Волошин картины крым. Русские художники. Волошин Максимилиан Александрович. Из недоучек - в энциклопедисты
Коктебель - это уютная живописная бухта, бирюзовое море, древнейший вулкан Карадаг, мыс Хамелеон, степь с засохшей, царапающей ноги травой, терпкий запах полыни и... романтика.
Коктебель - это поэт Волошин, Дом Поэта, его друзья-обормоты, соседи - русские интеллигенты, искусство Серебряного века, дух творчества и страсти.
Коктебель - это особый стиль жизни, общения, мировосприятия и широкие объятия гостеприимства. Коктебель - это атмосфера, это состояние души, это легенда. Ушедшая легенда.
Повезло тому, кто застал хоть вскользь, хоть как-то тот, настоящий Коктебель, кто "запрыгнул на подножку" уходящих 80-х, потому что потом было уже поздно, дух времени Серебряного века улетучился. И было уже все не так, и все не то.
Реклама — поддержка клуба
Мне кажется, я успела запрыгнуть на пресловутую подножку, проникнуться Коктебелем навсегда, юная, романтичная девушка с Библиотечного факультета, выросшая с книжкой в руках и, наверное, людям практического склада кажущаяся немного не от мира сего....
Возможно однажды я соберусь мыслями и напишу, каким узнала Коктебель тогда, еще в "доукраинскую" эпоху. Пусть советскую, пусть застойную, но одухотворенную. В то время, когда дети росли на хорошей поэзии, хорошей литературе, читали с младых ногтей, и внутри многих еще горел огонь, зажженный настоящими творцами... Такими, как Максимилиан Волошин и его великие друзья, жившие и творившие в Коктебеле - Марина Цветаева, Алексей Толстой, Николай Гумелев, Осип Мандельштам, Илья Эренбург, Михаил Зощенко... Какие имена. Какое время.
Когда мы решали куда поехать отдыхать в этом году, то Коктебель показался мне отличным выбором. Наверное, это первое в моей жизни возвращение в любимые с юности места. Главный вывод, который я сделала после этой поездки: нельзя ориентироваться на прошлые впечатления и старые воспоминания. Все течет, все меняется. Волшебное в прошлом оказывается совершенно обыденным в настоящем и наоборот.
Безусловно, Коктебель изменился. Я даже легкого дуновения прежней атмосферы здесь не ощутила. Я обожаю Коктебель тот, волошинский, с обаянием Серебряного века, о котором много читала. Я люблю Коктебель времен застоя, милый, романтический, который сама застала. Тот Коктебель, который существует сейчас, мне не знаком. В нем нет ни прежнего духа творчества, ни простоты и интеллигентности, ни нового курортного шика и эстетики.
Нас тянет в Коктебель ушедших лет,
Которого уже на свете нет,
В тот Коктебель, где ждал нас милый Дом.
О, как давно мы не бывали в нем!
@ Игорь Санович
Что осталось здесь от прежнего Коктебеля? Море, профиль Волошина, Дом Поэта. Созерцанием этих сокровищ я и наслаждалась три недели отпуска. Вот о них мой сегодняшний пост. Что было и что стало. Мои фотографии из нашего отпуска, старые фотографии Коктебеля эпохи Волошина, которые я нашла на просторах интернета (vk.com/club34617900). Мысли, думы, аналогии, боль.
Вот так с моря, издалека, выглядит Дом Поэта. Ориентир - ярко-желтые зонтики, а за ними - Легенда.
При ближайшем рассмотрении замечаешь, что за прошедшие сто лет (а именно столько лет ему исполнилось в прошлом, 2013 году), дом не сильно изменился.
М. Волошин около своего дома
Дом Поэта. Ок. 1910 г.
Впрочем, реставрация, конечно, была. Если начать рассматривать старые и новые фотографии по принципу "найди 10 отличий", то найдешь их точно. Но главные отличия окажутся не в доме, а в окружающей его обстановке и людях.
Дом Поэта. 2014 г.
Сто лет назад дом Волошина стоял практически на открытой местности, перед ним был широченный пляж, за ним виднелись горы. Такой простой, но лечебный для души пейзаж.
Но самое интересное на старых фотографиях - люди, их лица, образы, судьбы... Волошинский дом никогда не бывал пустым. Говорят, за год здесь гостило по несколько сот человек. Поэты, писатели, музыканты, художники. И они не просто жили, они творили. Хотя бывало разное - солнце, море, веселая компания...
У Дома Поэта. 1913 г.
Однажды, летом 1924 года Андрей Белый (псевдоним Б.Н. Бугаева) приехал в Коктебель с целью отдохнуть от московской суеты, поработать над своим романом. Но
Один из спектаклей в день именин Волошина. 1926 г.
Нынче тоже в Коктебеле перед Домом Поэта кипит жизнь. В основном торговая и совершенно не имеющая никакого отношения к музею Волошина.
Все, к чему могли приложить наши современники свои руки, они их приложили. Увы.
К счастью, неизменно красивой осталась окружающая природа. Не изменился могучий Карадаг,
Волошин с коктебельцами и гости на пляже. 1906 г.
все также отчетливо просматривается в нем профиль Волошина. С профилем отдельная история. Его появление поэт предсказал в 1918 году в своем стихотворении "Коктебель".
Изначально мыс в Коктебельской бухте напоминал профиль А.С. Пушкина, который, будучи в этих местах, сам был весьма удивлен портретным сходством. И вот в 1929 году после землетрясения часть скалы откололась, рельеф изменился - природа будто-бы специально создала портрет-памятник Максимилиану Волошину.
Ни одна фотосессия в Коктебеле не обойдет вниманием волошинский профиль. Именно он сейчас является визитной карточкой Коктебеля.
Море (внешне) все то же.
Сценка «Заморский гость (радостная весть)». Коктебель, 1911 год
Люди, конечно, другие... Слащавое слово "селфи". Какие книги читать? Скоро на фотоаппарат снимать разучимся. А чего заморачиваться? Все между делом, на то что под рукой. И барышни,
и мужчины. Забавно даже.
