Интервью с лейлой александер-гарретт. Лейла Александер-Гарретт: об Андрее Тарковском и не только

Лейла Александер-Гарретт. Андрей Тарковский: собиратель снов. М.: АСТ: Астрель, 2009.

Библиография работ о Тарковском пополнилась ещё одним изданием: вышла книга воспоминаний переводчицы, помогавшей Тарковскому в Швеции во время съёмок фильма «Жертвоприношение» .

Первый раз Лейла Александер-Гарретт встретилась с режиссёром в Москве в ресторане «Пекин» в ноябре 1981 года. Передала по телефону привет от своего учителя - киноведа Орьяна Рот-Линдберга, с которым режиссёр познакомился в Швеции, куда приезжал на премьеру «Сталкера» , и… уломала Тарковского встретиться. Встречи могло и не состояться: как пишет сама автор книги, Тарковский крайне неохотно шёл на контакт. Друзья её предупреждали: «Скажет, что болен… К нему же все клеятся».

Дальнейшее мы знаем: в 1984 году Тарковский, находясь в Италии, объявляет, что не намерен возвращаться в СССР. В Швеции он снимает свой последний фильм.

Дабы не направлять воображение читателя в ненужное русло и уберечь от домыслов, скажем: любовниками мемуаристка и Тарковский не были - лишь рабочие и человеческие отношения. Впрочем, Тарковский, признаётся Александер-Гарретт, ею вдохновлялся, и в отдельных образах «Жертвоприношения» просматривается, к примеру, её стиль одежды. А ещё у них были общие увлечения вроде буддизма и оккультизма.

Автор книги - женщина неглупая и уж точно наблюдательная и памятливая. Тот факт, что любовниками с Тарковским они не были, избавляет нас от излишней субъективности и возможной желтизны. Конечно, взгляд мемуариста не может не быть субъективным, но в данном случае эта субъективность кажется корректной.

В книге есть и личное: момент съёмок был весьма драматичный, семья Тарковского оставалась в России, и железный занавес никак не поднимался; и рабочее: подробное, буквально по дням, описание съёмок; и попытки заглянуть в «творческую лабораторию» великого режиссёра - автор с почти детективной дотошностью расследует, как и когда у Тарковского появился замысел картины, какова символика образов фильма, каким путём могло пойти развитие сюжета и так далее.

Единственный недостаток «Собирателя снов», состоит, пожалуй, в том, что на всём протяжении книги автор ни слова не сообщает о собственной биографии вне контекста Тарковского, поэтому перед читателем неизбежно встает вопрос: кто же такая эта женщина? Тем более что личность самой Лейлы Александер-Гарретт (как удалось выяснить из открытых источников) в высшей степени заслуживает внимания: родилась в СССР, в Узбекистане. Училась в Стокгольмском университете на факультете русского языка и литературы, там же изучала тибетский язык, тибетский буддизм, а также историю и теорию кино. Работала, помимо Тарковского, с Петром Тодоровским , Элемом Климовым , Тенгизом Абуладзе , Владимиром Грамматиковым в Швеции и Англии. Кроме того, сотрудничала с западными режиссёрами, включая Дерека Джармена и Лассе Хальстрема . Живёт в Лондоне. Любопытная судьба, не правда ли? Что называется, хотелось бы подробностей.

Критика:

Евгений Белжеларский («Итоги») :
«Разумеется, о Тарковском написано немало. Но одно дело размышления просвещённого искусствоведа. Совсем иную цену имеют записи человека, приближенного к телу. Именно таковы воспоминания Лейлы Александер-Гарретт, переводчицы, секретаря и друга Тарковского. В основе - драматичная история съёмок «Жертвоприношения», главного, по мнению самого Тарковского, его фильма. Несмотря на очень личную дружбу, специально приукрасить своего героя автор не пытается. Мастер выглядит человеком мечущимся. И запутавшимся. В семейных отношениях - вот уж для кого, но для жены режиссёра Ларисы Александер-Гарретт не жалеет чёрной краски. В жизненных планах: решение об эмиграции давалось мучительно. И в творческих поисках».

Блогеры:

Виктор Малышко (big-fellow.livejournal.com) :
«Книге Лейлы Александер-Гарретт больше подходит название «Я и Тарковский». Недалёкая, увлекающаяся эзотеризмом и гороскопами женщина написала о своей жизни в период, когда она была переводчицей Андрея Тарковского. Сплетни, измены, бабские интриги. Во второй половине книги это варево разбавлено кусками сценария «Жертвоприношения», пересказами отснятых сцен. От этого становится легче. Никому не рекомендую».

В «Собирателе снов» вы упоминаете, что Тарковский завещал вам «не быть нейтральной» и даже предсказывал, что вы напишите книгу.

