Лилия амарфий биография личная жизнь. Амарфий, лилия яковлевна. Брак с Михаилом Державиным считаете ошибкой юности

Однажды, будучи в Москве по служебным делам, я наткнулся на афишу театра оперетты: "Марица", и перечень ранее не известных мне имён. Но Кальман - мой кумир с детских лет, и я уговорил своего товарища Сашу Иванова пойти, посмотреть и послушать ("Не пожалеешь, поверь мне!" - пришлось уговаривать, потому что Саша был не ходок в театры. Вот в ресторан - другое дело!). Когда Лилия Амарфий появилась на сцене, Саша впился в бинокль и не отрывался от него до конца спектакля. А когда запела!..

Выдающаяся актриса, звезда столичного Театра оперетты скончалась на 61-м году жизни. Как вспоминали сегодня её друзья и коллеги, Лилию Амарфий всегда отличало особое жизнелюбие и веселость, столь свойственные жанру оперетты. В мае этого года певица вышла на сцену в тысячном представлении «Летучей мыши». Рассказывают «Новости культуры».

Когда ее спрашивали о секретах столь блестящей формы – оказывалось, что никаких особых секретов нет. Конечно, гимнастика, конечно, диета, но главное – блеск в глазах, который приходит от умения искренне радоваться, не замечать плохое, влюбляться и влюблять. Так просто об этом сказать, и сколько душевного труда необходимо, чтобы не пускать в себя дурные мысли, не реагировать на сплетни и интриги, нести пленительный образ женственности со сцены и не изменять ему в жизни.

«Трагедия для нашего театра, потому что Лиля не просто была рядовой актрисой, а примадонной оперетты. При этом талант ее огромного диапазона. Она могла играть любые роли», - убежден директор государственного академического театра «Московская оперетта» Владимир Тартаковский.

Сильва, Летучая мышь, Фиалка Монмартра, Прекрасная Галатея – не будет преувеличением сказать, что Лилия Амарфий спела всю опереточную классику. А ведь чуть было не стала драматической актрисой. Но экзамены в Гитис и Школу-студию МХАТ были в один день, и до школы-студии абитуриентка доехать не успела. Учебу в Гитисе Лилия Амарфий вспоминала как череду препятствий, которые она преодолевала с завидным упорством. Мешал молдавский говор, не слушался голос, приходилось много трудиться у балетного станка. Когда же она пела арию Фиалки на прослушивании в театр Оперетты, то от волнения не помнила себя – очнулась от того, что весь оркестр зааплодировал.

«Это огромная и человеческая потеря и профессиональная для нашего театра, и вообще - для жанра оперетты», - уверен народный артист России Герард Васильев.

В отличие от многих примадонн, которые посвящают себя только сцене, Лилия Амарфий была не чужда семейных радостей – не раз выходила замуж, родила сына. С удовольствием занималась домашним хозяйством, одновременно репетируя свои роли.

«Она умела делать себя красивой и элегантной. Ей нужна была ночь на новые идеи. И за эту ночь мы с ней горы могли свернуть», - вспоминает заведующая пошивочными мастерскими государственного академического театра «Московская оперетта» Людмила Иванова. «Тяжело и страшно когда в такие годы уходят лучшие представители нашего театра, нашего жанра и музыкального театра в целом», - говорит народный артист России Юрий Веденеев. «Я прекрасно чувствую себя в своих ролях, живу в них, каждая из них - это прожитая жизнь» - говорила Лилия Амарфий. На этой сцене он прожила десятки придуманных жизней. И была счастлива жизнью своей.

Ошибка Lua в Модуль:CategoryForProfession на строке 52: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Ли́лия Яковлевна Ама́рфий (8 ноября , Оргеев , Молдавская ССР - 28 сентября , Москва) - советская и российская актриса оперетты, солистка Московского театра оперетты , Народная артистка России (1998) .

Биография

В 1967 году Лилия Амарфий приехала в Москву поступать в театральные ВУЗы, пробовалась в Школу-студию МХАТ и ГИТИС , Институт театрального искусства им. А. В. Луначарского на музыкальный факультет. Третий тур прослушивания в обоих ВУЗах проходил в один день. Задержавшись на экзамене в ГИТИСе, Лилия опоздала в Школу-студию МХАТ . В результате стала студенткой Института театрального искусства им. А. В. Луначарского - курс народного артиста СССР Л. Н. Свердлина , педагог по вокалу - народная артистка РСФСР И. И. Масленникова .

Ушла из жизни 28 сентября 2010 года после тяжелой болезни. Похоронена в Москве на Троекуровском кладбище 1 октября 2010 (аллея № 6а, «аллея актёров»). .

8 ноября 2011 года в день рождения актрисы на сцене Московского театра оперетты состоялся вечер памяти «Лилия», в котором принял участие весь коллектив театра.

Муж - Алексей Яковлев (р.1961), сын Юрия Яковлева и Екатерины Райкиной , внук Аркадия Райкина .

Театральные работы

Фильмография

1. - Граф Люксембург - Кларетт
2. - Девичий переполох - Анфиса, дочь дворянина Глебова
3. - Приключения в замке - бенефис актрисы
4. - Автопортрет - бенефис актрисы
5. - Граф Люксембург - Анжель
6. - Автопортрет. Виктор Кривонос - участие в телебенефисе В. Кривоноса
7. - Граф Люксембург - Жюльетта
8. - Как в старом кино - бенефис актрисы

съемки в телеспектаклях, передачах «Любителям оперетты» и других концертных телевизионных программах

Награды

Напишите отзыв о статье "Амарфий, Лилия Яковлевна"

Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий Амарфий, Лилия Яковлевна

– Ну, конечно же хочу! – радостно воскликнула я, и не говоря куда мы пойдём, направилась к двери.
– Свитер возьми, вернёмся поздно – прохладно будет! – вдогонку крикнула бабушка.
Тут уж я дольше выдержать не могла...
– И откуда ты знаешь, куда мы идём?! – нахохлившись, как замёрзший воробей, обижено буркнула я.
Так у тебя ж всё на лице написано, – улыбнулась бабушка.
На лице у меня, конечно же, написано этого не было, но я бы многое отдала, чтобы узнать, откуда она так уверенно всегда всё знала, когда дело касалось меня?
Через несколько минут мы уже дружно топали по направлению к лесу, увлечённо болтая о самых разнообразных и невероятных историях, которых она, естественно, знала намного больше, чем я, и это была одна из причин, почему я так любила с ней гулять.
Мы были только вдвоём, и не надо было опасаться, что кто-то подслушает и кому-то может быть не понравится то, о чём мы говорим.
Бабушка очень легко принимала все мои странности, и никогда ничего не боялась; а иногда, если видела, что я полностью в чём-то «потерялась», она давала мне советы, помогавшие выбраться из той или иной нежелательной ситуации, но чаще всего просто наблюдала, как я реагирую на, уже ставшие постоянными, жизненные сложности, без конца попадавшиеся на моём «шипастом» пути. В последнее время мне стало казаться, что бабушка только и ждёт когда попадётся что-нибудь новенькое, чтобы посмотреть, повзрослела ли я хотя бы на пяту, или всё ещё «варюсь» в своём «счастливом детстве», никак не желая вылезти из коротенькой детской рубашонки. Но даже за такое её «жестокое» поведение я очень её любила и старалась пользоваться каждым удобным моментом, чтобы как можно чаще проводить с ней время вдвоём.
Лес встретил нас приветливым шелестом золотой осенней листвы. Погода была великолепная, и можно было надеяться, что моя новая знакомая по «счастливой случайности» тоже окажется там.
Я нарвала маленький букет каких-то, ещё оставшихся, скромных осенних цветов, и через несколько минут мы уже находились рядом с кладбищем, у ворот которого... на том же месте сидела та же самая миниатюрная милая старушка...
– А я уже думала вас не дождусь! – радостно поздоровалась она.
У меня буквально «челюсть отвисла» от такой неожиданности, и в тот момент я видимо выглядела довольно глупо, так как старушка, весело рассмеявшись, подошла к нам и ласково потрепала меня по щеке.
– Ну, ты иди, милая, Стелла уже заждалась тебя. А мы тут малость посидим...
Я не успела даже спросить, как же я попаду к той же самой Стелле, как всё опять куда-то исчезло, и я оказалась в уже привычном, сверкающем и переливающемся всеми цветами радуги мире буйной Стеллиной фантазии и, не успев получше осмотреться, тут же услышала восторженный голосок:
– Ой, как хорошо, что ты пришла! А я ждала, ждала!..
Девчушка вихрем подлетела ко мне и шлёпнула мне прямо на руки... маленького красного «дракончика»... Я отпрянула от неожиданности, но тут же весело рассмеялась, потому что это было самое забавное и смешное на свете существо!..
«Дракончик», если можно его так назвать, выпучил своё нежное розовое пузо и угрожающе на меня зашипел, видимо сильно надеясь таким образом меня напугать. Но, когда увидел, что пугаться тут никто не собирается, преспокойно устроился у меня на коленях и начал мирно посапывать, показывая какой он хороший и как сильно его надо любить...
Я спросила у Стелы, как его зовут, и давно ли она его создала.
– Ой, я ещё даже и не придумала, как звать! А появился он прямо сейчас! Правда он тебе нравится? – весело щебетала девчушка, и я чувствовала, что ей было приятно видеть меня снова.
– Это тебе! – вдруг сказала она. – Он будет с тобой жить.
Дракончик смешно вытянул свою шипастую мордочку, видимо решив посмотреть, нет ли у меня чего интересненького... И неожиданно лизнул меня прямо в нос! Стелла визжала от восторга и явно была очень довольна своим произведением.
– Ну, ладно, – согласилась я, – пока я здесь, он может быть со мной.
– Ты разве его не заберёшь с собой? – удивилась Стелла.
И тут я поняла, что она, видимо, совершенно не знает, что мы «разные», и что в том же самом мире уже не живём. Вероятнее всего, бабушка, чтобы её пожалеть, не рассказала девчушке всей правды, и та искренне думала, что это точно такой же мир, в котором она раньше жила, с разницей лишь в том, что теперь свой мир она ещё могла создавать сама...
Я совершенно точно знала, что не хочу быть тем, кто расскажет этой маленькой доверчивой девочке, какой по-настоящему является её сегодняшняя жизнь. Она была довольна и счастлива в этой «своей» фантастической реальности, и я мысленно себе поклялась, что ни за что и никогда не буду тем, кто разрушит этот её сказочный мир. Я только не могла понять, как же объяснила бабушка внезапное исчезновение всей её семьи и вообще всё то, в чём она сейчас жила?..
– Видишь ли, – с небольшой заминкой, улыбнувшись сказала я, – там где я живу драконы не очень-то популярны....
– Так его же никто не увидит! – весело прощебетала малышка.
У меня прямо-таки гора свалилась с плеч!.. Я ненавидела лгать или выкручиваться, и уж особенно перед таким чистым маленьким человечком, каким была Стелла. Оказалось – она прекрасно всё понимала и каким-то образом ухитрялась совмещать в себе радость творения и грусть от потери своих родных.
– А я наконец-то нашла себе здесь друга! – победоносно заявила малышка.
– Да ну?.. А ты меня с ним когда-нибудь познакомишь? – удивилась я.
Она забавно кивнула своей пушистой рыжей головкой и лукаво прищурилась.
– Хочешь прямо сейчас? – я чувствовала, что она буквально «ёрзает» на месте, не в состоянии более сдерживать своё нетерпение.
– А ты уверена, что он захочет придти? – насторожилась я.
Не потому, что я кого-то боялась или стеснялась, просто у меня не было привычки беспокоить людей без особо важного на то повода, и я не была уверена, что именно сейчас этот повод является серьёзным... Но Стелла была видимо, в этом абсолютно уверена, потому, что буквально через какую-то долю секунды рядом с нами появился человек.
Это был очень грустный рыцарь... Да, да, именно рыцарь!.. И меня очень удивило, что даже в этом, «другом» мире, где он мог «надеть» на себя любую энергетическую «одежду», он всё ещё не расставался со своим суровым рыцарским обличием, в котором он себя всё ещё, видимо, очень хорошо помнил... И я почему-то подумала, что у него должны были на это быть какие-то очень серьёзные причины, если даже через столько лет он не захотел с этим обликом расставаться.
Обычно, когда люди умирают, в первое время после своей смерти их сущности всегда выглядят именно так, как они выглядели в момент своей физической смерти. Видимо, огромнейший шок и дикий страх перед неизвестным достаточно велики, чтобы не добавлять к этому какой-либо ещё дополнительный стресс. Когда же время проходит (обычно через год), сущности старых и пожилых людей понемногу начинают выглядеть молодыми и становятся точно такими же, какими они были в лучшие годы своей юности. Ну, а безвременно умершие малыши резко «взрослеют», как бы «догоняя» свои недожитые годы, и становятся чем-то похожими на свои сущности, какими они были когда вошли в тела этих несчастных, слишком рано погибших, или от какой-то болезни безвременно умерших детей, с той лишь разницей, что некоторые из них чуть «прибавляют» в развитии, если при их коротко прожитых в физическом теле годах им достаточно повезло... И уже намного позже, каждая сущность меняется, в зависимости от того, как она дальше в «новом» мире живёт.
А живущие на ментальном уровне земли высокие сущности, в отличие от всех остальных, даже в состоянии сами себе, по собственному желанию, создавать «лицо» и «одежду», так как, прожив очень долгое время (чем выше развитие сущности, тем реже она повторно воплощается в физическое тело) и достаточно освоившись в том «другом», поначалу незнакомом им мире, они уже сами бывают в состоянии многое творить и создавать.
Почему малышка Стелла выбрала своим другом именно этого взрослого и чем-то глубоко раненого человека, для меня по сей день так и осталось неразгаданной загадкой. Но так как девчушка выглядела абсолютно довольной и счастливой таким «приобретением», то мне оставалось только полностью довериться безошибочной интуиции этой маленькой, лукавой волшебницы...

