «теологические», или «сверхъестественные» - вера, надежда и любовь (ср. 1 Кор. 13:13), число которых не случайно соответствует троичности Божества - в традиционной христианской символике чисел 3 относится к 4 как божественное к человеческому и вечность к времени, и таково же отношение теологических Д. к кардинальным, а в сумме они дают священное число семь. Если интеллектуальные и моральные Д. по своему происхождению бывают отчасти врожденными (innatae - но это, собственно, еще не Д., а только их задатки и предпосылки, как объяснил еще Аристотель), а главным образом приобретенными (acquisitae), т. е. результатом упражнений, Д. теологические рассматриваются как внушенные свыше (букв, «влитые», infusae), что не снимает задачи упражнять их и осуществлять в «актах». Примат среди теологических Д. принадлежит любви; но это именно «сверхъестественная» любовь, отличная от естественной привязанности. Обладание теологическими Д. мыслилось возможным только для верующего, обладание интеллектуальными и моральными Д. - для всякого человека, следующего «естественному закону».

Разграничение между естественными и сверхъестественными Д. особенно отчетливо выраженное в католической традиции томизма и казуистики, вызывало протесты с противоположных сторон: с позиции веры можно было отрицать понятие естественной Д., приравнивая ее к «блистательному пороку» (Августин, считавший, что безупречно нравственное поведение вообще не вменяется человеку в заслугу) или ставя ее в полную зависимость от благодати (Иоанн Дунс Скот, Лютер) или предопределения (Кальвин), что приводило к нивелированию естественных и сверхъестественных Д.; напротив, с позиции рационализма или т. н. автономной этики можно было отрицать понятие сверхъестественной Д. как несовместимое с сущностью этического. Итальянский Ренессанс разработал концепцию «Д.» (virtu) как предельно полной реализации способностей человеческой природы; эта концепция, связанная с семантической двузначностью латинского слова «virtus» («Д.» и «способность»), была удалена не только от теологии, но и собственно от этики. Классификация Д. сама по себе, как прием формализации этических доктрин, постепенно теряет престиж вместе со схоластикой; уже голландский картезианец Гейлинкс характерным образом настаивал на том, что Д. - одна. Просвещение - последняя эпоха, пытавшаяся при отказе от санкции откровения все же строить этику последовательно по нормативистскому принципу, обращая против схоластики взятые у нее же, но переосмысленные и заостренные понятия естественного закона и подчинения воли разуму; и это последняя эпоха, для которой слово «Д.» играет роль важнейшего оружия в идейной борьбе. Спиноза отождествлял Д. с истинной природой человека, которая объяснима лишь из собственных законов («Этика», ч. IV, опред. 8), т. е. независима по отношению ко всему внешнему ей и утверждает в своем действии себя самое. В связи с понятием Д. Спиноза говорит о «пользе» человека (там же, ч. iV, предлож. 24), которую, однако, надо понимать в смысле, противоположном утилитаризму, даже моралистическому: «блаженство не награда за Д., но сама Д.» (там же, ч. V, предлож. 42). X. Вольф определял Д. как готовность следовать естественному закону и совершенствовать себя и других (Philosophi practica universalis 1,321 sqq.). В целом с этим понятием (заметно определившим, в частности, язык Великой французской революции, когда много говорили о гражданской Д.) связывается надежда на полное согласие между природой и разумом, более того, на их тождество, долженствующее определить жизнь человека и общества. Начиная с Канта, по дефиниции которого Д. есть «моральная твердость воли человека в соблюдении им долга» («Метафизика нравов», II, «Учение о Д.», введение, Соч. в 6ти томах, т. 4, М., 1965, с. 341), немецкий идеализм (Фихте, Шлейермахер, Гербарт и др.) акцентирует не столько следование природе, сколько, напротив, личный волевой акт, прорывающий инерцию стихийного, природного бытия, освобождающее самопреодоление; выработанный Просвещением идеал Д. удерживает свой автономизм, но в значительной степени утрачивает свой натуралистический и гедонистический характер, оборачиваясь некоей внерелигиозной аскезой. Попытки отыскать неизменную норму в самой человеческой природе, доброй и вечной, оказались несостоятельны. Возникающие системы мировоззрения самого разного рода, от позитивистских до иррационалистических, при всех своих принципиальных различиях едины в том, что не оставляют места для нормативистской этики, а потому слово «Д.», являвшееся некогда точным научным термином, без которого нельзя было обойтись, уходит из философского обихода, и отдельные попытки построить заново теорию Д. (напр., у Больнова) лишь оттеняют общую картину.греч. E^iQ, лат. habitus - навык, стабильное состояние) души; см. Aristot. Eth. Nicom. II, 4,1105Ь20-1106а12. Как всякий другой «хабитус», Д. обычно приобретается, а затем приумножается и осуществляет себя посредством упражнений, т. е. сообразных ей «актов». Всякое проявление Д., в том числе и душевное движение, есть по такому пониманию «акт» Д. (поступок - это «акт внешний», actus externus , самонастраивание души - акт «внутренний», actus internus). Отсюда характерные для западного религиозного обихода выражения типа «акт веры» или «акт покаяния», означающие усилия возбудить в себе некоторое чувство, которые обычно сопровождаются чтением молитвенной формулы, а также термин «духовные упражнения». В акте «хабитуальная» Д. обретает действительность и становится «актуальной» Д. Все Д. мыслятся как свойства моральные в широком смысле слова; однако среди них выделяются как самая большая группа «моральные Д.» в узком смысле слова. В центре этой группы традиция поставила 4 «кардинальные» Д. (от лат. carde «ось»), число которых связано с символикой 4 стран света, 4 углов дома, 4 стихий и т. п. (полнота естественного), а отбор восходит к Платону (Resp. IV, 427е sqq.): благоразумие (prudentia), справедливость (iustitia), воздержность (temperantia) и мужество (fortitudo). Но если у Платона в связи