Л. Г.: Когда я писала, вспоминала эти слова. Тогда они меня возмутили. Я была молодой, строптивой, и меня возмущало, что кто-то мне что-то указывает. Но Андрей всегда угадывал, всегда попадал в яблочко. И вот, написала через 20 лет... К тому же выходит очень много книг про Тарковского, которые не соответствуют действительности. Я не хочу никого судить — каждый вправе распоряжаться своими знаниями, знакомствами, дружбой и писать что хочет, но я была в стороне. По крайней мере, пыталась. Книга не обо мне. Мне просто посчастливилось быть рядом с ним, со всей съемочной группой, быть участником этого волшебного процесса создания кино. Ведь это действительно волшебный процесс: из ничего, какая-то идея, сон, случай — Тарковский ткал из воздуха.

А почему вы решились написать книгу лишь спустя 20 лет?

Л. Г.: Я часто повторяю, мне очень понравилась китайская фраза: ничего не бывает слишком рано и слишком поздно, все бывает вовремя. Это ведь правда. Вот напиши я эту книгу раньше, может, чего-то бы не осознала, не перечувствовала, не переварила... Это произошло после фестиваля Тарковского в Лондоне, может, от встречи с , с Гордоном, с Янковским, Бондарчук — это дало стимул и зарядило меня. Они меня подстегнули, и я писала не то что в какой-то спешке и небрежности, но в спешке, что это надо сделать.

Вы живете в Лондоне, учились в Швеции, выросли здесь. Расскажите о себе чуть подробнее.

Л. Г.: Я родилась в Советском Союзе, в Узбекистане, потом приехала в Ленинград — поступала в Академию художеств. Тогда и встретила своего бывшего мужа. Я тогда даже не знала, что он швед — мы боялись их, они тоже осторожничали. Затем вышла замуж, уехала в Швецию. А когда узнала, что там будут съемки фильма Тарковского, пошла к продюсеру. Она мне сказала, что Тарковский настаивает, чтобы переводчиком на картине был мужчина. Мол, женщина ему не подходит по характеру, снимать надо рано, работа тяжелая, да и на «Ностальгии» он работал с мужчиной, поэтому, наверное, привык.

Но вы все-таки получили эту работу. Как думаете, чем вы взяли Тарковского?

Л. Г.: Лучше бы, конечно, он сам ответил! Но я никогда не вешалась на него, не доставала, и это его удивляло. Вокруг него были и более близкие люди, но они иногда просто когтями вцеплялись. У меня этого не было. Может, потому что я жила в Швеции, в другой обстановке. Это замечательная вещь, прекрасно быть русским и все время бросаться в объятия, но иногда нужно кое-что удерживать в себе.

Какую страну вы считаете домом?

Л. Г.: Я сейчас здесь — и для меня существует только Москва. А когда я в Швеции, она для меня как самая любимая мачеха. Это юность, время, проведенное с Андреем, театр, друзья.

Вы пишете, что Россия — «генератор», который заряжает энергией, и очень тепло описываете страну. Но тон меняется, когда речь заходит об отношении к России Тарковского.

Л. Г.: Андрей знал себе цену, он знал, что приносит валюту в эту страну, а ему нагло врали... Его ведь часто приглашали снимать за рубежом, а эти подонки говорили, что Тарковский не хочет, занят, его нет в Москве. А сам он об этом узнавал через несколько лет. К нему относились как к ничтожеству. Вот даже эта история, когда Андрей хотел привлечь к фильму «Жертвоприношение» , с которым работал в Италии. Ему даже не ответили из посольства. А ведь Тарковский никогда не был диссидентом, он отказался встречаться со многими западными журналистами, потому что они перестали видеть в нем художника и делали акцент лишь на диссидентстве.

За рубежом, наверное, тоже было непросто?

Л. Г.: Очень тяжело, конечно. Здесь тяжело. И там тяжело. Другого порядка проблемы — денежные. Здесь на картине он мог долго ждать нужной погоды, а там у нас было 55 съемочных дней, и вот хоть ты тресни.

М. Т.: Ну, здесь-то тоже было количество отснятых метров в день.

Л. Г.: Но бюджет-то больше.

М. Т.: Ну, не знаю, вообще, он работал на очень маленьких бюджетах. Просто на Западе более жесткая система.

Л. Г.: Деньги диктуют все.

М. Т.: Здесь тоже диктовали, но ему шли навстречу, понимая, что он великий художник, и что надо ему помочь.

Л. Г.: Он не раз говорил, что в России ему дается бюджет — и все, он снимает кино и об этом уже не думает. А там каждый день напоминали. А потом, конечно, неуверенность в завтрашнем дне. Здесь у него был дом, друзья, семья, поддержка, был тыл. Там не было. Были, конечно, знакомые — но одно дело когда ты гость, а другое дело — когда часть общества.