Пляж в наше время стал намного уже. Цивилизация "подъела его". Вот такой была линия берега при Волошине,
а вот такой сейчас. Урезали местами на ширину зонтика... И ладно бы набережную оставили широкой, какой она была в Советские годы... Нет, всю застроили.
Мыс Хамелеон, вся волошинская страна Киммерия за спиной самого поэта и его гостей.
18 августа 1903 г.
1911 г.
Тот же вид. И в наши дни море манит.
Мыс Хамелеон вблизи.
А вот то, чего при Волошине не было, и даже представить трудно, как бы он воспринял новый Коктебель и все то, что окружает его бесценный Дом.
Небольшая площадь перед домом-музеем М. Волошина занимает метров 15 в ширину и метров 50 в длину. Это самое красивое, самое облагороженное место во всей Коктебельской набережной, да и во всем Коктебеле. Не говорю - идеальное, в некоторых моментах даже весьма спорное, но лучше пока ничего нет. Наверное поэтому это место притягивает сюда людей. В любое время дня и вечера во время курортного сезона все лавочки заняты, идет бойкая торговля, около всех имеющихся достопримечательностей - памятника Волошину и "Облачков счастья" вьется фотографирующийся народ. Иногда, значительно реже, чья-то интеллигентная рука сфотографирует и Дом Поэта...
Обратили внимание на эти голубые "яйца"? Это арт-объект "Облачко счастья", подарок устроителей фестиваля «Джаз-Коктебель - 2012» дому-музею, от которого интеллигентные люди, видимо, не смогли отказаться.
Совершенно не понятно назначение объекта. Красоты особо никакой. Предложение сидеть на нем, как на лавочке, вообще кажется чепухой. Даже вместимость называют - 6 человек. Почему не 15?
Понятно, что данная парковая скульптура совершенно не к месту и не по делу. Да, она пользуется популярностью у детей
и даже у некоторых взрослых.
Но если по уму, так вообще не вписывается туда, куда его приспособили.
Даже фотографию памятника Волошина нормально сделать нельзя, чтоб этот воздушный шедевр хоть краем, но не залезал в кадр. Вот, пожалуйста.
Несколько слов о памятнике. Это подарок Коктебелю от семьи Арендт. Эту семью с Волошиным связывали многие годы настоящей дружбы. Авторы - скульптур А.И. Григорьев и его жена Ариадна Арендт - люди лично знавшие поэта.
Памятник своеобразный, но и сам Волошин, в некотором смысле, был оригинал.
Надпись на табличке на памятнике: "Максимилиан Волошин 1877 - 1932". А также строчки из его стихотворения "Подмастерье":
Когда поймешь, что человек рожден,
Чтоб выплавить из мира
Необходимости и Разума -
Вселенную Свободы и Любви, -
Тогда лишь
Ты станешь Мастером.
Семья Арендт выступила с заявлением против такого соседства. Мало того, что сам памятник установили не там и не так, где они хотели - они видели его в парке Дома Поэта и без постамента. По мне, так постамент однозначно изменяет восприятие скульптуры, она плохо "читается" - выглядит даже комично. К тому же из-за своего расположения - спиной к морю - она практически всегда находится в тени. Лица поэта, слегка закинутого назад, почти не видно. Убедитесь сами.
Расположить же совершенно разные по сути скульптуры рядом - полнейшая безвкусица и абсурд, о чем так же высказались дарители. И они правы.
В завершении разговора о Коктебеле одно из любимых мной стихотворений - Маргарита Алигер "Утренняя песня".
Красивые слова "Звонкий слиток счастья - Коктебель". Думаю, что Коктебель многих сделал счастливыми. Первый из таких счастливчиков - сам Поэт. Жил как хотел, где хотел. Писал стихи, рисовал, работал, развлекался с друзьями, создал свой богемный мир. При этом сумел остаться самим собой. Во время революции постоянно помогал людям, укрывал у себя и белых, и красных. И ничего в результате ему за это не было. Избежал "ранних" лет репрессий. И даже помогал тем, кто попадал в лапы чекистов. Умер в 1932 году, избежав 37-го года. Далеко не все его друзья смогли уйти от этого.
М. Волошин с женой в степи за своим домом машут на прощание
Знаете слова Агаты Кристи: "Никогда не возвращайтесь туда, где вы были счастливы. Пока вы не делаете этого, всё остаётся живым в вашей памяти. Если вы оказываетесь там снова, всё разрушается"?
Не знаю, стоило ли возвращаться в Коктебель... Наверное, стоило. Хотя бы для того, чтобы понять, настолько я люблю Коктебель ушедших лет, чтобы оторваться от прозы жизни, побыть самой собой - юной, тонкой и возвышенной. Тот Коктебель есть в памяти, а значит он жив.
P.S. Все вышесказанное является моим личным мнением (ощущением, чувствами). Просьба тапками не закидывать, относиться с уважением.
М аксимилиан Волошин, поэт, художник, литературный критик и искусствовед. Его отец, юрист и коллежский советник Александр Кириенко-Волошин, происходил из рода запорожских казаков, мать – Елена Глазер – из обрусевших немецких дворян.
Детство Волошина прошло в Таганроге. Отец умер, когда мальчику было четыре года, и мать с сыном перебрались в Москву.
«Конец отрочества отравлен гимназией», – писал поэт, которому учеба была не в радость. Зато он с упоением отдавался чтению. Сначала Пушкин, Лермонтов, Некрасов, Гоголь и Достоевский, позднее – Байрон и Эдгар По.
В 1893 году мать Волошина приобрела небольшой участок земли в татарско-болгарской деревушке Коктебель и перевела 16-летнего сына в гимназию в Феодосии. Волошин влюбился в Крым и пронес это чувство через всю жизнь.
В 1897 году по настоянию матери Макс поступил в Московский университет на юридический факультет, но проучился недолго. Примкнув к Всероссийской студенческой забастовке, был отстранен от занятий в 1899 году за «отрицательное мировоззрение и агитационную деятельность» и выслан в Феодосию.