с его этико-политической концепцией примат принадлежал справедливости, как бы суммирующей в себе прочие моральные Д., гражданской Д. по преимуществу, то схоласты склонны передавать примат благоразумию, Д., осуществляющей подчинение воли разуму и указывающей другим Д. пределы их меры (напр., Thomas Aquinas, Summa theol., la Пае, qu. LXI, art. 2). Вопрос о мере особенно важен потому, что моральные Д. по примеру Аристотеля часто описываются как середина между парами противоположных порочных крайностей: щедрость - середина между скупостью и расточительством, храбрость - середина между трусостью и опрометчивостью, и т. д. Погрешить против каждой Д. можно «недостатком» (per defectum) и «избытком» (per excessum) (трусость - «недостаток» храбрости, опрометчивость - ее «избыток»). Венчая моральные Д., благоразумие связывает их с интеллектуальными Д. (по Аристотелю - дианоэтическими); в числе последних - знание (scientia), мудрость (sapientia), разумение (intellectus), искусство (ars). Отдавая интеллекту первенство перед волей, традиция томизма отдавала интеллектуальным Д. первенство перед моральными. С христианской точки зрения интеллектуальные и моральные Д. в совокупности представляют собой Д. «человеческие», или «естественные»; от них отличны Д. «теологические», или «сверхъестественные» - вера, надежда и любовь (ср. 1 Кор. 13:13), число которых не случайно соответствует троичности Божества - в традиционной христианской символике чисел 3 относится к 4 как божественное к человеческому и вечность к времени, и таково же отношение теологических Д. к кардинальным, а в сумме они дают священное число семь. Если интеллектуальные и моральные Д. по своему происхождению бывают отчасти врожденными (innatae - но это, собственно, еще не Д., а только их задатки и предпосылки, как объяснил еще Аристотель), а главным образом приобретенными (acquisitae), т. е. результатом упражнений, Д. теологические рассматриваются как внушенные свыше (букв, «влитые», infusae), что не снимает задачи упражнять их и осуществлять в «актах». Примат среди теологических Д. принадлежит любви; но это именно «сверхъестественная» любовь, отличная от естественной привязанности. Обладание теологическими Д. мыслилось возможным только для верующего, обладание интеллектуальными и моральными Д. - для всякого человека, следующего «естественному закону». Разграничение между естественными и сверхъестественными Д. особенно отчетливо выраженное в католической традиции томизма и казуистики, вызывало протесты с противоположных сторон: с позиции веры можно было отрицать понятие естественной Д., приравнивая ее к «блистательному пороку» (Августин, считавший, что безупречно нравственное поведение вообще не вменяется человеку в заслугу) или ставя ее в полную зависимость от благодати (Иоанн Дунс Скот, Лютер) или предопределения (Кальвин), что приводило к нивелированию естественных и сверхъестественных Д.; напротив, с позиции рационализма или т. н. автономной этики можно было отрицать понятие сверхъестественной Д. как несовместимое с сущностью этического. Итальянский Ренессанс разработал концепцию «Д.» (virtu) как предельно полной реализации способностей человеческой природы; эта концепция, связанная с семантической двузначностью латинского слова «virtus» («Д.» и «способность»), была удалена не только от теологии, но и собственно от этики. Классификация Д. сама по себе, как прием формализации этических доктрин, постепенно теряет престиж вместе со схоластикой; уже голландский картезианец Гейлинкс характерным образом настаивал на том, что Д. - одна. Просвещение - последняя эпоха, пытавшаяся при отказе от санкции откровения все же строить этику последовательно по нормативистскому принципу, обращая против схоластики взятые у нее же, но переосмысленные и заостренные понятия естественного закона и подчинения воли разуму; и это последняя эпоха, для которой слово «Д.» играет роль важнейшего оружия в идейной борьбе. Спиноза отождествлял Д. с истинной природой человека, которая объяснима лишь из собственных законов («Этика», ч. IV, опред. 8), т. е. независима по отношению ко всему внешнему ей и утверждает в своем действии себя самое. В связи с понятием Д. Спиноза говорит о «пользе» человека (там же, ч. iV, предлож. 24), которую, однако, надо понимать в смысле, противоположном утилитаризму, даже моралистическому: «блаженство - не награда за Д., но сама Д.» (там же, ч. V, предлож. 42). X. Вольф определял Д. как готовность следовать естественному закону и совершенствовать себя и других (Philosophi practica universalis 1,321 sqq.). В целом с этим понятием (заметно определившим, в частности, язык Великой французской революции, когда много говорили о гражданской Д.) связывается надежда на полное согласие между природой и разумом, более того, на их тождество, долженствующее определить жизнь человека и общества. Начиная с Канта, по дефиниции которого Д. есть «моральная твердость воли человека в соблюдении им долга» («Метафизика нравов», II, «Учение о Д.», введение, Соч. в 6-ти томах, т. 4, М., 1965, с. 341), немецкий идеализм (Фихте, Шлейермахер, Гербарт и др.) акцентирует не столько следование природе, сколько, напротив, личный волевой акт, прорывающий инерцию стихийного, природного бытия, освобождающее самопреодоление; выработанный Просвещением идеал Д. удерживает свой автономизм, но в значительной степени утрачивает свой натуралистический и гедонистический характер, оборачиваясь некоей внерелигиозной аскезой. Попытки отыскать неизменную норму в самой человеческой природе, доброй и вечной, оказались несостоятельны. Возникающие системы мировоззрения самого разного рода, от позитивистских до иррационалистических, при всех своих принципиальных различиях едины в том, что не оставляют места для нормативистской этики, а потому слово «Д.», являвшееся некогда точным научным термином, без которого нельзя было обойтись, уходит из философского обихода, и отдельные попытки построить заново теорию Д. (напр., у Больнова) лишь оттеняют общую картину. Сергей Аверинцев. София-Логос. Словарь