«...Ты здесь, ты есть,
Ты рядом с нами,
и сколько бы ни промчалось лет
Под голубыми небесами
Твоей улыбки будет свет...»

Я, Юрий Дмитриевич Субботницкий, школьный друг Лилии Яковлевны Амарфий, профессиональный моряк, первый помощник капитана дальнего плавания, одессит, слишком поздно, почти 1,5 года спустя, приехав в Молдавию в Оргеев, узнал ужасающие известия о безвременном уходе Лилички из этой земной жизни. И до сих пор не могу прийти в себя и до конца осознать, что Лилии уже нет в этом мире.

Ниже написаны слова, строчки, фразы, мысли, запечатленные только в моей памяти в ускользающие мгновения в ее жизни, воспоминания о ее юности, которые я хочу посвятить пронзительно-щемящей светлой памяти об этом удивительном, прекрасном, как цветок, которым является ее имя, человеке, очаровательной женщине, великой актрисе и певице, Народной артистке России, Лилии Амарфий, и поблагодарить Бога, Провидение, Судьбу, Высшее Небесные Силы, которые даровали (именно даровали) мне возможность, чтобы моя жизнь и судьба пересеклись, вернее слегка соприкоснулись с жизнью Лилии.

Но сейчас мне бы хотелось вспомнить о ней не как о знаменитой популярной артистке, а как о моем давнем школьном друге, землячке, с которой мы вместе росли в маленьком молдавском городке Оргеев, расположенном в 45 км от Кишинева, учились в одной школе и были просто соседями, жили на рядом расположенных улицах.

В своей автобиографии и воспоминаниях Лилия Яковлевна вскользь упоминает о том, что в детстве она училась в музыкальной школе. Я более подробно остановлюсь на этом моменте.

Еще в детском саду у Лилии проявились Богом данные природные музыкальные способности: слух, голос, природная пластичность, а главное какое-то целеустремленное упорство, желание быть центром внимания и выступать, выступать и выступать. Получать удовольствие от того, что ее песни и танцы нравятся зрителям.

Воспитатели, а затем и преподаватели настоятельно порекомендовали родным Лили уделить более пристальное внимание ее музыкальному развитию и образованию. Когда она подросла и стала ходить в школу, ее отдали учиться и в музыкальную школу. Тщательно все обдумав и рассудив, поднатужившись и приняв посильную помощь и участие многочисленных соседей, купили аккордеон. И, надо сказать, не ошиблись. Решение на все 100% было правильным и удачным, более того этот аккордеон сыграл очень важную роль в жизни Лилиной семьи. Уже занимаясь в старших классах общеобразовательной школы, Лиля сама в качестве музыкального воспитателя стала работать и подрабатывать «на жизнь», обучая оргеевских детишек петь, танцевать и таким образом приобщать прекрасному миру музыки и позволил семье сводить концы с концами.

Представьте себе крохотная девчушка идет из школы, а у нее за спиной на лямках огромный чемодан-футляр с аккордеоном. Дом, где я жил, находился на улице Сергея Лазо и окнами выходил именно на эту улицу. Улица спускалась с большим уклоном к большому лугу, где паслись козы, а уже за этим лугом, на улице Первомайской, находился домик, где жила Лиля. Мы были соседями, это рядом. Жила Лиля с мамой - Марией Ефимовной (тетей Маней) и со старшим братом Вовой. Папа умер рано, я его не помню и никогда не видел.

Зимой улица С. Лазо оледеневала и превращалась к великой радости местной детворы в настоящий каток. Лилия весьма оригинально использовала футляр аккордеона. Она садилась на него верхом и лихо скатывалась вниз как на санках. Моя мама часто говорила мне: «Юра! Быстро подойди к окну, там твоя невеста катается на баяне».

Позже у меня появился пленочный катушечный магнитофон, большая редкость по тем временам. Были неплохие записи, и я, зная время, когда Лиля будет возвращаться из школы домой, выставлял в открытую форточку динамик и таким образом транслировал музыку на улицу. Лилия иногда проходила мимо, не останавливаясь, иногда задерживалась у наших окон и слушала музыку, а я, спрятавшись за занавеску, любовался ей. Она была необычайно красива, какой-то загадочной, восторженной, алопарусной гриновской красотой. И, употребив современный одесский сленг (простите), прямо можно сказать: она была «обалденно» красива. От нее просто невозможно было оторвать глаз.

В конце концов Лиля не выдержала и сдалась. Однажды в нашу дверь позвонили. Открыла мама и каким-то необычным голосом произнесла: «Юра! К тебе гости!». На пороге стояла Лиля и, смущаясь, произнесла: «Меня зовут Лиля. Из Вашего окна всегда звучит такая прекрасная музыка. Не могла бы я ее послушать?».

Мама моя буквально выворачивалась наизнанку, не зная, где посадить и чем угостить прекрасную гостью. Мы пили вкуснейший (наверное, самый вкусный чай в моей жизни) с малиновым, затем абрикосовым, затем вишневым, затем айвовым вареньями и слушали музыку.

Так мы официально познакомились с Лилией, или как я ее называл для себя Лилианой. Вскоре Лиля стала часто бывать у нас в доме, а я у них. И очень часто тетя Маня говорила мне, когда Лили не было дома: «Эта фыцка (местный диалект, девчонка подросток-сорванец, это скорее всего на идиш) опять на репетиции и, наверное, поет и пляшет на сцене, иди туда и там ее увидишь».

В Оргееве к тому времени (и очень удачно и своевременно) был выстроен Дворец культуры, достаточно большой и удобный, из красивого местного белого камня - котельца, с большим удобным фойе, где по субботам и воскресеньям устраивались танцы. Это мероприятия стало очень популярным в городе. Этот Дворец культуры стал духовным центром города. Здесь работала много разнообразных кружков.

В это время был организован ВИА «Кодру» («Лес»), душой, сердцем, яркой звездой и естественным центром, вокруг которого все вращалось, конечно, была Лиля. Она была настоящим генератором, вечным двигателем разнообразных идей, предложений, любопытных решений, творческих задумок и сумела-таки разбудить вечно сонный провинциально-болотный Оргеев.

Ансамбль все чаще и чаще стал выступать, давать концерты. И на эти концерты, а вернее и точнее сказать «на Лилю» стало приходить горожан все больше и больше. Вскоре концерты стали настолько популярны, что каждый из них ожидался буквально всем городом с нетерпением. И каждый из них был настоящим событием в жизни города.