А как это сказалось на фильмах? Чем, по-вашему, отличаются сделанные на Западе последние картины Тарковского?

Л. Г.: Простотой. Тарковский говорил: простота — это самое сложное. В «Жертвоприношении» несколько героев, простой дом, ничего особенного. Все убрал. Аскетизм до последнего.

Каким Тарковский был на съемочной площадке?

Л. Г.: Стремительный, как ветер. Вихрь, который приходил, и все начинало вокруг двигаться. Причем не беспорядочно двигаться — иногда люди создают вокруг себя хаос — это был творческий вихрь. Он хотел, что очень важно, всех подключить к своему творческому процессу.

«Собиратель снов» — одно из альтернативных названий фильма «Жертвоприношение». Почему вы его выбрали для книги?

Л. Г.: Режиссер обычно воплощает сценарии, идеи, а Андрей воплощал сны, фантазии, видения. Вот, в частности, была история, когда ему приснился сон, в котором он умер и видит свою мать, и Тарковский решил включить эту сцену в фильм.

М. Т.: Речь идет о сцене, которой не было в сценарии. Бюджет был скромный, поэтому ее сначала не хотели снимать. Но потом сняли.

Л. Г.: Но в фильм сцену не включили. Там все участники в длинных платьях, в шляпах, а хотелось достигнуть предельной простоты, чтоб никаких красот в фильме не было. И он этот кусок вырезал, остались только начало и конец.

А какие еще сны или, может, случаи из жизни попали в его фильмы?

М. Т.: В «Зеркале» есть эпизод, в котором мальчика бьет током. Это детский анекдот, я его забыла, только помню, что этот мальчик в анекдоте за что-то схватился и говорит: «Ой, током бьет». Это было невероятно смешно, я рассказала Андрею, он тоже хохотал, а потом использовал его.

Или вот в «Зеркале»: сцена с мальчишкой, который бросает учебную гранату. Ему еще говорят что-то вроде: «А еще блокадник, ленинградец», — мол, не имеет права на нехорошие поступки. Почему блокадник — наверное, потому, что в 43-м году, когда прорвали блокаду, ленинградских детей везли вниз по Волге, и на какую-то ночь они остановились в деревне, где мы учились. Все побежали встречать их на пристань, вышли люди с едой, но им нельзя было есть, с ними были врачи. Мы сами были как спички от голода, но то, что увидели, — это непередаваемо. Лиц просто не было, только огромные глаза. И, конечно, Андрею это запомнилось.

Как и многое другое — Тарковский был Тарковский. Хотя бы эта история с многострадальной черемухой, которую он требовал у бедных шведов для «Жертвоприношения». В конце войны мы жили в деревне под Москвой, и мама торговала черемухой у Павелецкого вокзала. Андрей лазил на черемуху, рвал, нам бросал, а мы с мамой подбирали. И, конечно, он хотел восстановить в фильме образ того дерева, но не получилось.

В книге немало очень личных деталей — в том числе об отношениях Тарковского с женой. Много такого, о чем сам режиссер, наверное, не хотел бы рассказывать. Как вы для себя решали эту проблему?

Л. Г.: О нем уже написано столько неприятных вещей! Я же старалась деликатно, заретушированно. Не об этом ведь книга.

М. Т.: Мы не можем поместить художника в вакуум, необходимо, чтобы читатель понял — Андрей жил не в безвоздушном пространстве. Это подчеркивает внутреннюю жизнь Андрея, те противоречия, которые его раздирали. В его жизни присутствовал некий человек, сыграл большую роль, и, может, способность к творчеству сохранялась во многом благодаря условиям, в которых Андрей существовал. Потому что творцу нужна не только манная каша, но и что-то посерьезней: преодоление, внутренняя борьба, которые, возможно, и давали творческий импульс.

Большую часть «Собирателя снов», помимо вступления и эпилога, составляют ваши старые дневники со съемок «Жертвоприношения» с вашими же комментариями. Вы включили дневники как есть или что-то меняли?

Л. Г.: Это были записки, бумажки, пометки на сценарии. Я лишь все расшифровала, а потом собрала. Архивный материал огромный, у меня еще много осталось...

То есть ждать еще одной книги?

Л. Г.: Ну, нет, наверное, это уже будет что-то другое, хватит.

Интервью с писательницей и переводчиком Андрея Тарковского Лейлой Александер-Гарретт

Хотя с Лейлой Александер-Гарретт мы знакомы заочно и всего четыре года, кажется, что мы с ней «век знакомы». Тогда, в 2010, я написала рецензию на ее замечательную книгу «Андрей Тарковский: собиратель снов». Лейла была переводчицей великого режиссера на его последней картине «Жертвоприношение», снятой им в Швеции. С того времени и началась наша с ней переписка.