Отличное определение

Неполное определение ↓

Как утверждал известный герой популярного мультфильма: «Если добрый ты, то это хорошо, ну а когда наоборот - плохо!». Любой человек с самого рождения живет в обществе, начинает совершать определенные поступки и за это получать соответствующую оценку. Темой данной статьи будут являться в основном праведные и хорошие человеческие поступки, то есть людей, которые делают добро либо к этому стремятся. Что такое добродетельный человек , какие они бывают и каким образом себе можно помочь приобрести эти качества? Давайте рассмотрим.

Что такое добродетели: Общее описание

Порок и добродетель - для большинства людей данные определения не вполне ясны , так как в ежедневном и повседневном употреблении эти слова встречаются очень редко. Естественно, любой человек понимает, что значит хорошо и что обозначает плохо. Но, в отличие от ценностных норм, которые приняты в обществе, правил морали и этики, добродетель - это внутренняя человеческая потребность нести добро не из-за того, что «так нужно», а просто потому, что по-другому не можешь. Добродетелью также могут являться и определенные личностные качества человека, которые помогают ему отыскать в обществе свое место. К примеру, такими могут являться:

• дружелюбие;
• вежливость;
• ответственность;
• умение сопереживать и сострадать;
• работоспособность;
• честность и тому подобное.

Порок - это другая сторона добродетели, а верней, ее полная противоположность. Каждый поступок, который приводит к нанесению вреда окружающему миру или самому себе, считается порочным. Учитывая это, пороком можно назвать и предосудительные особенности характера человека:

• жадность;
• ленивость;
• зависть;
• лживость;
• зазнайство и так далее.