Но мне запомнился один концерт, на мой взгляд, как теперь бы сказали судьбоносный. Была подготовлена новая программа. Повсюду в городе были развешаны афиши, и публика, как будто предчувствуя что-то необыкновенное и неординарное, буквально «повалила» на концерт. Достаточно большой зал был полностью заполнен, забит до отказа. Зрителей было так много, что не было свободного места даже в проходах, вдоль стен, а балкон чудом выдерживал непомерный вес пришедших горожан. В это время была необычайно популярна мелодичная и веселая финская песенка «Руды, руды – рикс». Лиля вышла на сцену в костюме красной шапочки. На платьице был красный фартушек в белый горошек, естественно на ней была красная шапочка, а в руках плетенная ивовая корзиночка, в которую она по задумке должна была собирать растравленные по сцене грибы. Зал замер. Допев песенку, Лиля, повертев в руках микрофон, а они тогда были шнуровые, и, не найдя куда его положить, неожиданно засунула его в горловину саксофона, на котором виртуозно наяривал саксофонист Тюля. Саксофон от обиды и такой наглости оглушительно взревел, взвыл, а мощные динамики буквально взорвались многодецибельно усиленным звуком. А Лиля как ни в чем не бывало пустилась танцевать и собирать грибы. Зал сначала замер, затих, а затем охнул и разразился водопадом аплодисментов, восторженными воплями, криками, свистом, топотом ног. Все присутствующие, потеряв самообладание, находились в полном экстазе, попав под влияние настоящего волшебства, которое струилось со сцены. А Лиля на бис пела и танцевала...

Мне кажется, что именно тогда невообразимый рев динамиков и рев зала как бы возвестил и отметил рождение и вспышку новой ярчайшей творческой кометы, имя которой Лилия Амарфий. А многокрасочный и многогранный талант которой впоследствии разгорелся в полную силу. И потом, когда Лилия приезжала с концертами в Кишинев, Оргеев, Черновцы уже в статусе народной артистки России и будучи примой Московского театра и оперетты - это уже было явление республиканского, а позже и государственного масштаба.

Я стал приходить к Лиле все чаще и чаще. И могу поклясться на чем угодно, что очень многие, а вернее все мужское население Оргеева, и совсем молодое, и не очень, хотело бы постучаться в Лилину калитку. Все были в нее влюблены. Остаться равнодушным, глядя на нее, было просто невозможно.

В доме все удобства были во дворе, и естественно водопровода и отлива в доме не было. На кухне стоял обычный рукомойник, а под ним огромный бак для грязной воды, который своими размерами и внушительным весом вызывал трепетное восхищение и уважение типа «Гей, славяне! Вздрогнем, ухнем!».

Присутствие гостей в доме всегда приветствовалось и особенно особей мужского пола и по достаточно прозаичной причине. О, этот бак! О, этот монстр! Его ведь надо было выносить! Мама Лили говорила мне, когда я с грустью смотрел на это чудовище: «Юра! Хочешь дружить с красивой девочкой - научись правильно за ней ухаживать. Да, да, и выносить грязную воду тоже, причем научись это делать с радостью!». Что я, тяжко вздыхая, и делал.

Еще одна картинка из той далекой, прошлой жизни буквально стоит у меня перед глазами. И это я наверное буду помнить всегда, сколько мне осталось жить.

Рядом с Оргеевым протекает река Реут, тогда еще, в те времена, в ней можно было купаться, правда пиявок там было немереное количество. Но вода была очень чистая и весь Оргеев летом ходил на пляж. Он располагался междуречьем. Здесь было достаточно глубоко и даже стояла вышка, с которой можно было прыгать в воду. Я с моим другом Эммануилом (Монькой) Миалисом лежали на берегу, я спиной к воде, а Монька, приподнявшись на локтях, лицом к реке. Мы о чем-то вяло болтали. Вдруг лицо его резко изменилось, он вскочил и невероятными, огромными звериными прыжками понесся к реке и с разгона прыгнул в воду. Я, еще не понимая, что произошло, но осознал, что что-то произошло, тоже побежал к берегу. Моньки долго не было видно. Затем на поверхности воды появилось безжизненное и бездыханное тело Лили, а затем и сам Эммануил. Я уже тоже был в воде и помогал вытаскивать Лилю, она не дышала. То ли пригнула неудачно с вышки, то ли нахлебалась воды, то ли схватила судорога - не ясно. Вытащив Лилю на берег и положив животом на мне на колено, мы стали ее откачивать. Вода полилась струей, затем стали делать искусственное дыхание. Возле нас собрался весь пляж, все молча смотрели за нашими усилиями и действиями. Наконец-то наши старания привели к положительному результату - Лиля глубоко вздохнула, открыла глаза и пришла в себя. Так благополучно закончился этот инцидент.

Уже позже, когда все успокоились, я с завистью сказал Моньке: «Ах, Монька! Как жаль, что это ты спас Лилю, а не я! Как бы я хотел быть на твоем месте!».

На что Эммануил, невозмутимо грызя какую-то былинку, с философской глубиной понимания важности сути проблемы ответил: «Так в чем дело? Давай ее утопим снова и на этот раз спасать ее будешь ты». Я оторопело посмотрел на него, поражаясь мудрости его решения.

Прошли годы я поступил в Одесское Высшее инженерное морское училище (ОВИМУ) и уже будучи курсантом 3 курса получил приглашение, и даже 2, на свадьбу старшего брата Лили, Владимира. Первое было от Вовы, второе о том же, но от Лилиной мамы. Вова жил и работал в Николаеве, тетя Маня назвала дату свадьбы и сообщила еще одну новость: Лиля из Москвы тоже прилетит на свадьбу. Она к тому времени уже поступила в ГИТиС.

Я немедленно побежал к начальнику электромеханического факультета, убедил его, что мне срочно на 10 суток необходим отпуск по семейным обстоятельствам. И сразу же отбыл на дизель поезде Одесса-Кишинев в Оргеев.

Встретился с Лилиной мамой и договорились, что утром выезжаем в Николаев. К тому времени я уже был бывалым моряком, совершил свой первый заграничный рейс, на учебном судне «Горизонт». Побывал в Стамбуле, Пиреи, Венеции. И уже смог заработать кое-какие карманные деньги. Я решил не скупится и блеснуть всей широтой одесской морской души. Утром подогнал такси к дому Лилиной мамы, я позвонил в калитку. Тетя Маня внимательно и одобрительно посмотрела на меня: «Молодец! Моя школа, ты хороший ученик, и может быть из тебя еще кое-что путное да и получиться». Прибыли мы в Николаев с шиком. На следующий день я поехал в аэропорт, причем один. Морская курсантская форма, тщательно подогнанная, отутюженная и блестевшая как солнце бронзовым золотом якорей, внушала мне уверенность в будущем успехе. В результате длительных переговоров с охраной в Николаевском аэропорту, и щедро раздав припасенные на такой случай венецианские зажигалки, я получил право и доступ прямо на взлетное поле. Я как отважный капитан, стоя на верхней площадке трапа, пришвартовался к борту самолета. Отутюженные до кинжальной остроты складки брюк, гюйс - воротник белоснежной морской рубашки-голландки, бодро трепетал под порывами южного ветра как добрые заботливые крылья ангела-хранителя, что предавало мне уверенности в успехе моего предприятия.

Я стоял с огромным букетом роз. Люк распахнулся, и в таком роскошном виде я предстал перед изумленными глазами стюардесс, которые очень быстро сориентировались в ситуации и заулыбались мне. Пассажиры стали выходить. Появилась в проеме выходного люка и Лиля. Увидев меня, она охнула: «Господи! Юра! как ты здесь?».

«Да, вот встречаю тебя на нашей гостеприимной николаевской земле».

Свадьба удалась. Было весело, непринужденно, вкусно и пьяно. Много пели и танцевали.

На следующий день мы выбрались с Лилей погулять по Николаеву. Прошлись центральной улицей - проспектом Корабелов. И зашли в кофейню. И Лиля, и я очень любили кофе, я сделал заказ. От пирожных Лиля отказалась, но попросила принести несколько тонко нарезанных долек лимона, посыпанных сахаром.

Я немного нервничал. Лиля, очевидно, тоже - ложечка как-то уж очень тревожно позванивала и билась о фарфор. Лиля внимательно, как-то оценивающе-вопросительно поглядывала на меня.

Я набрался сил, глубоко вздохнул и заплетающимся языком начал наверное самые важные переговоры в своей жизни. Мне удалось произнести только одно слово: «Лиличка!» - Лиля стремительно положила мою руку на свою.

«Юра, подожди! Я прекрасно понимаю, что ты мне хочешь сказать. Но давай чуть-чуть хорошо подумаем. Ты всегда мечтал стать моряком, наверное, с самого раннего детства. Юра, мы оба с тобой, к сожалению, фанатично до предела преданы своим детским мечтам и надеждам юности о своем будущем, о своей дальнейшей жизни, так сложились обстоятельства. Уже ничего изменить нельзя, и уже, откровенно говоря, ничего менять не хочется. Помнишь, когда-то ты прочитал мне прекраснейшее стихотворение Эдуарда Багрицкого. Хочешь, сейчас я его прочитаю для тебя:

Кто услышал раковины пение,
Бросит берег и уйдет в туман;
Даст ему покой и вдохновение
Окруженный ветром океан...
Кто увидел дым голубоватый,
Подымающийся над водой,
Тот пойдет дорогою проклятой,
Звонкою дорогою морской...»

Надо сказать, я был просто изумлен! Да, действительно, около 8 лет назад я прочитал это стихотворение Лилии, но даже представить себе не мог, что она могла мгновенно его запомнить. Как великолепно поет Лиля, я знал, но что она с таким чувством, с таким глубоким пониманием смысла стихотворения на этот раз прочитает его для меня…

«И пойми меня, - продолжала она, - я актриса, певица, хочу работать на большой московской сцене. Без театра я свою дальнейшую жизнь не представляю, об этом я тоже мечтала буквально с детского садика. И ты сам, наверное, понимаешь, что в этом плане Москва и Одесса несовместимы. Ты хороший, умный, добрый, прекрасный друг, но пойми - только друг, к моему великому сожалению. Постарайся понять меня и простить!»

На что я рассчитывал?! Как теперь бы сказали: «Дельфин и русалка - не пара, не пара». Я, положа руку на сердце, и сам все прекрасно понимал, а одесситы в такой ситуации выразились бы более определенно: «Шановный (уважаемый), в этом направлении вам абсолютно ни чего не светит, и вы элементарно пролетаете как фанера над Парижем», но мне ведь было 23 года.

Да! Надо сказать, что моя миссия в Николаеве с треском провалилась. И как мы с шиком приехали в Николаев, с таким же шиком отбыли обратно в Оргеев.