Могу сказать, что корреспондентка моя - совершенно уникальный человек, прозаик и драматург, полиглот, книгочей и эрудит, неутомимая путешественница. Друзей у Лейлы (а имя себе она придумала сама, вернее, ей «подарил» его ее друг) миллион, они живут во всех частях света, причем каждый - творческая личность: это и писательница Людмила Петрушевская, и режиссер Роман Балаян, и Марина Тарковская, сестра режиссера. А сколько среди ее друзей писателей, поэтов, художников и режиссеров - из Лондона, Стокгольма, Осло! Она – связующая нить между ними и русской культурой. Лейла Александер-Гаррет уже давала интервью нашему журналу , но тогда у меня, да и у читателей, осталось к ней много вопросов. Новое интервью отчасти восполнит этот пробел.

Ирина Чайковская: Лейлочка, хотелось бы углубиться в вашу многосложную биографию. Вы родились в Узбекистане, но вы русская, Лейлой (Лайлой) вас назвали много позже, по имени популярной в 1970-е годы песни. Кстати говоря, вы стали себя иначе ощущать, когда из Аллы превратились в Лейлу? Что-то изменилось в вас? Я думаю, что и люди вас начали по-иному воспринимать, все же Лейла – имя специфическое, восточное...

Лейла Александер-Гарретт: Родилась я через 10 лет после войны. Лейлой меня назвал в Питере будущий муж из Швеции, писавший диссертацию о русских и польских предлогах, а также о женских персонажах в романах Достоевского. В начале 1970-х все были без ума от песни Эрика Клэптона “Layla”. Так я превратилась в Лейлу. Правильно было бы произносить Лайла - так меня называл Свен Нюквист – великий шведский оператор, снимавший картину «Жертвоприношение». Как писал Арсений Тарковский: “Но имя к нам так крепко припечатано, / Что силы нет переименовать, / Хоть каждое затерто и захватано. / У нас не зря про имя говорят: / Оно - Ни дать ни взять родимое пятно».

Лейла припечаталось. Есть у меня и тайное тибетское имя – «Ламо Дзедук», которое мне дал Преподобный Калу Пимпоче – духовный учитель Далай Ламы. Это произошло во время посвящения в учение Калачакры (“Колесо Времени”). Согласно Калачакре, все внешние явления взаимосвязаны с самим человеком и его психикой, поэтому, изменяя себя, человек изменяет мир. Учение неимоверно сложное, но один урок я все-таки выучила: никогда никого ни в чем не винить. На ум приходят миллионы людей, во всем винящих своих и чужих правителей. Но все пороки в нас - правители лишь наше сконцентрированное, сфокусированное отражение.

А еще смешная история со шведскими чиновниками в полиции, систематически возвращавшими мне бумаги с требованием написать свое полное имя, т.к. “аlla" на шведском означает “все и вся”. Им казалось, что это некая приставка, как “della” в Пьеро делла Франческа, а к имени Лейла у них претензий не было.

Что касается Востока… мое прошлое несомненно связано с Китаем, а если вспомнить слова Калу Римпоче, с Тибетом… даже такие примеры как занятия йогой: на них мне скучно, хотя они и очень полезны, а занятия тайчи и цигун отрывают меня от земли. Буквально. Душа взмывает. Я бесконечно благодарна, что в мою жизнь вошел Мастер из Китая Сю Минтан, который раз в году, осенью, приезжает в Европу. С разных концов света цигунисты съезжаются на его ретриты. Медитируем по 8 часов в день. Вот где набираешься энергии. В прошлом году мы встречались под Киевом в живописнейшем месте Пуща Водица. В этом году едем в Юрмалу.

Так что к Лейле привыкла, не придаю этому большого значения, хотя стоит поразмыслить.

И. Ч. Если продолжить об имени. Лейли, Лейла на Востоке – героиня эпоса, роковая красавица, взглянув на которую юноша теряет разум, становится безумцем-«меджнуном». Эти чары вам не передались?

Л. А. Какой коварный вопрос! Но он не ко мне, а к “меджнунам”. Хотя все “объяснил” поэт: “Быть женщиной великий шаг, / Сводить с ума геройство.” Я сейчас читаю все, что написано Лу Андреас-Саломе, а также о ней. Эта блистательная женщина слыла музой Ницше (“гениальной русской” окрестил ее влюбленный в нее философ), Рильке, Видекинда и Фрейда. Кстати, в “Охранной грамоте” Борис Пастернак описывает встречу с Лу Саломе и Рильке на вокзале, когда те направлялись к Толстому в Ясную Поляну. Андрей Тарковский говорил, что история трагической любви Лейли и Меджнуна произвела на него сильнейшее впечатление. Андрей был человеком крайностей: если любил, то “без остатка”, если ненавидел, то черной ненавистью, от чего нередко страдал сам.