Исследование и анализ добродетелей и пороков человека постоянно интересовали умы просвещенных мужей как в древности, так и в современном мире. Различные религиозные и философские учения составляли свою собственную их классификацию.

Добродетель в античности

Еще в Древней Греции мудрецы отмечали, что дорога к добродетели очень тяжела и сложна. Добродетель от рождения не дается, путь к ней тернист и нуждается в больших усилиях.

Исходя из философии древних греков, отличают ее следующие виды:

• мудрость;
• умеренность;
• справедливость;
• мужество.

Причем великий философ Сократ главенствующую роль отдавал такому качеству, как мудрость, а источником появления каждой добродетели считал разум. Но вот его последователь, не менее великий мудрец Платон, утверждал, что любая из добродетелей зарождается на индивидуальном свойстве души: мужество опирается на волю, а мудрость происходит от разума. Причем он также говорил, что любому сословию в обществе больше присуща какая-то конкретная добродетель - так, не нужно ожидать умеренности от правителей или воинов, а мудрости или мужества от ремесленника.

Рассматривая вопрос о том, кто это такой добродетельный человек, нужно непременно упомянуть и Аристотеля, которые разделил сущность человека на добродетель ума (дианоэтическую) и воли (этическую). Аристотель утверждал, что неразумная, чувственная часть каждого человека послушна его разумной (умственной) части. Причем добродетель определялась, как умение всегда находить «золотую середину», а отклонение же в определенную сторону от этого являлось пороком. Таким образом, это некоторое мерило между избытком или недостатком чего-либо.

Добродетель во времена ренессанса

Во времена Ренессансного гуманизма, в Средние века, virtus- добродетель - являлась основной категорией, которая определяла идеального человека. Uomo virtuoso – именно так звали людей, которые ею обладали. Данным определением охватывался огромный комплекс нравственных норм, которые приобретали все более разнообразные оттенки на протяжении времени.

Понятие про то, что такое добродетели, с одной стороны, было основано на учениях античной этики и толковалось как разумное самоограничение в физических и духовных потребностях. С другой стороны, uomo virtuoso - идеальный образ человека – незначительно смягчался идеями того времени о нераздельности духовных и земных потребностях, души и тела. Потому идеальным являлся разумный и при этом деятельный человек, так как основная обязанность каждого человека – это стремление к полезной деятельности и познанию, постоянное саморазвитие.

«Новая» эра

На протяжении времени определение о том, что такое добродетели, получало другие новые формы. Спиноза - один из основных представителей философии «новой» эпохи, утверждал, что добродетель – это польза, которую человек может привнести в окружающий мир. Но вот согласно учениям Канта, добродетель - это моральная и твердая устойчивость в соблюдении своего долга, которая, впрочем, никогда не становится привычкой, а постоянно требует осознанного выбора.

Небезызвестный дипломат, писатель и политический деятель Бенджамин Франклин в своей автобиографической книге определил принцип «тринадцати добродетелей», которые обязаны присутствовать у любого успешного человека:

• скромность;
• спокойствие;
• умеренность;
• справедливость;
• трудолюбие;
• бережливость;
• молчание;
• порядок;
• искренность;
• решительность;
• целомудрие;
• чистота;
• воздержание.

В принципе, данный перечень можно продолжать еще многократно, к примеру, педантичные немцы его определяют намного большим количеством пунктов.

Добродетель в Пруссии

Данный список идеальных человеческих качеств философ Сократ берет свое начало со времен эпохи Просвещения и лютеранства. Понятие немецких добродетелей появилось во времена нахождения на престоле Фридриха Вильгельма Первого, который укрепил в 18 столетии внутреннее положение Пруссии. Даже на сегодняшний день остается неизвестным, по какой причине был определен именно этот набор, но масштабное следование ему принесло значительную пользу, и в истории Пруссии оставило довольно большой след. Вот как выглядят, по мнению Фридриха Вильгельма Первого, истинные человеческие добродетели:

• любовь к порядку;
• бережливость;
• неподкупность;
• искренность;
• богобоязненность;
• послушание;
• усердие;
• сдержанность;
• честность;
• скромность;
• твердость;
• верность;
• чувство справедливости;
• прямолинейность;
• субординация;
• дисциплинированность;
• самоотверженность;
• надежность;
• храбрость;
• мужество;
• чувство долга;
• пунктуальность.