Уже потом, через несколько лет, находясь в дальнем плавании, выйдя из Панамского канала, пересекая Тихий океан и взяв курс на Австралию, на Мельбурн, я в том рейсе еще раз вернулся к этим событиям, еще раз переосмыслив и пережив их. Пользуясь многодневным морским переходом, я засел за пишущую машинку, и в результате появилась повесть, а точнее рассказ, эссе, посвященный Лиличке и той поездке в Николаев. Было отпечатано три копии. По приходу в Мельбурн, в Москву авиапочтой полетели 2 увесистых письма. Одно было адресовано в редакцию очень модного и популярного журнала для молодежи «Юность», а второе - Лиле в ГИТиС. Одна копия осталась и храниться у меня до сих пор. Свой рассказ, не мудрствуя лукаво, назвал простодушно и наивно «Маленькая и грустная повесть о дорогах и любви». К сожалению, или к счастью, она опубликована не была. Вернувшись в Одессу, я получил рецензию на свой опус от редактора Андрея Дементьева. Рецензия была половинчатая. Вроде бы редакция соглашалась опубликовать, но надо было доработать, переработать, дополнить, переписать. Желания что-либо переделывать не было никакого, и я махнул на эту затею рукой. Получила ли Лиля мою повесть, читала ли ее, я так и не узнал. И уже не узнаю НИКОГДА!

Несмотря на неудачную «свадебную» встречу в Николаеве мы с Лилей продолжали переписываться. Лиля закончила курс, вместе со студенческой труппой отправилась в Сибирь покорять своими талантами зрителей и слушателей. Я закончил свой учебный год и тоже отправился на плавательскую практику. На этот раз мне удалось устроиться в штат судовым электриком. Мы, как говорят моряки, быстро сбегали через Суэцкий канал в Японию, в Токио, с заходами в порт Саид, Бомбей, Сингапур и Гонг-Конг и через 3,5 месяца вернулись в Одессу.

Неожиданно от Лили получил радиограмму, что после Сибири она полагает быть в Оргееве примерно месяца полтора. Очевидно, или весьма вероятно, что Лиля на тот момент еще очень колебалась и не приняла окончательного решения по поводу моего предложения руки и сердца. Ситуация складывалась удачно, после рейса я получил достаточно серьезные деньги, а в это время в главном универмаге Одессы появилось в продаже заветная мечта всех мальчишек, чешский мотоцикл – красавица Ява 350 изумительного красного цвета, с отливающем хромом баком и глушителем. Собственно говоря, мне мотоцикл был не нужен, но я его купил, чтобы покатать Лилю. К этому времени городской пляж в Оргееве перенесли на озеро, расположенное в лесу. Транспорт туда не ходил никакой, и добраться туда было достаточно сложно. Но там было очень чисто и уютно. Купив мотоцикл, я своим ходом отправился из Одессы в Оргеев. В Оргееве я оказался раньше Лили и на этот раз отправился ее встречать в Кишинёвский аэропорт на своем транспорте. Лиля приехала с багажом, а на мотоцикл я мог посадить только одну Лилю. Багаж мы загрузили в рейсовый автобус, а сами на Яве следовали за ним. И мы часто, поражая воображение местной публики, носились по улицам города.

Надо признаться, я еще не очень уверенно водил мотоцикл, но права на вождение мотоцикла были. Однажды Лиле захотелось поехать куда-нибудь подальше, и мы отправились в путь по Бельцкой трассе в сторону Теленешт, и тут неожиданно возникла сложная дорожная ситуация, в результате которой я еще раз реально спас жизнь Лили, а заодно и самому себе. Впереди нас шел огромный КамАЗ с прицепом, по завязку набитый досками. Возле местной Оргеевской мебельной фабрики он стал поворачивать, не включив левый поворот, пропуская встречный транспорт. Скорость у нас была достаточно большой, острые края торцы досок стремительно надвигались на нас, я левой рукой из всей силы выжал тормоз и, привстав, правой ногой надавил на ножной тормоз. Но скорость падала медленно, я понял, что через какие-то доли секунды на асфальте будут валяться два обнявшихся безголовых трупов, так как досками нам бы просто оторвало головы.

Лиля вцепилась в меня и, крепко прижавшись, закричала. Я заорал: «Пригнись, насколько это можно!». Рядом с дорогой находился придорожный ров канала с пологим склоном, густо заросшей травой, в этой ситуации я принял единственно верное решение и наклонил мотоцикл влево, мы начали соскальзывать вниз, я как мог помогал торможению ногами. Доски просвистели над нашими головами, но мы уже были внизу. По дну каналу тек тихий ручеек, почва была болотистая, вязкая, что тоже способствовало уменьшению скорости. Перед нами оказался огромный джутовый мешок, набитый травой, который собирала на корм козе или кроликам бабушка. Она трезво и реально оценила ситуацию и наконец, очень хорошо осознав, что главной драгоценностью в этом мире является собственная жизнь, а не корм для козочек, бодро перебирая лапками, карабкалась вверх по противоположному склону. И заодно осыпала нас отборными проклятиями на молдавском языке, типа: «Сволочи! Обнаглели совершенно! Гоняют на мотоциклах по канавам и не дают нарвать бурьян для коз!». И какими-то другими, более определенными словами.

Когда я немного пришел в себя, я обнаружил, что уютно расположился в болотце, резко попахивающем водородом, ботинок на мне не было, носки были порваны и ступни сильно расцарапаны. Левая нога болела адски, но Слава Богу потом выяснилось, что лодыжка была не сломана, а только лишь вывихнута. Левая щека была стерта до крови, но глаз остался цел. Кожа левой руки между большим и указательным пальцами была разорвана и сильно кровоточила. Лиля устроилась более удобно и комфортабельно: она сидела у меня на спине, а вернее на шее, а еще точнее на затылке, чем-то напоминая гоголевскую прекрасную панночку-ведьмочку из повести «Вий». Мне очевидно по сценарию (сюжету) была отведена, уготована роль бурсака Хомы Брута. Моя голова весьма экзотически торчала откуда-то из-под Лили. И мы оба наверное представляли любопытное зрелище.

Перевернувшаяся и заглохшая Ява валялась впереди за мешком, фара была разбита, левая подножка согнута, переднее крыло искорежено, поцарапано. На следующий день мотоцикл я продал, не задумываясь, по разумной цене. Эти деньги нам очень пригодились. Мы с Лилей и друзьями в местном ресторанчики «Весна» очень хорошо отметили мое второе рождение, а Лилино уже третье рождение.

За руль я больше никогда не садился. Никогда. Ни мотоцикла, ни автомобиля.

А Лиля совсем наоборот – позднее она очень увлеклась ездой на картах, маленьких гоночных машинках. Это было время, когда молодёжь в Москве очень увлекалась этим. Позднее Лиля послала мне свою фотографию, где она восседала на карте в гоночном шлеме, из-под козырька которого очень мило выглядывали прекрасные Лилины глазки.

Какой разновекторный результат нашей последней поездки на мотоцикле…

Пролетело еще почти 40 «сорок лет»!!! лет. Надо сказать, я часто вспоминал о Лиле, а вернее помнил о ней всегда, постоянно, везде, где только мне приходилось бывать. Представлял, как мы случайно встретимся когда-нибудь, - она красавица, а я бывалый моряк в блестящей морской форме. И вот...

Я устроился работать по контракту на пассажирский океанский лайнер английского судовладельца. Черноморское морское пароходство к этому времени физически перестало существовать. И каждый моряк искал себе работу сам, как только мог и где только мог.

Теплоход хоть и принадлежал английской круизной компании, но в том году работал именно с российскими пассажирами, поэтому и экипаж подобрали в основном из одесситов. Назывался теплоход «Orange Melody» и согласно расписания выполнял круизы из Сочи вокруг Европы, в Лондон и в Санкт-Петербург. Мы стояли у причала сочинского морвокзала. Я сменился с вахты и гулял по верхней палубе. Шла обычная, рутинная посадка пассажиров. Вдруг по громкой судовой трансляции раздался голос капитана: «Вниманию членов экипажа, задействованных на посадке. К борту судна приближается народная артистка России Лилия Амарфий с труппой. Прошу быть особо внимательными и обходительными».

Я обомлел. И в ту же секунду бежал к бортовому леерному ограждению. Перегнувшись через планшер, в нарушении всех требований и законов судовой этики завопил не своим голосом первое, что пришло мне на ум: «Лиля! Лиля! Моряки - оргеевцы приветствуют тебя!!» - Лиля замерла на месте и, еще не понимая, кто это орет, - помахала мне рукой.

Через несколько часов в моей каюте раздался телефонный звонок. Звонила Лиля.

«Юра, у меня завтра концерт, приходи обязательно. Мне будет приятно» - сказала она. Я ответил, что члены экипажа во время круиза не имеют права без служебной необходимости появляться в пассажирских помещения и местах отдыха. Запрещено категорически. «Не волнуйся, это мои проблемы», - ответила Лиля.

Дело в том, что во время выполнения круизных рейсов всегда приглашаются известные артисты, певцы, музыканты и просто интересные люди. И на второй день после отхода судна в рейс и за день до прихода в конечный порт даются соответственно встречный и прощальные концерты. Именно для таких концертов была приглашена Лиля с труппой.

Через какое-то время вновь раздался звонок, звонил капитан и сообщил: «Юрий Дмитриевич, тут такое дело - вам оказана честь представлять экипаж на встречном концерте, тем более что об этом просила ваша знакомая. Условия и требования одно - прибыть в музыкальный салон заранее и в парадной форме». «Будет выполнено», - радостно ответил я.

На концерте Лилю встретили очень доброжелательно. Долго, много и охотно хлопали. Вызывали на «бис» снова и снова. А затем Лиля обратилась к зрителям и сказала: «Сейчас в этом зале присутствует мой давний школьный друг, а ныне член экипажа - Юрий. Я хочу специально для него исполнить песню из к/ф «Призрак оперы». Юра, поднимись, пожалуйста, и покажись». Мне тоже бурно захлопали, и мне почему-то было очень приятно.

Затем Лиля совместно с прекрасным артистом Львом Дуровым исполнила несколько великолепных миниатюр.

Чтобы отблагодарить Лилю за концерт, я тоже решил сделать встречный широкий джентльменский жест и вступил в сложные дипломатические переговоры с очень важными и почитаемыми людьми на пассажирских лайнерах, а именно: директором ресторана, заведующим производством, т.е. Шеф-поваром, и заведующим продовольственным складом.