«Мое родовое имя Кириенко-Волошин, и идет оно из Запорожья. Я знаю из Костомарова, что в XVI веке был на Украине слепой бандурист Матвей Волошин, с которого с живого была содрана кожа поляками за политические песни, а из воспоминаний Францевой – что фамилия того молодого человека, который возил Пушкина в цыганский табор, была Кириенко-Волошин. Я бы ничего не имел против того, чтобы они были моими предками».
Автобиография Максимилиана Волошина. 1925 г.
В последующие два года Волошин совершил несколько путешествий в Европу. Он посетил Вену, Италию, Швейцарию, Париж, Грецию и Константинополь. А заодно передумал восстанавливаться в университете и решил заняться самообразованием. Странствия и ненасытная жажда познания окружающего мира стали тем двигателем, благодаря которому и раскрылись все грани дарования Волошина.
Все видеть, все понять, все знать, все пережить
Все формы, все цвета вобрать в себя глазами,
Пройти по всей земле горящими ступнями,
Все воспринять и снова воплотить.
Он изучал литературу в лучших европейских библиотеках, слушал лекции в Сорбонне, посещал уроки рисования в парижской мастерской художницы Елизаветы Кругликовой. Кстати, заняться живописью он решил, чтобы профессионально судить о чужом творчестве. В общей сложности он пробыл за границей с 1901 по 1916 год, живя попеременно то в Европе, то в Крыму.
Более всего он любил Париж, куда и наведывался часто. В этой Мекке искусства начала ХХ века Волошин общался с поэтом Гийомом Аполлинером, писателями Анатолем Франсом, Морисом Метерлинком и Роменом Ролланом, художниками Анри Матиссом, Франсуа Леже, Пабло Пикассо, Амедео Модильяни, Диего Риверой, скульпторами Эмилем Антуаном Бурделем и Аристидом Майолем. Интеллектуал-самоучка удивлял современников своей разносторонностью. На родине легко вошел в круг поэтов-символистов и художников-авангардистов. В 1903 году Волошин начинает отстраивать в Коктебеле дом по собственному проекту.
«…Коктебель не сразу вошел в мою душу: я постепенно осознал его как истинную родину моего духа. И мне понадобилось много лет блужданий по берегам Средиземного моря, чтобы понять его красоту и единственность…».
Максимилиан Волошин
В 1910 году вышел первый сборник его стихов. В 1915-м – второй – об ужасах войны. Он не принял Первую мировую, как позже не принял и революцию – «космическую драму бытия». В Советской России выходят его «Иверия» (1918) и «Демоны глухонемые» (1919). В 1923 году начинается официальная травля поэта, его перестают издавать.
С 1928 по 1961 год в СССР не было издано ни одной его строчки. А ведь кроме поэтических сборников, творческий багаж Волошина-критика содержит 36 статей о русской литературе, 28 – о французской, 35 – о русском и французском театре, 49 – о событиях французской культурной жизни, 34 статьи о русском изобразительном искусстве и 37 – об искусстве Франции.
После революции Волошин постоянно живет в Крыму. В 1924 году он создал «Дом поэта», напоминающий своим обликом одновременно средневековый замок и средиземноморскую виллу. Здесь бывали сестры Цветаевы, Николай Гумилев, Сергей Соловьев, Корней Чуковский, Осип Мандельштам, Андрей Белый, Валерий Брюсов, Александр Грин, Алексей Толстой, Илья Эренбург, Владислав Ходасевич, художники Василий Поленов, Анна Остроумова-Лебедева, Кузьма Петров-Водкин, Борис Кустодиев, Петр Кончаловский, Аристарх Лентулов, Александр Бенуа...
Максимилиан Волошин. Крым. В окрестностях Коктебеля. 1910-е
В Крыму по-настоящему раскрылся и дар Волошина-художника. Живописец-самоучка оказался талантливым акварелистом. Свою Киммерию, однако, писал не с натуры, а по собственному методу законченного изображения, благодаря которому из-под его кисти выходили безукоризненные по форме и свету виды Крыма. «Пейзаж должен изображать землю, по которой можно ходить, – говорил Волошин, – и небо, по которому можно летать, то есть в пейзажах… должен ощущаться тот воздух, который хочется вдохнуть полной грудью…»
Максимилиан Волошин. Коктебель. Закат. 1928
«Почти все его акварели посвящены Крыму. Но это не тот Крым, который может снять любой фотографический аппарат, а это какой-то идеализированный, синтетический Крым, элементы которого он находил вокруг себя, сочетая их по своему произволу, подчеркивая то самое, что в окрестностях Феодосии наводит на сравнение с Элладой, с Фиваидой, с некоторыми местами в Испании и вообще со всем тем, в чем особенно обнаруживается красота каменного остова нашей планеты».
Искусствовед и художник Александр Бенуа
Макс Волошин был поклонником японской гравюры. По примеру японских классиков Хокусая и Утамаро свои акварели он подписывал строками своих же стихов. Каждый цвет для него имел особое символическое значение: красный – это земля, глина, плоть, кровь и страсть; синий – воздух и дух, мысль, бесконечность и неизвестность; желтый – солнце, свет, воля, самоосознанность; лиловый – цвет молитвы и тайны; зеленый – растительного царства, надежды и радости бытия.
Выдающийся поэт и художник, философ и критик Максимилиан Александрович Волошин значительную часть жизни провел в Крыму. Дом в Коктебеле, в котором обитал Макс, стал поэтической меккой, которая притягивала творческих людей со всей России. Здесь гостили Марина Цветаева, Валерий Брюсов, Михаил Булгаков, Викентий Вересаев, Максим Горький, Петр Кончаловский и многие другие незаурядные личности. Сегодня дом Волошина - один из самых посещаемых литературно-художественных музеев Крыма.