И. Ч. Как начиналась ваша жизнь до замужества и отъезда? знаю, что вы учились в Питере в Академии художеств. Вы рисовали? Хотели быть искусствоведом?

Что вам тогда нравилось в стране и что не нравилось? Думали об эмиграции?

Л. А. Никогда не помышляла об эмиграции. Тогда Запад казался как планета Марс. Но все написано сверху, я просто умею слышать этот голос. Из Академии, как только я познакомилась со своим шведским мужем (КГБ работало сносно), меня отчислили за “космополитическую внешность и взгляды”. Что касается внешности, это из области черного юмора: белокурая девушка скандинавского типа, как меня охарактеризовал Иосиф Бродский, а взгляды у нас с советскими чиновниками расходились. Правда, с чиновниками всех мастей и разливов взляды у меня часто не совпадают.

Я, конечно, рисовала, но я не художница, меня больше привлекает сама живопись, авторы-художники, история искусства. Лучшими антибиотиками для меня являются посещения выставок древних мастеров. Проверенный опыт: если чувствую, что заболеваю, тащу себя за шкирку в Национальную галерею в Sainsbury Wing, где собраны шедевры 13-16 веков. Дух захватывает - излечиваюсь!

И.Ч. Вы вышли замуж за шведа. На каком языке вы с ним общались? Стокгольм недалеко от Петербурга. Вы могли приезжать в Россию?А хотели? Что вас перво-наперво поразило в Швеции? Интересно там жить? Не скучно?

Л. А. Общались только на русском, он прекрасно владел языком, а потом сначала в Упсале, затем в Стокгольме изучала шведский, который люблю до обожания! Поступила в университет. Часто ездила в Питер и Москву, т. к. муж подрабатывал гидом с туристами, а я с ним. Время было прекрасное! Молодость, друзья, пирушки! Все были живы! Швеция поразила страшной картиной, самое первое незабываемое впечатление: мы приехали в общежитие, где у нас была славная комната с душем и общей, но дружной кухней, вернее, ее обитателями. И вот вижу: лежит на ступеньках человек, и все проходят мимо. Мы приехали вечером. Утром он лежал там же. Оказалось совсем молодой парень умер от передозировки наркотиков. Философ. Я хотела подойти, помочь, как у нас принято, но мне объяснили, что подходить близко без полиции нельзя. Слезы, шок, отчаяние. Многие из моих близких шведских друзей теологов и философов умерли от алкогольной передозировки - умнейшие люди. Есть какая-то слабинка у шведов, в отличие от шведок - они скала! Надежные, выносливые, независимые и вдобавок красивые. Швеция для меня - любимая мачеха. Красоту Стокгольма нельзя описать, нужно ее увидеть, вдохнуть! Ингмар Бергман не раз повторял, что нет лучше места на земле, чем Швеция летом. Мнение Бергмана разделял и Бродский, любивший проводить летние месяцы на островах, а Стокгольмский архипелаг насчитывает около 24 тысяч островов. Есть где разгуляться! Стокгольм is a must!, как говорят англичане.

И. Ч. Вы были переводчиком и помощницей Андрея Тарковского на его последней картине «Жертвоприношение». Когда смотришь на некоторые фотографии, где вы вдвоем с Мастером, особенно на ту, где вы встречаете Рождество (или Новый год?) с бокалом шампанского в руке, кажется, что вы двое влюбленных. Что скажете?

Л. А. Вы абсолютно правы! В Тарковского нельзя не влюбиться! В него влюблена была вся наша команда. До сих пор я встречаю людей - совсем молодых, обоих полов, влюбленных не только в его творчество, но и в него самого. Такая редкостная пассионарная личность! В нем сочеталась несокрушимая мужественность, рыцарство и какая-то детская, нежная доверчивость, утонченность художника, значительность (Андрей несмненно знал, кто он в искусстве!), одновременно простота, доступность, но только с теми, кого он “принимал”. Ему трудно было расщеплять мощь своего таланта, вдохновение, терзания и свою обыденную жизнь; хотя я его видела и скучающим, и грустящим, недоверчивым, даже крайне подозрительным, язвительным, непримиримым.

И.Ч. Андрей Тарковский в некоторых случаях был очень жесток, мог измотать актера, добиваясь нужного исполнения. Говорят, так он изматывал своего любимца, Анатолия Солоницына. Тот, несмотря на это, Тарковского боготворил. А как АТ вел себя со шведскими актерами? Они хорошо к нему относились? За спиной не перешептывались?