Консенсус был достигнут, и я получил возможность в течение всего круиза, а он продолжался 18 суток, в 5 часов утра, к каюте №207 (номер Лилиной каюты) приволакивать, именно приволакивать, потому что нести было просто невозможно, огромный мешок с тропическими фруктами и прочими ресторанными вкусностями и радостями. Весь экипаж знал об этом, и так как охранять мешок возможности не было, то содержимое к моменту выхода Лили из каюты значительно, иногда более чем на половину, опустошалось. Что поделаешь - издержки воспитания.

Я неплохо знал устройство судна и решил для Лили организовать экскурсию. Я переговорил, и была достигнута договоренность с капитаном и старшим механиком. Обладая примитивными знаниями и русского, и английского языка, я очень хорошо проводил экскурсии, часто выступал и в ипостаси гида тоже. Мы начали экскурсию с машинного отделения. Я открыл дверь, на нас пахнуло нестерпимым жаром (температура, особенно в тропиках достигает 50-60 и более градусов), и хотя работает мощная вытяжная вентиляция, 4-ех часовую вахту очень тяжело стоять. Прибавьте к этому тяжелый запах масла, мазута, солярки. И… дикий грохот работающих механизмов. Лиля мученически посмотрела на меня, я протянул ей в новой упаковке специальные глушители-наушники. Я себе наверное и представить не мог, как эта дикая звуковая какофония воспринималась Лилиным абсолютным слухом.

Я спускался по крутому трапу первым на тот случай, если Лиля сорвется, чтобы успеть ее подхватить, но все обошлось. К нам подошел главный механик, поздоровался с Лилей и разрешил ей подержаться за рукоятку ручного запуска главного двигателя.

Затем Лиля уже самостоятельно запустила сепаратор масла и насос откачки вод. Постепенно Лиля освоилась и уже не шарахалась от механических монстров. Затем мы поднялись в центральный пульт управления, ЦПУ, где нас уже встретил электро-механик. Лиля была просто поражена обилию приборов, шкал, стрелок, рукояток, мнемосхем и десятку мигающих сигнальных лампочек.

Лиля своей рукой, которая находилась в моей руке, запустила синхроноскоп и четко ввела в параллельную работу второй запасной дизель генератор. Все удалось. Так что уже можно было выписывать диплом судового механика. Затем мы поднялись на капитанский мостик, весь командный штурманский состав в белоснежной парадной форме выстроился в линейку, Лиля по очередности подходила к каждому, я представлял, и каждый офицер прикладывал ладонь к козырьку фуражки, тем самым выказывая честь и уважение гостье, хотя прикладывание руки к козырьку в торговом пассажирском флоте не принято. После нового инструктажа проведенного капитаном по его распоряжению был переведен режим управления судном с автопилота на ручное. За штурвал стала Лиля. Выглядела она очень импозантно, у нее на голове красовалась капитанская фуражка с позолоченной кокардой-крабом. На шее у нее весел бинокль, на глазах у нее были темные дымчатые очки, внимательно поглядывая картушку гера-компаса, Лиля уверено управляла гигантским пассажирским океанским лайнером, который был буквально нафарширован пассажирами и членами экипажа. Лиля вела теплоход курсом на Лондон.

Ох, если бы об этом узнало руководство судоходной компании, посторонний человек, абсолютно не имеющий представления о законах управления судном, управлял новейшим супер лайнером… Это уже ЧП! Но обошлось.

Затем Лиля по локатору определила расстояние до ближайшей земли – это оказалась самая юго-западная конечность Португалии – мыс Сан-Висентий.

Чуть позже Лиля по дисплею прибора «магновокс», подключенного к системе GPS, т.е. глобальной спутниковой навигационной системы, рассчитала позиционирование объектов на координатной сетке глобуса земного шара с точностью до минуты. И сверила полученные данные с курсом судна, проложенного капитаном на штурманской карте. Все было идеально.

Оказывается Лиля была прирожденным мореходным штурманом, но тщательно все это время скрывала, отвлекая как сирена от этой мысли своим дивным голосом.

Затем мы в сопровождении капитана спустились в будуар директора ресторана, который радостно нас приветствовал, там же находились старший механик и старший электро-механик. Капитан расстарался и приказал достать из своего секретного капитанского фонда пару заветных бутылок настоящего великолепного французского коньяка «Камю». Мы пили коньяк, закусывали гвинейскими ананасами и черным английским шоколадом. Первый тост поднял капитан, и этот тост был великолепен, он звучал так: «Да будет шуметь Мировой Океан!»

Второй тост провозгласил я: «Я предлагаю поднять бокалы за присвоение народной артистке России Лилии Яковлевне Амарфий внеочередного и досрочного звания капитана дальнего плавания, старшего механика, старшего электро-механика!», - «и директора ресторана тоже», - добавил директор ресторана.

Вышколенные официанты по струнке стояли возле переборки с согнутыми левыми руками, на которых красовались накрахмаленные полотенца. И благоговейно взирали на происходящее пиршество.

Когда до окончания рейса оставалось двое суток, Лиля позвонила мне и попросила подняться на верхнюю палубу. Мы сели на диванчик. С левого борта виднелась земля.

Лиля спросила:
- Что и где мы сейчас проходим?
- Мы вошли в Балтийское море и сейчас проходим Датский остров Борнхольм, - ответил я.
- Юра, спасибо за заботу, ты меня и всю мою труппу просто откормил. Ты только взгляни на мою фигуру! Совесть есть?
- Пустое, - ответил я, - мелочи жизни.
- На память об этом круизе и нашей встрече я хочу подарить тебе свой новый диск «Москва-Париж-Москва».

Я взял диск в руки и увидел, что на обложке так же было написано «Лилия Амарфий - мисс само совершенство».
- Там внутри мой автограф и несколько слов специально для тебя, прочти.

Я открыл крышку диска. Внутри была надпись: «Милый, Юра! Песни, которые записаны на этом диске и которые ты сейчас слушаешь, я пою для Тебя и вспоминаю наш милый, добрый, старый Оргеев. Л. Амарфий».

И еще Лиля подарила мне свою большую концертную театральную афишу. Я со своей стороны тоже преподнес памятные подарки.

Лиля, хочу немного пошутить, извини, в предыдущем круизе в этой каюте жил Ефим Шифрин, так что можно сказать, что ты спишь в Фиминой постели.
- Да уж, смешно! У тебя весьма буйная фантазия.
- А знаешь Лиля, это просто удивительно. Мы так далеко от Оргеева и так долго не виделись, а именно сейчас, именно в этом круизе встретились два оргиевчанина. Согласись, шанс мизерный.
- Да, это любопытно.
- Я вот еще о чем хочу тебе сказать. Я, наверное, единственный в этом мире, а может один из немногих, который видит в тебе сейчас не прекрасную женщину, не знаменитую актрису московской оперетты, не Приму, не народную артистку Росси, а ту крохотную, бедновато одетую (все мы жили тогда не богато) девчушку, с раскрасневшимся от мороза веселым, прекрасным личиком, лихо съезжающую на футляре от аккордеона по ледяному уклону улицы.
- Боже! Как давно это было!

Лиля как-то инстинктивно отодвинулась в сторону и каким-то странным отсутствующим, буквально внутренним взглядом посмотрела мне в глаза.
- Да, любопытно, в этом что-то есть...
И надолго уйдя глубоко в себя, замолчала.

Я смотрел на нее.
Лиля сидела рядом со мной, совсем близко. Я мог протянуть руку и прикоснуться к ней, но я видел, она была именно сейчас ой как далеко и от палубы нашего корабля, и от этих морских просторов Балтики. Лиля, я это четко понимал, мысленно просматривала зрительные картинки воспоминаний, своеобразный фильм, снятый судьбой о ее детстве и юности. И, я думаю, мысленно бродила где-нибудь по Оргееву, а может быть и по Николаеву.

Я протянул руку и прикоснулся к Лилиному плечу. Она как бы толчком очнулась, пришла в себя, вернулась в реальность в эту жизнь. И, удивленно посмотрев на меня, неожиданно улыбнулась.

У меня неожиданно стало очень тяжело на сердце. К горлу подкатил какой-то огромный горький комок, который я никак не мог проглотить.

Лиля, у меня почему-то такое тяжелое странное предчувствие, что мы с тобой видимся в последний раз и больше никогда, понимаешь, никогда, не встретимся! У меня какое-то жутковатое чувство пустоты и одиночества.
- Ну, что это ты захандрил. Жизнь продолжается. Будешь в Москве приходи в оперетту на спектакль с моим участием. Несказанно буду рада.

Мимо нас приходил судовой фотограф. Я попросил его сделать несколько снимков. Мы сфотографировались с Лилей у кормового борта теплохода на фоне красного спасательного круга с названием судна и, главное, на фоне белой вспененной дорожки, постоянно тянущейся за судном, так называемого кильватерного следа. Такие снимки получаются весьма эффектными и колоритными.

Лишь позднее я узнал от старых опытных моряков, что так фотографироваться – плохая примета. Это длительные разлуки. Лиля попросила прислать эти снимки в Москву, но потом выяснилось, что с фотоаппаратом что-то случилось и не один снимок, к моему ужасу, не получился. Удивительно, но точно также не получились и снимки, на которых мы были сфотографированы с Лилей в самом начале круиза, в Барселоне, на фоне скалы Гибралтар, когда теплоход выходил из Средиземного моря в Атлантический океан, во Франции, и в Лондоне. НИ ОДИН!!! Приходиться только недоуменно развести руками, какое-то фатальное проявление нереальной фантастики. Эти известия для меня были если я скажу плохими, значит ничего не сказать. Последняя Лилина просьба выполнена не была, так как послать было просто нечего. Этих снимков физически не существовало.

За день до прихода в Петербург я позвонил Лиле и попросил еще раз встретиться со мной. Я прекрасно понимал, что больше вот так спокойно поговорить вряд ли получится, т.к. свободного времени не будет ни минуты. День прихода судна в конечный порт назначения - это фактически безумный, сумасшедший день и для экипажа, и для пассажиров. Высадка-посадка - это сотни крупных и мелких проблем.

Лиля пришла. И на этот раз я приволок огромный мешок с яствами, добытых из самых загадочных и сокровенных тайников и запасников директора ресторана. Лиля охнула и всплеснула руками: «Юра! Зачем! Не надо! Я ведь достаточно самостоятельный и самодостаточный человек, все более ни менее необходимое у меня есть и купить есть за что. Да и как это я все повезу? Каким образом?»