Добродетель в христианстве

Рассматривая различные взгляды идеальных черт человеческого характера нельзя не упомянуть такое определение, как христианские добродетели . Это относительно общее определение можно поделить на две основные части:

• теологические понятия - это учения, которые в нашу жизнь привнесли христианство;
• кардинальные - сюда относятся четыре понятия, которые к нам пришли из античной философии.

В результате получился следующий список:

• умеренность;
• мужественность;
• справедливость;
• благоразумие;
• вера;
• любовь;
• надежда.

Через время данный перечень претерпел очень большие изменения и получился новый, который собой представлял семь добродетелей , он в западном христианстве противостоял семи самым тяжелым грехам:

• смирение;
• терпение;
• целомудрие;
• кротость;
• любовь;
• умеренность;
• усердие.

Внутреннее противостояние

Естественно, совершенно любой человек может определить, какой поступок принесет пользу, а какой причинит зло, но, так или иначе, порок и добродетель для многих из нас собой представляют внутренний конфликт. Сложность нравственного выбора человеку была присуща все время. «Знаю что праведно, но выбираю приятное » - этот жизненный принцип актуален и на сегодняшнее время. Так как, согласитесь, осознание понятия добродетели, ее основного смысла, еще совершенно не обозначает соответствующего поведения.

Довольно продолжительное время это положение вещей принималось как определенный парадокс. И на самом деле - понять логически, как можно жить неправедно , зная про то, что такая жизнь порочна, довольно сложно. Именно по этой причине во времена античности знание, которое не применялось на практике, не считалось таковым. Согласно Сократу и Аристотелю, когда человек осознает, что правильно, но поступает наоборот, то это обозначает, что его действия основываются не на истинном знании, а на своем собственном мнении. В этом случае человеку необходимо достигнуть настоящего знания, которое практически подтверждено.

С учетом же из христианского толкования, плохие человеческие поступки и мысли указывают на грешность его тела, а соответственно, необходимо откинуть грешную плот ь, которая мешает добиться настоящей духовной гармонии, полностью отрешиться от земной рациональности и практичности. Как бы там ни было, но вне зависимости от того, понимается ли добродетель как праведность или разумность, она человеком обретается во время способности к разрешению конфликта внутри себя и осознания двойственности его натуры.

Что может сделать человека добродетельным?

Человек от самого его рождения и до самой его смерти находится в обществе себе подобных. Постигая законы, которые приняты в социуме, наблюдая за поведением остальных людей, он вырабатывает в себе определенную поведенческую модель. Получая порицание или одобрение со стороны остальных людей своих поступков, человек для себя выстраивает определенную шкалу ценностей, соблюдение которой считает для него самым приемлемым.

Признание ценности и значимости остальных людей можно считать главным этапом на пути к познанию добродетели. Невозможно ориентироваться только на свои убеждения и интересы, живя в социуме. Лишь признание ценности людей, которые живут рядом, постоянное самосовершенствование, реальная оценка своих собственных моральных качеств смогут сделать любого человека достойным для подражания.

Как традиционно определяют семь добродетелей?

Еще с древних времен художники и скульпторы свое видение добродетелей и пороков воплощали в самых разных образах. Как правило, это были изображения красивых юных девушек в длинных одеждах, которые при себе имели различные атрибуты.

К примеру, христианские добродетели, могли выглядеть таким образом:

• Любовь - выглядела изначально как пеликан или жертвенный агнец, в каноническом искусстве выглядит как девушка с пылающим в руке сердцем или с множеством ласкающихся к ней детей. Также очень распространено еще одно изображение - женщин, которые одну руку прижимали к сердцу, а второй сеяли семена.
• Надежда - женщина в зеленых одеяниях, склоненная в молитве, в некоторых случаях с якорем или крыльями. В другой интерпретации девушка в молитвенном жесте протягивает руки к солнцу, а возле нее находится сгорающий Феникс.
• Еще одна добродетель - Вера - женщина в белых одеждах, которая в руках держит крест или хрустальную чашу, знаменующие смерть Иисуса. Также могла иногда изображаться со светильником или щитом в руках.
• Благоразумие, мужество, справедливость и умеренность также были изображены в обличьях женщин.

Куда стремиться и какая добродетель лучше?

Парадоксально, но, объясняя непосредственно определение добродетели и предлагая различные пути к ее достижению, ни один из великих философов античности, а также современности достоверно так и не смог определить, что же такое наивысшая добродетель.

К примеру, Платон и Сократ утверждали, что это знание (мудрость), - почитание старших и преданность, Аристотель - умеренность. Христианское же учение высшей добродетелью определяет любовь (чаще всего к богу). Возможно, каждый человек самостоятельно для себя может определить, какую же из этих добродетелей почитать больше остальных, так как просто невозможно достигнуть во всех направлениях идеального совершенства.