Л.А. Перешептывались, еще как! Это же актеры! Злились, что оставлял их без внимания. Им, казалось, что Андрею важней складочка на скатерти или капля на можжевельнике, чем актеры, но они ему доверяли и терпели. Эрланд Юзефсон - главный герой фильма - точно описывает “бесконечное ожидание” актеров в своей восхитительной пьесе “Одна ночь шведского лета”, которую поставили в Таллинне в Русском театре (театр красоты необыкновенной!) ко Дням Тарковского. Опять же, чиновники театра уверяли, что пьеса не продержится и недели - слишком “интеллектуальная”, а ее играли два года, билетов не достать! Я рада, что сыграла в осуществлении этого проекта небольшую роль, посоветовав организатору Элле Аграновской рискнуть и поставить пьесу. Элла поверила и не пожалела. У меня в пьесе тоже роль. Эрланд назвал меня переводчицей Соней. Какие у нас на фильме были чудесные актеры! Огромное им всем спасибо! И тем, кого уже нет в живых, - Эрланду Юзефсону, Аллану Эдвалю, Сьюзан Флитвуд.

И.Ч. Андрей советовался с вами по поводу картины? Музыку, свет, цвета, пейзажи – он все сам подбирал? Был ему нужен советчик?

Л. А. Очень даже, но это нельза назвать “советом”. Когда Андрей выбирал актеров, он поглядывал на свое окружение, как кто реагирует? В выборе Аделаиды - главной героини- Сьюзан Флитвуд из Лондона и Малыша особенно: ходил, морщился, вопросительно смотрел прямо в глаза, словно, спрашивал: что ты думаешь?, кусал ногти. Я подробно описываю его мучения в книге “Андрей Тарковский: собиратель снов”. То же можно сказать о выборе натуры. Он как бы весь, вся его фигура превращались в вопросительный знак. Быть может, он спрашивал себя? Спрашивал и переспрашивал.

И.Ч. Как так получилось, что в сценарии «Жертвоприношения» Тарковский словно провидел свою судьбу? Ведь он узнал о своей смертельной болезни уже после того, как сделал картину…

Л.А. Все верно, хотя сценарий “Ведьмы” - так первоначально назывался фильм “Жертвоприношение”, - написанный еще в Москве задолго до “Ностальгии”, повествовал о человеке неизлечимо больном раком, которого излечивает ведьма. В Швеции Тарковский посчитал, что исцеление одного человека довольно банальная история и сделал стремительный виток вверх. Герой картины Александер спасает мир, человечество от атомной войны, пообещав Богу отказаться от всего, что дорого ему в жизни: от сына, семьи, друзей, дома и “пустых разговоров” - он принимает обет молчания. Когда Андрей узнал, что сам неизлечимо болен, он сказал, что два последних фильма каким-то судьбоносным образом повлияли на его жизнь. Герой “Ностальгии” умирает на чужбине, герой последней картины жертвует собой. Большой художник всегда предвидит, плетет свою судьбу, в русской литературе примеров хоть отбавляй.

И.Ч. Лейлочка, вы живете в Лондоне. Постоянно принимаете русских режиссеров, художников, музыкантов. Принимаете фигурально – сидя в зале, и вполне конкретно – за своим столом.

Знаю, что за вашим столом недавно был Марлен Хуциев. А в театре вы встречались с Дмитрием Крымовым, Андреем Кончаловским... Расскажите о ваших впечатлениях. Как воспринимается русское искусство англичанами?

Л.А. Англичане, как известно, народ сдержанный. Как сказал Чехов: «англичанин произошел от замороженной рыбы». Безусловно, это преувеличение, но восторга они не выказывают, кроме, как на балете. Там кричат: браво! Для меня встреча с такими легендами, как Марлен Хуциев, - незабываемый подарок! Крымова и Кончаловского я встречала только на спектаклях и вечерах в Пушкинском Доме в Лондоне. Оба разные, интересные, но я скажу крамольную вещь, за которую стану, как некогда из-за Тарковского персоной нон грата: Чехова ставят лучше, понимают глубже англичане. На Кончаловском все было мощно, а Чехова не было, а вот в лондонском спектакле “Дядя Ваня” Люси Бейли Антон Павлович стоял в темном углу и умилялся, этого нельзя было не заметить. В восторге были англичане и русские. Хоть и были там огрехи, но чеховская атмосфера схватила за горло с первых минут и держала до конца. Спекатакль был поставлен в маленьком театре, повторялся дважды, а я даже связалась с дирекцией Чеховского фестиваля в Москве, чтобы привезли его, но в Москву везут мастодонтские постановки, а этот, увы, остался не увиденным в России.

И.Ч. В Лондоне существует Пушкинский дом. Не расскажете о нем поподробнее? Почему его так назвали – в пандан с петербургским?

Л.А. Пушкинскому Дому в Лондоне в этом году исполняется 60 лет. Его основали русские эмигранты - семья Кульманов. Я помню его старое местонахождение на Ладбрук Гроув, домашние встречи с чаем. А назвали так… а как еще можно назвать первый литературный дом в Англии? У них Шекспир, у нас Пушкин! Все просто.