В стране голубых вершин
Небольшой поселок на берегу Черного моря, расположенный у подножья древнего вулкана Карадаг - излюбленное место художников, поэтов, писателей, в общем, творческих людей. Мистическая красота Коктебеля воспета талантливыми литераторами и запечатлена на полотнах известных живописцев. Для одного из них «страна голубых вершин», так переводится с тюркского слово «Коктебель», стала источником вдохновения, домом и, в конечном счете, последним пристанищем. Речь, как можно догадаться, идет о поэте Максимилиане Волошине.
Моей мечтой с тех пор напоены
Предгорий героические сны
И Коктебеля каменная грива;
Его полынь хмельна моей тоской,
Мой стих поет в волнах его прилива,
И на скале, замкнувшей зыбь залива,
Судьбой и ветрами изваян профиль мой,
Написал однажды Волошин. И правда, обрыв горы Кок-Кая своими очертаниями напоминает мужской профиль. Побывавшая в 1911 году в Коктебеле Марина Цветаева поделится впечатлениями: «Взлобье горы. Пишу и вижу: справа, ограничивая огромный коктебельский залив, скорее разлив, чем залив, каменный профиль, уходящий в море… Максин профиль». Поэт и сам ассоциировал скальный лик с собственным.
Правда, еще до переезда Волошина в Крым в Коктебельском профиле узнавали лицо другого известного поэта. Существует открытка с видом поселка, изданная в Феодосии в 1910 году, на которой написано: «Коктебель. Гора профиль Пушкина». В путеводителях 1911 и 1914 годов также указывается, что это «профиль Пушкина».
Что ж, каждый имеет право видеть в каменных глыбах то, что ему близко. Но вряд ли кто-то поспорит с тем, что Коктебельский лик можно по правду назвать памятником поэту - человеку с мятежной, страстной душой, слившему в творческом порыве со стихией, творцу, создающему самого себя.
Мой кров убог
Одним из первых из русских интеллигентов красоту Коктебеля оценил известный врач-окулист профессор Э. А. Юнге. Будучи энергичным и разносторонним человеком, он приобрел кусок земли в Коктебельской долине и решил превратить его в цветущий сад. Юнге мечтал построить здесь водохранилище, на склонах холмов разбить виноградники, проложить удобную дорогу в Феодосию. Однако на осуществление грандиозных планов не хватило средств. После смерти профессора, его наследники продали часть земли, на которой в начале XX века появились первые дачи. Один из участков у моря приобрела Елена Оттобальдовна, мать поэта Волошина. Соседями Волошиных стали Детская писательница Н. И. Манасеина, поэтесса П. С. Соловьева и оперный певец В. И. Касторский. Таким образом, Коктебель стал курортом интеллигенции.
Судьба Максимилиана Волошина тесно связана с Крымом. Среднее образование Макс получил в Феодосийской гимназии, затем поступил на юридический факультет Московского университета. После революции поэт поселился в Коктебеле, в семейной даче у моря. Здесь поэту суждено пережить трагические события гражданской войны. Дом Волошиных становится прибежищем, как для красных, так и для белых. Не приемля насилие, независимо от его происхождения, Максимилиан помогал при белогвардейцах коммунистам-подпольщикам, а при большевиках - белым офицерам. Немаловажную роль сыграл поэт в освобождении Мандельштама, схваченного врангелевцами.
Послереволюционное время - период смены идеалов и тотальной переоценки ценностей кардинально менял мировоззрение людей. Не избежал этой участи и Макс Волошин. Будучи по природе демократом он с воодушевлением принял пролетарские настроения. Внешний вид поэта подчеркивал его близость к народу. Волошин ходил босиком, в холщовой рубахе с подпояской, волосы подвязывал ремешком. Таким же образом художник относился и к собственному быту.
Дому, в котором будут гостить Цветаева, Брюсов, Булгаков, Вересаев, Максим Горький, Кончаловский, Грин, поэт посвятит такие поэтические строки:
Войди, мой гость, стряхни житейский прах
И плесень дум у моего порога…
Со дна веков тебя приветит строго
Огромный лик царицы Таиах.
Мой кров убог. И времена — суровы.
Но полки книг возносятся стеной.
Тут по ночам беседуют со мной
Историки, поэты, богословы.
Что же представляет собой дача Волошина? Дом был возведен в 1903 году под руководством и по чертежам поэта. Его архитектура отражает противоречивые взгляды и нестандартность мышления хозяина. Сооружение асимметричной формы состоит из двух отдельных сооружений, соединенный в единое целое. Если посмотреть на строение с левой стороны, можно обнаружить обычный сельский дом с белыми стенами и балкончиком. Выложенная из оранжевого кирпича правая часть здания отличается выступающей трехгранной трапецевидной стеной с высокими окнами. Она напоминает фрагмент старинного замка. Глядя на эту часть дома, создается романтическое впечатление. Все-таки дом строил поэт. Кстати, Волошин яростно критиковал дурной вкус российской буржуазии. В одной из статей, посвященной архитектурному облику Феодосии, поэт напишет: «Екатерининская набережная с ее дворцами в стиле турецких бань, Публичных домов и лимонадных киосков, с ее бетонными Эрехтейонами, гипсовыми «Милосами», голыми фисташковыми дамами с декадентских карт-посталей представляет совершенно законченный «Музей Дурного Вкуса». Большевики и анархисты, в руках которых Феодосия побывала дважды, не захотели оказать ей единственной услуги, на которую были способны: они не взорвали этих вилл».
К счастью, большевики взывали не все виллы. Однако все более-менее приличные здания были национализированы, такой же участи чуть было не избежала и дача Волошина. В советское время благодаря помощи А. Луначарского поэту удалось сохранить свою коктебельскую обитель. Выходом из положения оказалась организация дома творчества. После прохождения всех разрешительных процедур, в 1924 году Волошину была выдана охранная грамота, которая гласила: «Максимилиан Волошин с полного одобрения Наркомпроса РСФСР устроил в Коктебеле в принадлежащем ему доме бесплатный дом отдыха для писателей, художников, ученых...».
Весной 1927 года Максимилиан Волошин женился на Марии Степановне Заболоцкой. Верная подруга поэта мужественно разделит с ним трудные годы и станет настоящей опорой в жизни. После смерти Волошина Мария Степановна сохранит его творческое наследие, а также предметы интерьеров и быта, которые окружали писателя при жизни.