Лиля! Ну, возьми хоть что-нибудь. Ну, возьми хотя бы вот эту банку варенья. Вкус фантастический. Как сказал бы А. Райкин «вкус спесфический». И будет еще один дополнительный повод посидеть с мамой на кухне с чашкой чая и еще раз вспомнить обо мне. И мне в свою очередь будет приятно, что обо мне кто-то помнит.

На 5 литровую банку варенья она махнула рукой, согласилась.

И тут Лиля произнесла фразу, которую я употребил в самом начале этого текста, этих воспоминаний. Я написал: «Я искренне благодарен судьбе и Богу, которые дали возможность моей жизни пересечься с Лилиной». Я был просто ошарашен, когда Лиля произнесла дословно следующее: «Юра! Я благодарна судьбе за знакомство с тобой, за нашу такую долголетнюю, длиной почти во всю жизнь, дружбу, за твое искрение внимание ко мне, за твое такое потрясающее романтическое отношение ко мне, за то, что ты помнил и помнишь обо мне везде и всегда».

Через сутки, около 6 утра, теплоход пришвартовался к причальной стенке Питерского морвокзала. Я естественно был на верхней палубе возле борта. Покидая судно и сойдя с трапа Лиля остановилась и отыскав меня глазами, прощально, как чайка крылом, взмахнула рукой.

Это был август 2005 года, 15 число. Ничто, кроме моих тяжелых предчувствий, не предвещало будущей беды.

Через 4 месяца, списываясь с теплохода, я подошел к борт-проводнице, которая убирала каюту 207, где когда-то жила Лиля, и попросил у нее ключ 207 на память. Этот ключ я всегда ношу с собой это память, ведь к этому ключу когда-то прикасались теплые Лилины руки. Это как бы символичный ключ от сердца Лилии, которое так и никогда не распахнулась ко мне навстречу, не вспыхнуло ответным, ярким пламенем. Ничего уж тут не поделаешь, и видит Бог, как я ни старался, как ни извивался в танце бабочки, приколотой булавкой к картону, пытаясь соскочить с этой булавки, повернуть ход событий в другое, нужное мне русло, не представилось возможным. Именно так, именно таким образом, и никак не иначе, и именно в таком варианте легли карты наших судеб на сцену этой жизни.

Один раз в году (чаще не получатся) я приезжаю в Оргеев и обязательно выполняю своеобразный ритуал: спускаюсь по бывшей улице Сергея Лазо. Подхожу к нашему дому, где когда-то мы жили с мамой. Дом есть, а вот того окна и той форточки уже давно нет. Вместо окна дверь, а в квартире, где умерла моя мама, расположился магазин по продаже автозапчастей. И вот здесь именно на этом месте стояла Лилия и слушала мою музыку, а рядом, маленькое ясноглазое чудо каталось на аккордеоне. Я спускаюсь по улице ниже и подхожу к месту, где когда-то стоял Лилин дом, его тоже уже снесли, и на его месте стоит молдавский вариант хрущевской пятиэтажки. А его жители даже и не подозревают, что именно здесь родилась и выросла изумительная, самим Богом одаренная, будущая народная артистка.

Прохожу мимо дворца культуры, на сцене которого выступала Лиля, здесь сейчас запустение и уже ничего не напоминает о проходивших здесь прекрасных концертах.

Затем я поднимаюсь на вершину холма, где находится городское кладбище, тут нашли свой последний покой и пристанище мои мама и бабушка.

Недалеко от главных входных ворот, с левой стороны центральной аллеи, стоит памятник, к которому я обязательно подхожу и задерживаюсь. На памятнике цветная овальная фотография, с которой на меня смотрит молодой элегантно одетый человек в шляпе, удивительно красивый и чем-то неуловимо напоминающий молодого Александра Вертинского. Ниже надпись: «Яков Амарфий». Это папа Лилии.

Я «старый морской волк» обогнул земной шар семь раз. Дважды тонул. Один раз на турбоходе «Максим Горький» в Северном Ледовитом океане возле норвежского архипелага Шпицберген у границы вечных льдов. Льдиной был пробит корпус судна в районе носовых отсеков. Отсеки стали стремительно заполнятся водой. Пассажиров - немцев снимали с судна вертолетами норвежские спасатели, а экипаж в это время боролся за жизнь судна. И в тяжелейших условиях, прилагая невероятные усилия и чисто славянскую изобретательность, ставил на пробоины цементные ящики. Почти второй Титаник. Второй раз тонул на теплоходе «Белоруссия» у побережья Сингапура. В Эгейском море горел на греческом танкере.

В качестве члена экипажа и в должности 2 электромеханика работал в отряде научно-исследовательских судов (НИС) академии наук СССР. Это был так называемый морской космический флот. Мы принимали участие в выполнении программ по запуску пилотируемого космического корабля «Союз-12», управляемых межпланетных космических станций «Марс-4, 5», «Венера-5,6», искусственных спутников Земли серии «космос» и «молния». Бог очевидно хранил меня, и за 9 суток до отхода в свой последний, так трагически закончившийся рейс, с последующей гибелью судна, унесшего так много человеческий жизней, после 14 месяцев роботы я сошел с парохода «Адмирал Нахимов».

Сейчас я сижу за своим письменным столом и перезаписываю из своей памяти на электронные носители информации хрупкие, полуистлевшие, полупрозрачные и выцветшие от времени, стремительно ускользающие в небытие обрывки воспоминаний далекого прошлого и считаю, что мне надо, обязательно надо выполнить свой долг перед светлой памятью Лилии Яковлевны Амарфий и восстановить то, что я еще помню, потому что с моим уходом из этого мира навсегда исчезнут эти запечатленные только в моей памяти мгновения.

Это стихотворение посвящено Лиле…

Пришла так волшебно,
Ушла в никуда,
Казалось, вот чудо
И что навсегда.
Разбилась надежда,
Погасла мечта.

Забудешь? Забуду!
Чтоб помнить всегда.
Казалось, что чудо
И что на года.
Пришла ты из детства,
Ушла в никуда.

Работая над этим текстом, я как будто еще раз снова прожил свою юность, свое отрочество, зрелые годы. Вспоминая и анализируя прожитую жизнь, я с полным откровением могу сказать, что самым ярким, самым светлым, самым прекрасным воспоминанием, как полет бабочки, главным событием и главной составляющей моей жизни было знакомство с Лилией Яковлевной.

Закончить свои воспоминания хочу четверостишием Мирры Лохвицкой:

...О той, которую любил,
Теперь вздохну с печалью тяжкой.
Я жизнь твою боготворил,
И назову ее прекрасной...

Лиличка! Живой тебя представить так легко, что в то, что нет тебя, поверить просто невозможно.

И может быть когда-нибудь где-то там, далеко-далеко, за линией горизонта, в бесконечной, безмерной и бездонной глубине голубого неба, мы встретимся с Лилей, на этот раз - навсегда!

Юрий, Одесса
07.07.2012

ПОСВЯЩАЕТСЯ СВЕТЛОЙ ПАМЯТИ
ЛИЛИИ - ЛИЛИЧКИ - ЛИЛИАННЫ
МОЕГО ОЧАРОВАТЕЛЬНОГО ШКОЛЬНОГО ДРУГА
НАРОДНОЙ АРТИСТКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
ПРИМАДОННЫ И "КОРОЛЕВЫ"
МОСКОВСКОГО АКАДЕМИЧЕСКОГО ТЕАТРА ОПЕРЕТТЫ,
ОДНОЙ ИЗ САМЫХ КРАСИВЫХ ЖЕНЩИН
СОВЕТСКОГО СОЮЗА
ЛИЛИИ ЯКОВЛЕВНЕ АМАРФИЙ

…О Той, которую любил,
Теперь вздохну с печалью тяжкой
Я жизнь Твою боготворил,
И назову ее прекрасной…
Мирра Лохвицкая

ТЕ, КОГО МЫ ЛЮБИМ - ЖИВУТ...