И.Ч. Ваши пьесы ставились на Украине, в Киеве. Там у вас много друзей. Что скажете об «украинских событиях»?

Л.А. Друзья остаются друзьями. Я их любила и никакой Майдан не изменит моего отношения, даже, если мы на разных берегах. С некоторыми из друзей держим дистанцию. Пока. Революции любых цветов глубоко чужды мне, чего я не скрывала. Но я принимаю их выбор.

Какое-то всемирное дьявольское наваждение революционной чумы! Но это урок нам всем. Очень страшный урок.

И.Ч. Вы, я знаю, увлечены эзотерикой. Какой у вас прогноз на будущее России и мира? Очень уж страшные дни мы сейчас переживаем.

Л.А. Да, темные тучи ненависти витают над Землей и в наших сердцах. Все происходящее ужасает. Говорят, ошибиться легко, а вот убедить себя в том, что ты ошибся трудно. Все хотят быть правыми. Не лучше ли и за другим признать такое же право? Он - другой, но он такой же, как и ты. Как говорит мой китайский Мастер, нужно хотя бы 5 минут уделить свету: просто сесть, успокоиться и послать мысленно в Космос свет, ведь мы же все источники энергии. Магниты. Без света нам не жить - ни нам, ни нашим детям. Чаще бывать на природе, благодарить ее, что бережет нас. И спокойней дышать… Дыхание, “прана", “чи” - жизнь. Хоть изредка следует об этом вспоминать. И делать свое дело, проживать свою, а не чужую жизнь (это касается России, Украины, Америки и “всяких прочих шведов” - очень любимых!). Тогда будет внутренняя гармония. Но испытаний нам не избежать. Что-то роковое с датами рождения и смерти Лермонтова: его 100-летие не смогли отпраздновать - Первая мировая война 1914 года, дату смерти тоже - 1941 год - война. Давайте доживем и переживем 3 октября, а там… Бог милостив, хотя на Бога надейся, а сам не плошай.

Лейла Александер-Гаррет, переводчица Андрея Тарковского во время съемок "Жертвоприношения", в конце недели презентовала в Москве свою книгу "Андрей Тарковский: собиратель снов".

При чтении книги роскошь слышать очевидца боролась со смущением от некоторых характеристик ее героев, от банальности эпитетов и претенциозности композиции. По воле ли редакторов или самого автора, но книга, увы, казалась еще одним вкладом в хитующий, но явно избыточный и до конца непонятный жанр, когда шофер рассказывает о жизни принцессы, бывшие жены об известных мужьях и пр. Однако при личной встрече автор оказался куда симпатичнее, чем текст. Сразу стало понятно, почему Тарковский выбрал ее в переводчики - тонкий, ровный, психологически ясный человек.

Российская газета: Кем вы были в его жизни? Прототипом образа Переводчицы в "Ностальгии"?

Лейла Александер-Гаррет: Ну разве что с точки зрения гардероба. Мой тогдашний муж, приехав с кинофестиваля, сказал: Тарковский содрал твой гардероб. Пальто, шарф, туфли и золотистая сумка, которые были у меня во время первой встречи с режиссером в Москве, оказались в фильме. И беретка, и волосы у переводчицы были такие же, как у меня. Но это касалось почти всех. Он мог увидеть какую-то косыночку и сказать "хочу". Как-то он сказал мне: снимай жилет. И одел в него сына в фильме. Он мог говорить о высших мирах, но при этом высасывать из жизни все детали. Он "списывал" с окружающего все, что ему нравилось.

РГ: Как бы вы назвали жанр ваших с ним отношений?

Александер-Гаррет: "Судьбы скрещенье". Тарковский перебрал 14 переводчиков, но говорил "алхимия не совпадает". И, в конце концов, мне почти каждый день стал звонить директор картины и приглашать. А когда я пришла, обнял и сказал: ты будешь с нами, потому что Тарковский с тобой спокоен. Андрей был очень нервным человеком, он весь вибрировал.

РГ: Какие у вас были мотивы при написании книги?

Александер-Гаррет: Желание ее написать возникло сразу после съемок "Жертвоприношения" и ухода Андрея. Но как говорят мудрые китайцы, ничего не бывает слишком поздно или слишком рано, все - вовремя. Надеюсь, что сейчас это "вовремя" наступило. У меня дома огромный архив, который я надеюсь передать музею Тарковского в Москве, - позор, что его до сих пор нет. Я думаю, к нему бы возник мировой интерес. Во всяком случае, когда я в декабре 2007 года организовала маленький кинофестиваль в Англии, посвященный Андрею Тарковскому, залы были забиты. После "Зеркала" к Марине Тарковской подходили зареванные англичане и говорили: этот фильм про меня.

РГ: В книге много новых деталей?