Волошин скончался 11 августа 1932 года и был похоронен вблизи Коктебеля на горе Кучук-Янышар. На похоронах присутствовали Н. Чуковский, Г. Шторм, Артоболевский и А. Габричевский
Дом-музей Волошина
Сегодня в старинном здании начала XX века, доме знаменитого пота Максимилиана Волошина размещен мемориальный музей, прославившийся во всем мире. Все в доме поэта осталось неизменным. Предметы интерьера, имеющие возраст 100-летней давности, помнят времена, Цветаевой, Булгакова и Мандельштама. Со времен Волошина сохранились эксклюзивные предметы мебели, украшенные инкрустацией, росписью, выжиганием, среди них конторка для А.Н. Толстого, изготовленная самим поэтом.
Коллекцию музея составляют личные вещи Волошина: картины, документы, рукописи, переводы, письма, а также уникальное собрание книг, насчитывающее около 10 тысяч томов. Многие из них являются редкими и имеют автографы авторов.
Благодаря Волошину, в Коктебеле не стихает звучание стихов. Ежегодно в доме писателя проходят поэтические фестивали. Творческие люди съезжаются со всей России, Украины и ближнего зарубежья, чтобы пообщаться, вдохновиться атмосферой Крымского Южнобережья и затем создать нетленные произведения искусства.
Отроком строгим бродил я
По терпким долинам
Киммерии печальной,
И дух мой незрячий
Томился
Тоскою древней земли.
Максимилиан Александрович Волошин (псевдоним.; настоящая фамилия Кириенко-Волошин) (1877-1932), - русский поэт, художник, литературный критик, искусствовед.
Край одиночества,
Земля молчания...
Сбылись пророчества,
Свершились чаянья.
Родился 16 мая 1877 в Киеве, предки по отцу - запорожские казаки, по матери - обрусевшие в 17 веке немцы. В три года остался без отца, детство и отрочество прошли в Москве. В 1893 мать приобрела земельный участок в Коктебеле (близ Феодосии), где Волошин в 1897 окончил гимназию.
Здесь душно в тесноте... А там — простор, свобода,
Там дышит тяжело усталый Океан
И веет запахом гниющих трав и йода.
Поступив на юридический факультет Московского университета, втянулся в революционную деятельность, за причастность к Всероссийской студенческой забастовке (февраль 1900), а также за «отрицательное миросозерцание» и «склонность ко всякого рода агитациям» был отстранен от занятий. Во избежание иных последствий, отправился осенью 1900 рабочим на строительство Ташкентско-Оренбургской железной дороги. Этот период Максимилиан Волошин называл позднее «решающим моментом в моей духовной жизни. Здесь я почувствовал Азию, Восток, древность, относительность европейской культуры».
Безлесны скаты гор. Зубчатый их венец
В зеленых сумерках таинственно-печален.
Чьей древнею тоской мой вещий дух ужален?
Кто знает путь богов — начало и конец?
С 1899 Максимилиан Волошин путешествовал по Европе, побывал в Италии, Швейцарии, Франции, Германии, Австрии, Греции, Испании. В 1899-1907 и 1913-1916 жил в Париже, в 1907-1913 — попеременно в Петербурге и Коктебеле, с 1917 — в Коктебеле.
Священных стран
Вечерние экстазы.
Сверканье лат
Поверженного Дня!
Занимался в Луврской школе музееведения, Школе Ф. Колароссии, мастерских Д. Уистлера и Е. С. Кругликовой (с 1901). Слушал лекции в Сорбонне, посетил многие библиотеки Европы. В 1906 женился на художнице В. М. Сабашниковой.
К этим гулким морским берегам,
Осиянным холодною синью,
Я пришла по сожженным лугам,
И ступни мои пахнут полынью.
Сотрудничал в альманахах «Северные цветы», «Гриф», журналах «Весы», «Золотое руно», «Аполлон», газетах «Русь», «Русская художественная летопись», «Утро России». С 1910 работал над монографическими статьями о К. Ф. Богаевском, Е. С. Кругликовой, А. С. Голубкиной, М. С. Сарьяне. Выступал в прессе в защиту художественных объединений «Бубновый валет» и «Ослиный хвост». Опубликовал брошюру «О Репине» (1913), пропагандируя отказ от натурализма в искусстве.
В 1910 Максимилиан Волошин выпустил первый поэтический сборник («Стихотворения. 1900-1910». М., 1910). Издал сборники стихотворений Anno mundi ardentis (М., 1915), «Иверни» (М., 1918), «Демоны глухонемые» (Харьков, 1919), «Усобица» (Львов, 1923), «Стихи о терроре» (Берлин, 1923); сборник статей о культуре «Лики творчества» (М., 1914). Переводил стихи В. Гюго, П. Верлена, Ш. Бодлера, О. Барбье, Г. Гейне, Э. Верхарна, рассказы Г. Флобера, О. Мирбо.
В 1910-20-х Максимилиан Волошин выполнил множество пейзажей Крыма, Франции, Испании. Писал преимущественно по памяти. Участвовал в выставках объединений «Мир искусства» (1916-1924), «Жар-цвет» (1924-1929), Художественного общества им. К. К. Костанди (1925-1929). Провел персональные выставки в Москве и Ленинграде (обе — 1927)
В 1920-х работал уполномоченным Крымского ревкома по охране памятников истории и культуры Крыма, выступал с лекциями по искусству, с чтением своих стихов. С 1923 дом Волошина в Коктебеле имел статус бесплатного Дома творчества.
Максимилиан Волошин умер в Коктебеле; похоронен на холме Кучук-Енишар. В доме-мастерской Волошина организован музей.
Кара-Даг в облаках
И этот тусклый зной, и горы в дымке мутной,
И запах душных трав, и камней отблеск ртутный,
И злобный крик цикад, и клекот хищных птиц —
Мутят сознание. И зной дрожит от крика...
И там — во впадинах зияющих глазниц —
Огромный взгляд растоптанного Лика.