Что такое добродетель?

Что такое добродетель и как развивать добродетель? Единственный истинный Источник нравственных норм и как им воспользоваться?

Зачем развивать добродетель?

Кунихито, японец средних лет, недавно переехал в Соединённые Штаты. Всего через несколько недель после его переезда с ним произошёл случай, от которого его карьера могла серьёзно пострадать.

Кунихито рассказывает: «Когда мой начальник спросил меня, смог бы я справиться с некоторыми обязанностями, я был вполне уверен, что это мне по плечу. Но с детства мне внушали, что хорошо быть скромным, поэтому я ответил: „Не знаю, справлюсь ли, но сделаю всё, что в моих силах„. Мой новый начальник, американец, услышал в моих словах некомпетентность и неуверенность. Когда я понял это, то решил, что мне нужно кое в чём измениться».

Мария из Нью-Йорка была отличницей и с удовольствием помогала сокурсникам. Хуан учился с Марией в одном колледже и иногда просил у неё помощи.

Мария ему нравилась, и он старался произвести на неё впечатление. Несмотря на своё желание сохранять моральную чистоту, Мария поддалась на его уговоры и вовлеклась в сексуальную безнравственность.

В сегодняшнем мире с его пёстрым калейдоскопом культур и упадком нравственности людям совсем нелегко сохранять добродетель. Но почему всё-таки нужно развивать добродетель? Дело в том, что добродетельность радует Бога, а ведь большинство из нас определённо желает его благосклонности.

Слово Бога, Библия, призывает развивать добродетель. Так, апостол Павел писал: «Что только добродетель и похвала, о том помышляйте» (Филиппийцам 4:8).

А апостол Пётр увещает: «Прилагая к сему всё старание, покажите в вере вашей добродетель» (2 Петра 1:5).

Но что такое добродетель? Достаточно ли только теоретических знаний о ней? Как можно её развивать?

Как развивать добродетель?

Современные словари определяют слово «добродетель» как «моральное достоинство, благость». Это также «правильное поведение и мышление, благость характера». Лексикограф Марвин Винсент говорит, что первоначальное основное значение греческого слова, переведённого как «добродетель», указывало на «совершенство любого рода».

Неудивительно, что такие качества, как предусмотрительность, мужество, самообладание, справедливость, сострадание, стойкость, честность, кротость и преданность, ценились во все времена. Добродетель была также определена как «соответствие нормам того, что правильно».

Чьи достоинства мы должны отражать, чьим нормам благости должны соответствовать и кто укажет нам, что правильно, а что нет? «Под влиянием преобладающего направления в этике,- отмечается в журнале «Ньюсуик»,- скептицизм, детище эпохи Просвещения, привёл к тому, что всякие понятия о добре и зле были сведены к вопросам личного вкуса, предпочтений и культуры».

Но можно ли основываться лишь на личных предпочтениях и вкусах, определяя, что добро, а что зло? Нет. Чтобы развивать добродетель, нам нужны надёжные нормы добра и зла - нормы, на основании которых можно оценить чьи-либо действия, взгляды и качества как правильные или неправильные, хорошие или плохие.

Единственный истинный Источник нравственных норм

Существует лишь один истинный Источник норм нравственности - Создатель человечества, Иегова Бог.

Вскоре после создания первого человека, Адама, Иегова Бог дал ему такую заповедь: «От всякого дерева в саду ты будешь есть, а от дерева познания добра и зла, не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрёшь» (Бытие 2:16, 17).

Такое уникальное название дерева, созданного Иеговой, указывало на исключительное право Бога решать для своих созданий, что - добро, а что - зло.

Таким образом, Божьи нормы добра и зла стали основанием для оценки действий, взглядов человека и качеств его личности. Без этих норм невозможно правильно определить, что хорошо, а что плохо.

Заповедь относительно дерева познания добра и зла позволяла Адаму и Еве выбирать: слушаться Бога или нет. Для них добродетелью было подчинение той заповеди.

Со временем Иегова Бог открыл, что ему угодно, а что нет, и под действием его святого духа всё это было записано в Библии для нашего назидания.

Следовательно, для того чтобы развивать добродетель, нам нужно подчиняться нормам праведности, изложенным Иеговой Богом в Писании.