17 марта 2013 года, Прощенное Воскресенье. 11 часов утра. Москва. Троекуровское кладбище. Аллея артистов. Пустынно, одиноко и неимоверно грустно.
Я стою с огромным букетом цветов, как стоял когда-то, давным-давно в Николаеве, на верхней площадке трапа возле борта самолета, только что прилетевшего из Москвы, в трепетном волнении ожидая, когда же появится Лиля в проеме открывшегося люка.
Я уже далеко не молодой человек. Мне уже 70. Я старик! Господи! Неужели я уже старик!? Жизнь, так по-воровски, промелькнула, проскользнула мимо меня - на цыпочках прокралась за моей спиной, на краткое мгновение вспыхнув ярким, многоцветным фейерверком юности, смелых замыслов, надежд и так рутинно-бесцветно подходит к своему логическому концу. Я уже совершенно седой или, как сказали бы у нас в Одессе: «седой насквозь». Да - " ...а у меня давно на волосах лежит не тая снег и цвет волос и цвет волос с весной не возвратится…". Увы!!!
Я стою у беломраморного памятника в виде православного креста.
Я аккуратно, бережно и даже, как-то по-особенному осторожно и нежно выбираю из принесённого букета и раскладываю цветы, которые так любила ОНА.
Перед поездкой в Москву я съездил в Молдавию, в небольшой городок Оргеев, в котором прошло наше с Лилей детство. Цель поездки в Оргеев – посещение городского кладбища, чтобы взять горсть земли с могилы Лилиного отца, привезти в Москву и, таким вот символичным образом, воссоединить отца и дочь, убрать /нивелировать/ то огромное расстояние, которое длительное время разделяло их. Вздохнув, я так же бережно рассыпаю над могилой привезенную землю.
И ещё одну ответственейшую миссию мне предстоит сейчас выполнить.
Я - моряк. Тридцать семь лет моей жизни отданы морю, работе в составе экипажей пассажирских лайнеров дальнего плавания Черноморского Морского Пароходства. И, как члену экипажа, мне довелось выполнять специальные рейсы-круизы с паломниками. Это дало мне достаточно редкую и прекрасную возможность побывать в самых "святых" и экзотических местах планеты.
В одном из таких рейсов мне посчастливилось познакомиться с широко известным среди православных верующих одесским иеросхимонахом батюшкой Ионой. Для меня до сих пор остаётся полной загадкой то, что по каким-то особым, только ему одному ведомым критериям, из всего экипажа он, почему-то выделил, именно меня. И это знакомство со временем, а мы совершили совместно двенадцать паломнических рейсов на протяжении пяти лет, я - как член экипажа, а батюшка - как приглашённый монах /здесь надо отметить, что без его присутствия не выполнялся ни один подобный рейс/ переросло, если так можно сказать в данном случае, в своеобразную дружбу Учителя и Ученика. Мы часто и подолгу беседовали, если и у него и у меня выдавались свободные минуты. Я узнал от батюшки Ионы много интересной и дотоле совершенно неизвестной и недоступной мне информации, за что я ему премного благодарен.
Когда мы разговаривали с ним в последний раз, то оба понимали, что увидимся очень нескоро - так как ему предстояла длительная поездка в Грецию для служения в русском монастыре на Афоне, а затем уход /погружение/ в глубокую схиму. На прощание батюшка подарил мне крохотный флакончик.
- Георгий, так звучит моё имя Юрий на церковно-славянском языке, - обратился ко мне отец Иона,- здесь несколько капель смеси елея и мирры из всех святых мест, которые мы посетили. И, запомни, одной такой капли достаточно, чтобы освятить всё Чёрное море. Дарю тебе и думаю, что рано или поздно этот флакончик тебе пригодится.
Прошло девятнадцать лет. Ни одна из драгоценных капель не была израсходована. И вот именно здесь и сейчас, на Троекуровском кладбище Москвы сбылось предвидение батюшки Ионы.
Я достаю из кармана заветный флакончик. Одна капля падает на Лилино надгробие, вторая - в центр захоронения.
Кроме цветов, которые так боготворила Она, я привёз еще один подарок из Южной Пальмиры. Это, лежащий в верхнем кармане куртки рядом с сердцем, аккуратно сложенный вчетверо, листок глянцевой бумаги. На нем каллиграфическая вязь строчек – стихотворение, которое написано "на одном дыхании" моим другом, известным одесским поэтом Анатолием Яни. Текст я помню наизусть, но слегка дрожащими пальцами я достаю и разворачиваю его. Прекрасные, певуче-мелодичные слова, которые я сейчас собираюсь произнести на пустынном кладбище – дань светлой памяти великой певице, актрисе, обладавшей дивным сценическим талантом и чарующим волшебством палитры божественного голоса – истинного дара Всевышнего, Примадонне Московского академического театра оперетты, народной артистке России, кавалеру многих высоких правительственных и престижных наград, Лилии Яковлевне Амарфий. Всего несколько строк, а в них – альфа и омега, вспыхнувшей, как яркое пламя факела, театральной судьбы.
Её гастроли, её голос и то диво перевоплощения, происходящее, творящееся в данный момент, когда она появлялась на сцене, приводило в экстаз и срывало оглушительные аплодисменты зрителей на всех континентах земного шара.
Лилия Амарфий
Имя - цветок белоснежный,
Фамилия - словно сон.
Она говорит нам с нежностью
(Голос - серебряный звон):

"Оперетта - не скуки ошейник,
Мне веселье даёт она в дар.
Друзья мои и волшебники -
Кальман, Штраус, Легар.
Они - как родные братья -
Шостакович, Жак Оффенбах.
Хочу их с собою брать я
В разведку на всех фронтах!"
С чем мне сравнить ланиты?
С пыльцой мотылька золотой?
Она в "Поцелуе Чаниты"
Чарует своей красотой.
Глаза у неё - софиты,
Губы - карминный коралл.
Я слышу песнь Танголиты,
Устроен в Савойе бал.

И вот она в шёлковом шарфе
Напомнила мне снегиря.
Поёт и танцует Амарфий
Как солнце, улыбку даря Всю жизнь и в стихах, и в прозе
Её лишь писал бы портрет!
О Лилия! О мафиози
Прекраснейших оперетт!
Всё это любви орбита
И наших сердец полёт.
Танцовщица Танголита
На бал маркиза зовёт. Готов перед ней преклониться,
Даря ей себя, как букет,
Она - оперетты царица,
И В НЕЙ НАШЕЙ ЖИЗНИ СВЕТ!
Всю жизнь бы стихи ей лил я,
Как пламя сердечных сил!
И Сильву играет Лиля -
Нет в мире прекрасней Сильв. Мираж мой! Марьяж! Амарфий!
Как песни её хороши!
Нет в мире прекраснее мафий,
Чем мафия этой души!

Анатолий ЯНИ

Стоит такая, по особому "звенящая", напряжённая тишина, что невольно возникает /создается/ впечатление, что все находящиеся рядом печальные атрибуты кладбища и плотно сконцентрированные вокруг меня пространство и время, внимательно прислушиваются к моим словам, пристально следят за тем, что здесь происходит.
Вложив свиток стихотворения в армейскую гильзу, я закапываю его в могильную землю у основания памятника.
На лицевой стороне памятника в белый мрамор врезаны слова:
«Лилия Амарфий
08.11.1949 – 28.09.2010»
А с обратной стороны памятника начертаны строки, пылающий смысл которых, кажется, проникает в самую глубину сердца:

«…Не надо плакать обо мне,
Душа подвластна только Богу,
Она отправилась в дорогу
по неизведанной стране.

Там царство света, царство звезд,
Там царство мировых гармоний
Так отними от глаз ладони и
улыбнись - не надо слёз.»
Я панически боялся и всячески трусливо оттягивал до последнего мгновения, это мгновение, эту своеобразную "Точку отсчёта, точку не возврата", чтобы подольше не наступало, это следующее мгновение. И вот оно наступило, это следующее мгновение, трагическому смыслу которого, я не давал, не разрешал проникнуть в глубину моего сознания, потому что именно с данной точки отсчета времени пришло бы реальное понимание того, что Лили уже действительно нет в этом нашем мире. До этой же точки, все произошедшее было за гранью моего человеческого понимания, реальной действительности. В моей памяти всплыли строчки песни одной из оперетт, где играла Лиля: "Это жизнь! Это жизнь! Ты держись! Ты держись! Ты держись!". И у меня возникло ощущение, что Лиля именно этими словами, как бы пытается поддержать, приободрить меня в этот момент. Наверно никогда, реально мыслящий человек, не сможет осознать неизбежность, неотвратимость ухода из этого мира в Небытие, в Никуда.
Лиля и Небытие – это же так несовместимо, так нелогично! Совсем недавно, ну ведь совсем недавно, вот, кажется, только что, мы сидели вместе в судовом баре белоснежного океанского лайнера "ORANGE MELODY", поглядывая в иллюминатор на величественную скалу Гибралтара и попивая ароматнейший турецкий кофе «по-восточному», наслаждались интеллектуальным светским разговором и обществом друг друга. Ведь это только что было! А вот сейчас Лили уже нет. Совсем нет! И уже не будет, не будет живой НИКОГДА. Как это можно понять? Как сам факт происшедшего может уложиться в человеческом сознание?!

Лиличка всегда была великим оптимистом. И её, воистину фантастическая энергетика, заряжала, завораживала, захватывала окружающих людей. У неё неизменно было великолепное настроение, даже несмотря на внезапно возникающие невзгоды и препятствия. Она всегда верила в себя, в свои силы, в свою творческую одаренность, в свой талант. Она всегда была лидером, центром притяжения для окружающих, генератором новых идей.
До этого, следующего мгновения, я невероятным усилием воли, заставлял себя не поднимать глаза, чтобы не встретить ЕЁ взгляд… И вот..., принуждая себя, я всё же медленно поднимаю глаза...
На меня пристально смотрят удивительно прекрасные, загадочные, задумчивые глаза. Глаза Той, которая всегда в этом мире, в этой жизни, была для меня, наверно, дороже, чем сама жизнь...
Лик луны туманной,
Выплыл из-за туч
И проник мне в сердце,
Благодатный луч.
Свет лучей волшебных,
Вспомнил я сейчас,
Что лились когда-то,
Из прекрасных глаз…
Борис Х.

Я считал и считаю, что у меня в жизни всегда были три путеводных маяка, которые покровительствовали мне, светили мне, вели меня в этой жизни. Это: Одесский портовый Воронцовский маяк, воистину фантастическая, непередаваемая словами магия красоты сияния созвездия Южный Крест (изображение которого гордо красуется на национальных флагах двух государств – Австралии и Новой Зеландии, в водах которых и в южной части Тихого океана: Французской Полинезии, Таити, Бора-Бора, Рапа-Нуи, Тонга, Кирибати, я в совокупности провел более десяти лет моей морской жизни) и… Лилины глаза.
Лилины глаза…Они, как две ясные путеводные звездочки светили мне в пути всю жизнь, помогали мне, вели меня и поддерживали в самые наитруднейшие моменты моей жизни.
Увы и Ах!!! Эти глаза светили-светили, манили-манили, вели-вели, да так и не привели меня в уютную тихую гавань, к надежному причалу. И ничего поделать тут было невозможно. Так сложилась жизнь, так случилось. Красочный и непредсказуемый калейдоскоп игры Судьбы сложил именно такую причудливую картинку наших с Лилей судеб, именно такую конфигурацию. И к моему горькому сожалению далеко не совсем такую, какую хотелось бы мне. А её Величеству Судьбе было угодно не согласиться, не посчитаться, не принять во внимание мое мнение, моё пожелание. Судьба небрежно и рассеянно отбросила их, даже не рассматривая мои "деловые предложения" в качестве запасного варианта-версии, в качестве "запасного парашюта"…
И, видит Господь Бог, как я не старался, как не извивался в танце бабочки, приколотой булавкой к картону, на котором был начертан план моей жизни, соскочить с этой булавки, повернуть ход событий в другое, нужное, желаемое мною русло, мне так и не удалось, не представилось возможным. И вот именно так, именно таким образом и никак не иначе, и именно в таком варианте, и именно в такой последовательности легли карты наших с Лилей судеб на сцену этой жизни. И сердце Лили так никогда и не распахнулось мне навстречу, не вспыхнуло ответным ярким пламенем. И ничего уж тут поделать было не возможно!
А всё же... А всё же, что то Важное, Главное, Прекрасное не случилось, не произошло в моей жизни. То Единственное и самое Главное, что бывает лишь один раз в жизни, только лишь один раз в жизни! Один раз и... навсегда!
Я когда-то, то ли услышал, то ли где-то прочитал удивительно красивую поэтическую фразу, которая запала мне в душу и запомнилась: " Вы прошуршали мимо меня, как ветка полная цветов и листьев!". Думаю, что это было сказано о нас с Лилей.
Мне довелось посетить множество портов всех континентов Земного шара, включая также подходы к границе вечных льдов и в Антарктиде, при смене зимовщиков на полярных станциях и в Северном ледовитом океане, во время северных круизов с пассажирами на норвежский Шпицберген, к бухте Святой Магдалены. Плавал в водах всех мировых океанов, три раза тонул во время кораблекрушений, горел на греческом танкере, семь раз удалось побывать в кругосветных рейсах. И, хочу признаться, я часто вспоминал о Лиле, а вернее помнил о ней всегда, где бы мне только не приходилось бывать. Да, не сложилось у нас... Но она всюду незримо была со мной, как добрый ангел-хранитель.
...Пришла так волшебно,
Ушла в никуда,
Казалось - вот Чудо!
И что навсегда,
Разбилась надежда,
Погасла мечта,
" Забудь - умоляю,
Забудь навсегда.
Забудешь?!" - " Забуду!"
Что б помнить всегда,
Казалось, что Чудо,
И что на года,
Пришла ты из детства,
Ушла в никуда...