Я иду дорогой скорбной в мой безрадостный Коктебель...
По нагорьям терн узорный и кустарники в серебре.
По долинам тонким дымом розовеет внизу миндаль,
И лежит земля страстная в черных ризах и орарях.
Старинным золотом и желчью напитал
Вечерний свет холмы. Зардели, красны, буры,
Клоки косматых трав, как пряди рыжей шкуры.
В огне кустарники, и воды как металл.
Я вновь пришел — к твоим ногам
Сложить дары своей печали,
Бродить по горьким берегам
И вопрошать морские дали.
Каменья зноем дня во мраке горячи.
Луга полынные нагорий тускло-серы.
И низко над холмом дрожащий серп Венеры,
Как пламя воздухом колеблемой свечи...
И ночи звездные в слезах проходят мимо,
И лики темные отвергнутых богов
Глядят и требуют, зовут... неотвратимо.
В морщине горной, в складках тисненых кож
Тускнеет сизый блеск чешуи морской.
Вот холм сомнительный, подобный вздутым
ребрам.
Чей согнутый хребет порос, как шерстью,
чебром?
Кто этих мест жилец: чудовище? титан?
На грани диких гор ты пролил пурпур гневный,
И ветры - сторожа покинутой земли -
Кричат в смятении, и моря вопль напевный
Теперь растет вдали.
И мой суровый Коктебель
Созвучен с вашею улыбкой,
Как свод руин с лозою гибкой,
Как с пламенем зари - свирель.
Крылом зубчатым вырастая,
Коснется моря тень вершин,
И ты изникнешь, млея, тая,
В полынном сумраке долин.
...А в глубине мерцать залив
Чешуйным блеском хлябей сонных,
В седой оправе пенных грив
И в рыжей раме гор сожженных...
Равнина вод колышется широко,
Обведена серебряной каймой.
Мутится мысль, зубчатою стеной
Ступив на зыбь расплавленного тока.
Припаду я к острым щебням, к серым срывам
размытых гор,
Причащусь я горькой соли задыхающейся волны,
Обовью я чебром, мятой и полынью седой чело.
Здравствуй, ты, в весне распятый, мой
торжественный Коктебель!
И в небе числа звезд.
Отливают волны розовым глянцем,
Влажные выгибая гребни,
Индевеет берег солью и сланцем,
И алеют щебни.
И пусть кругом грохочут глухо громы,
Пусть веет вихрь сомнений и обид, —
Явь наших снов земля не истребит!
Размытых осыпей, как прежде, звонки щебни,
И море древнее, вздымая тяжко гребни,
Кипит по отмелям гудящих берегов.
Над синевой зубчатых чащ,
Над буро-глинистыми лбами
Июньских ливней темный плащ
Клубится дымными столбами.
Крылом зубчатым вырастая,
Коснется моря тень вершин,
И ты изникнешь, млея, тая,
В полынном сумраке долин.
Дрожало море вечной дрожью
Из тьмы пришедший синий вал
Победной пеной потрясал,
Ложась к гранитному подножью,
В гранитах скал — надломленные крылья.
Под бременем холмов — изогнутый хребет.
Земли отверженной застывшие усилья.
Уста Праматери, которы
А груды валунов и глыбы голых скал
В размытых впадинах загадочны и хмуры.
В крылатых сумерках — намеки и фигуры...
Вот лапа тяжкая, вот челюсти оскал,
Слепой мятеж наш дерзкий дух стремит
В багровой тьме закатов незакатных...
Закрыт нам путь проверенных орбит!
И стали видимы средь сумрачной сини
Все знаки скрытые, лежащие окрест:
И письмена дорог, начертанных в пустыне,
И в небе числа звезд.
Здесь был священный лес. Божественный гонец
Ногой крылатою касался сих прогалин.
На месте городов ни камней, ни развалин.
Свивши тучи в кудель и окутав горные щели,
Ветер, рыдая, прядет тонкие нити дождя.
Море глухо шумит, развивая древние свитки
Вдоль по пустынным пескам.
Уж много дней рекою Океаном
Навстречу дню, расправив паруса,
Мы бег стремим к неотвратимым странам.
Я поклоняюсь вам, кристаллы,
Морские звезды и цветы,
Растенья, раковины, скалы
(Окаменелые мечты
Безмолвно грезящей природы),
Стихии мира: Воздух, Воды,
И Мать-Земля и Царь-Огонь!
Окрестные холмы вызорены
Колючим солнцем. Серебро полыни
На шиферных окалинах пустыни
Торчит вихром косматой седины.
Испания. Пейзаж с кипарисами. 31,6х47,4 Бумага, акварель
Щедро лентами одеты
С этой южной пестротой:
В них живет испанский зной,
В них сокрыт кусочек света.
Из недр изверженным порывом,
Трагическим и горделивым,
Взметнулись вихри древних сил —
Над зыбкой рябью вод встает из глубины
Пустынный кряж земли: хребты скалистых
гребней,
Обрывы черные, потоки красных щебней -
Пределы скорбные незнаемой страны.
Я вижу грустные, торжественные сны -
Заливы гулкие земли глухой и древней,
Где в поздних сумерках грустнее и напевней
Звучат пустынные гекзаметры волны.
Твоей тоской душа томима,
Земля утерянных богов!
Дул свежий ветр... Мы плыли мимо
Однообразных берегов.
Я к нагорьям держу свой путь
По полынным лугам, по скату,
Чтоб с холма лицо обернуть
К пламенеющему закату.
Искры света в диске наклоненном -
Спутники стремительно бегут,
А заливы в зеркале зеленом
Пламена созвездий берегут.
Все так же пуст Эвксинский понт
И так же рдян закат суровый,
И виден тот же горизонт,
Текучий, гулкий и лиловый.
На бурый стелется ковер
Полдневный пламень, сух и ясен,
Хрусталь предгорий так прекрасен,
Так бледны дали серых гор!
Моя земля хранит покой
Как лик иконы изможденный.