Тщательно изучайте нормы Бога

Если Иегова Бог определил нормы добра и зла и открыл нам их в Библии, разве не стоит их тщательно изучить? Апостол Павел писал:

«Всё Писание богодухновенно и полезно для научения, для обличения, для исправления, для наставления в праведности, да будет совершен Божий человек, ко всякому доброму делу приготовлен» (2 Тимофею 3:16, 17).

Вспомните, например, какое недоразумение произошло с Кунихито, о котором рассказывалось ранее, когда он старался проявить скромность, как это принято в его культуре.

Лучше познакомившись с библейскими нормами, он стал более уравновешенным во взглядах. Библия, несомненно, призывает к скромности и осуждает гордость и самоуверенность (Притчи 11:2; Михей 6:8).

Хотя, говоря о требованиях для тех, кто берёт на себя руководство, апостол Павел побуждает их стремиться к особым обязанностям служения - к «доброму делу» (1 Тимофею 3:1).

Такое стремление не должно сопровождаться ни хвастовством, ни гордостью, ни излишним принижением своих достоинств.

Что говорится в Библии о нравственных нормах в деловых отношениях?

Сегодня в мире бизнеса принято использовать сомнительные методы или находить лазейки в государственных законах или налоговых обязательствах. Но как бы ни поступали другие, нормы Библии таковы, что мы во всём должны «вести себя честно» (Евреям 13:18).

Таким образом, мы развиваем добродетель, если честны и беспристрастны в отношениях с работодателями, работниками, клиентами и светскими властями (Второзаконие 25:13-16; Римлянам 13:1; Титу 2:9, 10).

Честные люди располагают к себе, и другие охотно доверяют им. А письменное оформление договора часто предупреждает недоразумения и проблемы, которые могут возникнуть из-за «времени и случая» (Екклесиаст 9:11; Иакова 4:13, 14).

Вопрос одежды и прически - ещё одна область, в которой нужно развивать добродетель.

Культура страны часто влияет на выбор одежды, а давление окружающих может побуждать человека не отставать от новых стилей и направлений. Но стоит ли следовать всякому мимолетному веянию моды? Библия призывает нас «не сообразовываться с веком сим» (Римлянам 12:2).

Апостол Павел не устанавливал правил, но, побуждаемый духом Бога, он советовал: «Чтобы также и жёны, в приличном одеянии, со стыдливостью и целомудрием [«со скромностью и умеренностью», перевод епископа Кассиана], украшали себя не плетением волос, не золотом, не жемчугом, не многоценною одеждою, но добрыми делами, как прилично жёнам, посвящающим себя благочестию» (1 Тимофею 2:9, 10).

Эти основополагающие нормы применимы как к мужчинам, так и к женщинам. Конечно, при этом остаётся огромный простор для фантазии и стилей, культурных традиций и личных предпочтений.

В Библии также упоминаются безнравственные действия, которые Бог однозначно осуждает.

В 1 Коринфянам 6:9, 10 мы читаем предупреждение: «Или не знаете, что неправедные Царства Божия не наследуют? Не обманывайтесь: ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи, ни малакии, ни мужеложники, ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые, ни хищники - Царства Бога не наследуют».

Этот библейский отрывок помог Марии, упомянутой ранее, понять, что в согласии с высокими нравственными нормами Создателя связь с Хуаном была порочной и её следовало прекратить, чтобы иметь одобрение Бога.

Несомненно, если мы хотим развить в себе добродетель, нам следует тщательно познакомиться с нормами Иеговы Бога.

Впитывайте учение сердцем

Быть добродетельным не значит просто избегать зла. Это значит проявлять моральную силу. Добродетельный человек благ, или добр.

«Добродетели,- по словам одного профессора,- учатся и сердцем, и умом».

Поэтому, учась добродетели, нужно не только тщательно знакомиться со Словом Бога. Нужно также размышлять над прочитанным, чтобы сердце исполнялось благодарностью к Иегове Богу и чтобы мы были побуждены применять библейские принципы в жизни.

«Как люблю я закон Твой! весь день размышляю о нём»,- восклицал псалмопевец (Псалом 118:97).

А царь Давид писал: «Вспоминаю дни древние, размышляю о всех делах Твоих [Божьих], рассуждаю о делах рук Твоих» (Псалом 142:5).

Нам тоже всегда стоит размышлять, когда мы изучаем Библию и основанные на ней публикации.

Конечно, непросто найти время для усердного изучения Библии и размышления над прочитанным. Но желание развивать добродетель требует, чтобы мы высвобождали время за счёт других занятий (Ефесянам 5:15, 16).