Александер-Гаррет: Да, ведь этот период в жизни Тарковского - терра инкогнита. Он в то время почти ни с кем не общался. Мне недавно режиссер Владимир Грамматиков рассказывал, как Тарковский просил его взять деньги и передачу для сына Андрюши. И он не побоялся. А вообще были люди, которые, увидев его, переходили на другую сторону улицы.

РГ: Чем была особенна эта работа над "Жертвоприношением"?

Александер-Гаррет: Было много интересного. Андрей во что бы то ни стало хотел снимать белые ночи. А потом все кадры с белыми ночами удалил из фильма. Группа недоумевала. Он отвечал: я не знал, как они будут выглядеть на пленке. Интриговавший его образ белой ночи - чувство одиночества, вселенский пейзаж - он придумал в Италии, где писал сценарий.

Актерам он не ставил никаких конкретных задач, но много говорил с ними на общие темы - о любви, предательстве, лжи, смерти. На Западе такие темы - табу, о них говорят лишь с очень близкими. И разговоры Андрея сначала всех выводили из баланса. Но потом актеры поняли. И часто повторяли, что никто не дал им больше, чем Тарковский. Он очень долго подбирал актеров, вот это был караул. И, кстати, на роль доктора хотел пригласить Олега Янковского. Янковский узнал об этом только на нашем фестивале в январе 2007- го. На письма в советское посольство Тарковскому даже не соизволили ответить, уж не говоря о том, чтобы передать их Янковскому.

РГ: Причины невозвращения Тарковского потеряли свою загадочность?

Александер-Гаррет: Его оставило на Западе желание работать. Хоть Ермаш и обещал ему возможность беспрепятственно снять "Идиота", но Тарковский уже не верил. Художник такого калибра всегда чувствует, кто он и что он. И проходить через вызовы на ковер, через тон советских замечаний, объявляющих его третьесортным художником... Но оставшись в Европе, он не стал диссидентом. И на первой же пресс-конференции отказался от общения с журналистами, когда они попытались сделать диссидентскую тему главной.

Причина невозвращения была одна: ему нужно было работать.

В Советском Союзе он сделал 5 фильмов за 20 лет. А на Западе за 2 года - "Ностальгию", "Жертвоприношение", документальный, почти часовой фильм "Путешествие по Италии", написал "Запечатленное время" и поставил "Бориса Годунова" в Ковент-Гардене.

РГ: По отношению к художнику мир почти всегда ранящ, вы описываете в книге сцену, когда Бергман стоял от Тарковского в двух шагах и не отозвался.

Александер-Гаррет: Я позже работала в Королевском драматическом театре с Юрием Любимовым и часто общалась с Бергманом. "Я перед каждым новым фильмом смотрю " Андрея Рублева", это шедевр, выше которого ничего нет", - говорил он, когда мы сидели вместе за столом. Но в своей книге "Латерна магика" описывает, что он также удрал от встречи с Куросавой и, кажется, от Вуди Аллена. Говорит, что у него в такой момент что-то происходит с желудком. И это у него с детства. Но Тарковский всегда меня укорял: представляешь, если бы мы все-таки подошли к нему напрямую, ему некуда было бы драпать, он вынужден был бы сказать: здравствуйте - до свидания - выпьем чашку чая.

РГ: Как вы выбирали правильное этическое расстояние по отношению к описываемому прошлому, как решали, что обнажать, а что прятать? Вы довольно резко пишите о жене Тарковского Ларисе.

Александер-Гаррет: Это вы не читали книгу Ольги Сурковой "Я и Тарковский". По сравнению с ней я ретушировала.

РГ: Читала. У меня к вашему описанию больше претензий.

Александер-Гаррет: Не важно. Тарковский говорил, что искусство существует только потому, что мир неблагополучен. Что нужны преодоления. Может быть, его такая личная ситуация как раз и подталкивала к творчеству.

РГ: Смущает также и духовная "каша" в голове автора, бросающая тень на героя, - ясновидение и экзистенциализм, католические монахи и астрология, все у вас в одном флаконе.

Александер-Гаррет: Но и Тарковскому все было интересно - и дзен-буддизм, и мистика. У него в каждом городе были какие-то знакомые ясновидящие, в Москве он встречался с Джуной и парапсихологами. Но в Лондоне переводчица Ира Кириллова, одна из старейших прихожан православного храма, познакомила его с митрополитом Антонием Сурожским. Позже владыка Антоний рассказывал, что Андрею сначала было неудобно, он хотел уйти, но владыка, человек широких взглядов, всех мог расположить к храму, он чем-то развеселил Андрея.

Позже Андрей исповедовался у него.

Они говорили о таинстве молитвы, о внутренней тишине. Тарковский тем временем готовил "Жертвоприношение". И лекцию об Апокалипсисе в Сент-Джеймском соборе в Лондоне.