Здесь каждый след сожжен тоской,
Здесь каждый холм — порыв стесненный
Влачился день по выжженным лугам.
Струился зной. Хребтов синели стены.
Шли облака, взметая клочья пены
На горный кряж. (Доступный чьим ногам?)
Чей голос с гор звенел сквозь знойный гам
Цикад и ос? Кто мыслил перемены?
Окаменелые лики Земли акварелей поэта провоцируют зрителя на вчитывание форм, повинуясь игре собственного воображения, в как бы случайные изображения очертаний горизонта, облаков и ряби волн. Тем самым пейзажи становятся эквивалентами самой природы, выступают как оспаривание художником ее приоритета. При всей несомненной символистичности поэтики мастера в такого рода установке на делегирование зрителю полномочий формотворчества можно усмотреть след авангарда в поисках органической формы. В дневнике 1909 года (2 января, Париж) он писал: «Наш путь лежит через вещество и через формы его. Те, кто зовут к духу, зовут назад, а не вперед»7. Вещество камня, его визуализация звали Волошина к освобождению от фигуративности при сохранении гностической многозначности акта этого освобождения. Складчатая фактура гор в пейзажах обладает собственной орнаментальной выразительностью. Разрушение грани природы и культуры вело к одушевлению неорганического и минерализации антропоморфного — древняя история словно оказалась зашифрованной в арабесках каменных скал, а последние словно обрели некое подобие таинственных изваяний. Вспоминается художник Павел Филонов, в творчестве которого отчетливо прослеживается интерес и к органической форме, и к инволюции вида: собаки с человеческими глазами и кристаллообразные фигуры людей зовут назад, к праистории. Истоки бытия Волошина обозначены не столь по-филоновски непреклонно. Однако и он совершает инволюционное восхождение к истокам: в антропоморфной окаменелости ландшафта трудно не заметить его окликнутость мифом об Атлантиде, которому поэт отдал дань в своих стихах. Ностальгия по античным прообразам, просачивающаяся сквозь каменистую почву волошинской Киммерии, выступает как оборотная сторона утверждения незримых следов ушедшей цивилизации. Об этом свидетельствует выраженная тектоника горных пейзажей, выстроенных наподобие древних руин (ил. 5). Таким образом, не просто камень как часть природы является объектом неявного портретирования Волошина — но и камень как материал, циклопические сооружения из огромных каменных глыб, созданные отчасти утопией человека, а отчасти — божественной волей.
Ассоциациями крымского пейзажа с архитектурой полны и искусствоведческие статьи поэта, в частности — его эссе о Константине Богаевском, с которым Волошина связывала многолетняя дружба, духовная близость и общая эмоциональная привязанность к крымской земле. В той части, где описывается повлиявшая на кристаллизацию творческой индивидуальности художника природа Киммерии, текст в равной мере приложим и к творчеству самого автора эссе. Но особенно это вербальное описание пейзажа интересно тем, что оно встраивается в акварельные серии Волошина и дает пример словно вывернутого наизнанку экфрасиса, представляя литературную параллель изобразительного ряда. Последний выступает как ведущее начало, и слово идет за ним. И главное в этих описаниях — незримые очертания древних строений, мифопоэтический образ Атлантиды: «Карадаг … его собственные зубцы и пики, видимые из глубины керченских степей, являются порталом какой-то неведомой фантастической страны, о которой можно составить представление по пейзажам Богаевского»8. Акварели Константина Богаевского из коллекции Мамонтовых как раз воспроизводят эту проекцию архитектурных фантазий на основе коктебельского пейзажа (ил. 16, 17).
Миф об Атлантиде сквозит и в диалоге камней с водой — последняя составляет важнейшую часть крымских зарисовок. Вода наделена таким же мифологическим потенциалом смыслопорождения, что и камень: отражая небо с бегущими по нему антропоморфными облаками, вода соединяет нижний и верхний миры, утверждая господство вертикали человеческого духа. Мотив зеркального отражения в заливе — еще одна дань символистскому прошлому — в этих акварелях достигает емкой иероглифичности, соединяя в единое целое разрозненные части изображения. Венцом этого круговращения выступает изредко появляющееся светило: тусклый диск на раскаленном полуденном небосводе или его отраженные спутники в синеватой тьме ночного залива (ил. 1).
Наконец, третьим компонентом пейзажных акварелей выступает робкий персонаж растительного мира — тонкое деревце, куст или очертания кроны, всегда помещенные на переднем плане и решенные предельно графично (ил. 12, 15). Заостренная скромность вегетативного звена биологической эволюции контрастирует с грандиозной вневременностью гор и моря. Дионисийство Волошина парадоксально: в смятых складках земли содержится больше следов вакхического экстаза, чем в свидетелях циклического водоворота жизни. Водно-каменная стихия тем самым словно актуализируется, приближая к настоящему отдаленные периоды истории планеты. Трудно не усмотреть в этом скрытую метафору революционных потрясений России, произведших тектонический разлом времен и народов. И хотя едва ли Волошин сделал это осознанно — следы эпохи тем более настоятельно требуют прочтения современным зрителем.
Волошин стоял над схваткой — в этой позиции его достойная уважения роль в русской культуре ХХ века, в этом же порой усматривается и его слабость. Однако характер его мифопоэтического языка разобличает в нем дитя своего времени — времени, активно отрекающегося от своих прежних идолов и столь же активно создающего новую утопию на основе древних мифов. И в этом строительстве стихотворное слово — слово произнесенное и изобразительное слово — слово, переданное рукой акварелиста, оспаривают первенство.
Поначалу не много стихов писал Волошин Максимилиан Александрович, поэт. Практически все они были помещены в книгу, появившуюся в 1910 году ("Стихотворения. 1900-1910"). Руку "ювелира", "настоящего мастера" увидел в ней В. Брюсов. Волошин считал своими учителями виртуозов стихотворной пластики Ж. М. Эредиа, Готье и др. поэтов-"парнасцев" из Франции. Их произведения находились в противовесе с верленовским "музыкальным" направлением. Эту характеристику творчества Волошина можно отнести к его первому сборнику, а также ко второму, который был составлен Максимилианом в начале 1920-х годов и не был опубликован. Назывался он "Selva oscura". В него были включены стихотворения, созданные в период с 1910 по 1914 гг. Основная их часть вошла позже в книгу избранного, вышедшую в 1916 году ("Иверни").