Молодому человеку Аарону - 24 года. Каждый день он высвобождает время для чтения Библии, вставая утром на 30 минут раньше. Он рассказывает: «Сначала я все полчаса читал Библию. Только недавно я понял, как важно размышлять.

Теперь я посвящаю примерно половину этого времени тому, чтобы обдумать только что прочитанное. Я почувствовал, насколько это полезнее».

Размышлять можно и в другое время. Восхваляя Иегову Бога, Давид пел: «Размышляю о Тебе в ночные стражи» (Псалом 62:7). В Библии также говорится: «При наступлении вечера Исаак вышел в поле поразмыслить» (Бытие 24:63).

Размышлять просто необходимо для того, чтобы развивать в себе добродетель, поскольку это помогает нам чувствовать то же, что чувствует Иегова Бог, и смотреть на всё так же, как смотрит он.

Мария, например, знала, что Бог запрещает блуд. Но чтобы «отвращаться зла, прилепляться к добру», ей было необходимо размышлять над основными библейскими текстами (Римлянам 12:9).

Она осознала необходимость изменений в своей жизни, прочитав Колоссянам 3:5, где христиане поощряются «умертвить земные члены… блуд, нечистоту, страсть, злую похоть и любостяжание». Марии пришлось спросить себя: «Какую страсть мне необходимо умертвить? Чего стоит избегать, чтобы не возникали нечистые желания? Нужно ли мне что-нибудь изменить в общении с противоположным полом?»

Размышлять стоит и над плодами наших поступков. Павел побуждал христиан воздерживаться от блуда и проявлять самообладание, чтобы «ни в чём не поступать с братом своим противозаконно и корыстолюбиво» (1 Фессалоникийцам 4:3-7).

Полезно поразмышлять над такими вопросами: «Какой вред своим поступком я причиню себе, своей семье и другим людям? Как этот поступок отразится на мне духовно, эмоционально и физически? Что стало с теми, кто нарушил закон Бога в прошлом?» Такие размышления духовно укрепили сердце Марии, это может укрепить и нас.

Учитесь на примерах

Достаточно ли только теоретически знать, что такое добродетель?

Над решением этого вопроса мыслители бились тысячелетиями. Греческий философ Платон был склонен считать, что это возможно.

Аристотель же, утверждал, что добродетель познаётся на практике.

Один журналист обобщил результаты таких дебатов: «Говоря кратко, этику добродетели невозможно познать в отрыве от жизни. Чистая теория и учебники тут тоже не помогут. Добрый характер вырабатывается в обществе… в котором добродетель поощряется и вознаграждается».

Но где найти истинно добродетельных людей? В культуре большинства народов существуют примеры добродетели, которой обладают, например, мифологические и прочие вымышленные литературные персонажи, но Библия содержит множество жизненных примеров.

Самый выдающийся пример добродетели - Иегова Бог. Он всегда проявляет доброту и поступает добродетельно, праведно.

Мы можем развивать добродетель, «подражая Богу» (Ефесянам 5:1). Божий Сын, Иисус Христос, «оставил нам пример, дабы мы шли по следам Его» (1 Петра 2:21).

Кроме того, в Библии описывается множество примеров верных служителей Бога, таких, как Авраам, Сарра, Иосиф, Руфь, Иов, Даниил и его три товарища-еврея. Не стоит забывать и о примерах добродетели современных служителей Иеговы Бога.

Победа возможна

Возможно ли научиться проявлять добродетель так, как этого требует Бог?

Поскольку мы унаследовали несовершенство, порой внутри нас происходит упорная борьба между разумом и плотью - между желанием поступать добродетельно и грешными склонностями (Римлянам 5:12; 7:13-23).

Но победу одержать возможно - с помощью Бога (Римлянам 7:24, 25). Иегова Бог предоставил нам своё Слово и основанные на Библии публикации.

Усердно изучая Писание и молитвенно размышляя над прочитанным, мы можем развить сердце чистое. А чистое сердце порождает добродетельные мысли, а также слова и дела, угодные Богу (Луки 6:45).

Следуя примеру Иеговы Бога и Иисуса Христа, мы можем развить в себе угодную Богу личность. И несомненно, многому можно научиться у тех, кто верно служит Богу сегодня.

Апостол Павел призывал постоянно помышлять о том, что добродетельно и достойно похвалы. И Бог обязательно благословит такие усилия (Филиппийцам 4:8, 9). С помощью Иеговы Бога мы сможем развить в себе добродетель.

Жизнь самый дивный дар