Мне вспомнились слова, которые произнесла Лиля в одном из наших последних разговоров, обращаясь ко мне:
- Ты часто в разговоре со мной употреблял слова: влюбился, любовь, любил всю жизнь! Думаю, что эти слова можно заменить более спокойными, более демократичными словами, а именно - вниманием ко мне. Я думаю, что ты всю свою жизнь любил не ту. Очнись, проснись, вернись в эту реальность, в эту реальную жизнь! Ты всё время любил, девчонку, которой никогда не существовало, просто не было на свете, а тебе казалось, что ты любил меня! Ведь ты её, то есть меня, просто придумал. Я, ведь на самом деле, совершенно другая! Ты меня придумал, как Александр Грин придумал свою прекрасную Ассоль! А ты придумал свою Лилию Амарфий! Я тоже Лилия Амарфий, но я не та, я совершенно другая. И именно я - настоящая! Постарайся всё же понять это, ну... ну просто прошу тебя!
Я слушал тогда её печальные слова, кивал в такт головой, а у самого в памяти сами по себе возникли строчки Фёдора Тютчева. И именно эти замечательные строчки, как нельзя лучше выразили моё душевное и эмоциональное состояние в тот момент:

"...Ещё стремлюсь к тебе душой,
И в сумраке воспоминаний,
Ещё ловлю я образ твой,
Твой образ милый, незабвенный,
Со мной повсюду и всегда
Недостижимый, неизменный,
Как ночью на небе звезда..."

Ну, а теперь, я хочу остаться один на один с Лилей. Постоять рядом. Помолчать. Что-то очень нужное и важное сказать Лиличке, мысленно, про себя, а что-то произнести вслух. Попросить прощения за вольные и невольные обиды. Вдруг услышит!!! Затем медленно пройтись по пустынной аллее. сначала в одну сторону, затем в другую. Остановиться, оглянуться. Затем опять вернуться к Лиле. И ещё и ещё раз отойти и снова вернуться. И ещё и ещё раз попрощаться. И ещё - ещё раз вернуться. И снова и снова "попетлять" вокруг белоснежного надгробия. И опять молча, печально склонив голову, постоять. Ах! Как же мне, по-славянски наивно хочется, чтобы произошло чудо, реальное чудо, как ни парадоксально и противоестественно это звучит. Как бы невероятно хотелось, чтобы сверхестественным образом навсегда исчезло, сгинуло бы это кдадбище со всем его изобилием /переизбытком/ горя, /не измеримыми горестями/, морем горьких слёз! А на этом месте мгновенно появился цветущий парк, в который приходили бы гулять и радоваться жизни весёлые, беззаботные, нарядно одетые люди, которые и вообразить себе даже не смогли бы, что здесь могло было бы быть кладбище!.
И чтобы, именно здесь, отовсюду, со всех сторон звучал громкий, беззаботный, весёлый детский смех! Много, очень много детского смеха!
Очевидно нервы у меня действительно стали совсем никуда, стали предательски сдавать. Я еле сдерживал себя, от непреодолимого желания остановиться посредине аллеи и, не обращая внимания на редких посетителей, подняв голову к небу, в диком отчаянии завыть от боли, горя, безысходности, по-волчьи, по-звериному, как когда-то давным-давно выл и рыдал над безжизненным телом вытащенной из реки Лилички на городском пляже молдавского городка Оргеев.

Константин Симонов

…Похоронив Любовь, Как камень, я стою среди могил,
Я сам себя обрёк, Моля лишь об одном,
Быть памятником ей. «Не трогайте руками!»
Над свежею могилой, И посторонних надписей на мне
Сам на себя я вывел пару строк, Прошу, не делайте,
Посмертно написав их через силу. Я все-таки не камень…

И, на прощание, я сам выступлю на этот раз в роли актера-артиста.
Когда-то, целых уже, восемь лет назад, в музыкальном салоне круизного лайнера, в Средиземном море Лиля специально для меня спела песню, а сейчас я на Троекуровском кладбище Москвы специально для Лилия Яковлевны прочту известнейшее стихотворение и, на мой взгляд, шедевр любовной лирики. Это изумительные по смыслу и глубине, волшебно-красивые, паряще-певучие строчки:
…Твои глаза, как два тумана,
Как два прыжка из темноты.
Каким путем, каким обманом,
«В сердце мне» прокралась ты
“Когда проблемы окружают”
И надвигается гроза.
Со дна души моей мерцают
Твои прекрасные глаза…
Николай Заболоцкий
…И все же… И все же… А, вдруг, это все НЕ ТАК, это же так несправедливо! Так не логично, не должно же так быть, не может так быть! И ни в коем случае не должно имело место быть… Тебя, порхающей по театральной сцене в ярких лучах прожекторов представить живой так легко, что в то, что ты, так неожиданно, так стремительно ушла из этой жизни, покинула этот мир, представить просто невозможно! Невозможно, потому что этого, ну ни как, ну ни коим образом не должно было случиться!
Лилечка! Ты такая светлая! Ты такая "лучистая"! Ты такая вся светящаяся, как будто внутри твоего сердца постоянно пылает загадочный и магический факел. Ты такая красивая! Ты такая талантливая! Ты всегда была "человек-праздник"! И именно здесь, и именно сейчас, и это будет так уместно использовать мой вариант слов песни «Шахерезада», которую так неповторимо исполнял Муслим Магомаев, голос и песни которого, ты так любила:

…Ты как- будто вся из света
Вся из солнечных лучей
Прима милой оперетты,
Дивный голос, дивных дней…

Так может быть происшедшее, случившееся – это сон! Просто сон. Нелепый сон. Тяжёлый сон. Плохой сон. Сон, который обязательно должен исчезнуть, раствориться под утренними лучами восходящего солнца.
Солнца, которое обещает право только на жизнь!!!
Ах, как бы мне хотелось, положа руку на сердце, проникнуться глубиной гениальных строк Омара Хайяма:
… Не оплакивай, смертный, вчерашних потерь,
Дел сегодняшних завтрашней меркой не мерь,
Ни былой, ни грядущей минуте не верь,
Лишь минутой текущей будь счастлив теперь!...
Перевод Германа Плисецкого
Проникнуться то хочется, да, к сожалению, не получается. И, наверно, именно поэтому "жизнь стекает горькими слезами по кривому зеркалу души"…
Всю мою сознательную жизнь уже после знакомства с Лилей, меня преследовала устойчивое, навязчивое впечатление, как будто недоброе, злобное, неестественное Нечто, каким то сверхестественным путём приняло волевое решение изменить, нарушить естественный ход событий и физических процессов. И то, что произошло, я имею ввиду такой неожиданный, совершенно не предсказуемый уход из этой жизни Лилии Яковлевны, ни коим образом не должно было бы произойти. Этого не могло, просто не могло быть, потому что не имело ни малейшего права быть вообще!!! Ведь это же полный абсурд!
И лишь в тот момент, находясь на московском кладбище, я чётко понял, что не наговорился, не наслушался, не насмотрелся, не нарадовался счастью быть знакомым с Лилей, общению с ней и нашей дружбы, продолжавшуюся, практически, всю её жизнь - более полувека!
Наверно это наша общая беда и недостаток славянского характера недоступность вовремя /своевременно/ понять, какой неповторимый, изумительный человек был рядом с тобой. И это озарение и, наконец-то, чёткое понимание, к великому сожалению, приходит лишь тогда, когда этот человек покидает этот наш подлунный мир.
Думаю, что Лилию Яковлевну надо воспринимать, как ярчайшее, уникальное явление на современной театральной сцене и как певицы и как актриссы.
Находясь возле Лилиного надгробия, я как будто ещё раз прожил своё детство, свою юность, зрелые годы. Вспоминая и анализируя мною прожитую жизнь, я с полным откровением могу сказать, что самым ярким, самым светлым, самым прекрасным воспоминанием, как хрупкий полёт изящной бабочки, главным событием и главной составляющей моей жизни - было знакомство с Лилей Яковлевной Амарфий. И я искренне благодарен Судьбе за этот прекраснейший, бесценный подарок!

Игорь Ларионов

Почему нам отмерено жизни чудовищно мало?
И за что мы умеем её так легко не ценить?
. . .
Почему мы не смотрим в глаза перед тем, как проститься?
Почему мы не верим тому, кто нас преданно ждёт?
Почему не читаем стихи нашим самым любимым,
Пусть чужие стихи, но пускай со слезой на щеке?
Почему от себя убегаем собою гонимы,
Оставляя свой след неглубокий на зыбком песке?
Почему признаёмся в любви так нелепо - украдкой?
И зачем так боимся касания нежной руки?
Почему нарезаем Судьбу на прозрачные дольки,
Хоть заранее знаем - от этой Судьбы не уйти?
. . .
Мы живём вековое мгновенье... мгновенье и только,
И в мгновенье теряем себя на коротком пути!!!

Одесса-Москва-Одесса
17 марта 2013 года
Прощённое Воскресенье Юрий
В тексте моих воспоминаний использовались строчки
многих известных, замечательных стихотворений,
созвучных мне, поразивших меня, запавших в душу,
и поселившихся во мне с юности.
Некоторые из них были частично интерпретированы мной,
чтобы наиболее ярче передать мое состояние, мысли и чувства