Ориентация на Верхарна
Можно долго говорить о творчестве такого поэта, как Волошин Максимилиан Александрович. Биография, кратко изложенная в этой статье, содержит лишь основные факты о нем. Нельзя не отметить, что явственным политическим ориентиром поэта становится с начала 1-й мировой войны Э. Верхарн. Брюсовские переводы его еще в статье 1907 года и Валерий Брюсов" были подвергнуты Максимилианом сокрушительной критике. Волошин сам переводил Верхарна "с разных точек зрения" и "в разные эпохи". Отношение к нему он подытожил в своей книге 1919 года "Верхарн. Судьба. Творчество. Переводы".
Волошин Максимилиан Александрович - русский поэт, который сочинял стихи и о войне. Вошедшие в сборник 1916 года "Anno mundi ardentis", они вполне созвучны верхановской поэтике. В них обрабатывались образы и приемы стихотворной риторики, ставшей устойчивой характеристикой всей поэзии Максимилиана революционных времен, гражданской войны и дальнейших лет. Часть стихотворений, написанных в то время, была опубликована в книге 1919 года "Демоны глухонемые", другая часть в 1923 году была издана в Берлине под заглавием "Стихи о терроре". Однако в большинстве своем произведения эти остались в рукописи.
Официальная травля
В 1923 году началась травля Волошина со стороны государства. Имя его предали забвению. В СССР в период с 1928 по 1961 год ни одной строчки этого поэта не появилось в печати. Когда Эренбург в 1961 году почтительно упомянул в своих мемуарах о Волошине, это сразу же вызвало отповедь А. Дымшица, который указал на то, что Максимилиан был декадентом из самых незначительных и отнесся отрицательно к революции.
Возвращение в Крым, попытки пробиться в печать
Весной 1917 года Волошин возвратился в Крым. В автобиографии 1925 года он писал, что больше не покинет его, никуда не эмигрирует и ни от чего не спасается. Ранее он заявлял о том, что не выступает ни на одной из борющихся сторон, однако живет лишь Россией и совершающимся в ней; а также писал, что ему нужно остаться в России до конца. Дом Волошина, находящийся в Коктебеле, в период гражданской войны оставался странноприимным. Здесь находили приют и скрывались от преследований и белые офицеры, и красные вожди. Об этом Максимилиан написал в своем стихотворении 1926 года "Дом поэта". "Красным вождем" являлся Бела Кун. После того как был разгромлен Врангель, он путем организованного голода и террора заправлял усмирением Крыма. По всей видимости, в награду за укрывательство Куна при советской власти Волошину был сохранен дом, а также обеспечена относительная безопасность. Однако ни его заслуги, ни хлопоты влиятельного в то время, ни отчасти покаянное и умоляющее обращение к Л. Каменеву, всесильному идеологу (в 1924 году) не помогли Максимилиану пробиться в печать.
Два направления мыслей Волошина
Волошин писал о том, что для него стих остается единственным способом выражения мыслей. А они устремлялись у него в двух направлениях. Первое - историософское (судьбы России, произведения о которой принимали у него нередко условно-религиозную окраску). Второе - антиисторическое. Здесь можно отметить цикл "Путями Каина", в котором отразились идеи универсального анархизма. Поэт писал, что в этих произведениях он формирует практически все его социальные идеи, которые были по большей части отрицательными. Следует отметить общий иронический тон этого цикла.
Признанные и непризнанные произведения
Несогласованность мыслей, характерная для Волошина, приводила нередко к тому, что его творения воспринимались порой как высокопарная мелодекламация ("Преосуществление", "Святая Русь", "Китеж", "Ангел времен", "Дикое поле"), эстетизированные умствования ("Космос", "Левиафан", "Таноб" и некоторые другие произведения из "Путями Каина"), претенциозная стилизация ("Дметриус-император", "Протопоп Аввакум", "Святой Серафим", "Сказание об иноке Епифании"). Тем не менее можно сказать, что многие его стихотворения революционного времени получили признание как емкие и точные поэтические свидетельства (например, типологические портреты "Буржуй", "Спекулянт", "Красногвардеец" и др., лирические декларации "На дне преисподней" и "Готовность", риторический шедевр "Северовосток" и другие произведения).
Статьи об искусстве и занятие живописью
После революции деятельность его как искусствоведа прекратилась. Тем не менее Максимилиан смог опубликовать 34 статьи, посвященные русскому изобразительному искусству, а также 37 статей об искусстве французском. Первая его монографическая работа, посвященная Сурикову, сохраняет свое значение. Книга "Дух готики" осталась незавершенной. Над ней Максимилиан трудился в 1912 и 1913 году.
Волошин занялся живописью для того, чтобы судить профессионально об изобразительном искусстве. Как оказалось, он был даровитым художником. Крымские акварельные пейзажи, выполненные со стихотворными надписями, стали его излюбленным жанром. В 1932 году (11 августа) в Коктебеле умер Максимилиан Волошин. Краткая биография его может быть дополнена сведениями о личной жизни, интересные факты из которой мы приводим ниже.
Интересные факты из личной жизни Волошина
Дуэль Волошина и Николая Гумилева состоялась на Черной речке, той самой, где в Пушкина стрелял Дантес. Произошло это 72 года спустя и также из-за женщины. Однако судьба сберегла тогда двух знаменитых поэтов, какими являлись Гумилев Николай Степанович и Волошин Максимилиан Александрович. Поэт, фото которого представлено ниже, - Николай Гумилев.
Стрелялись они из-за Лизы Дмитриевой. Она училась на курсе староиспанской и старофранцузской литературы в Сорбонне. Первым этой девушкой пленился Гумилев. Он ее привез в гости к Волошину в Коктебель. Тот соблазнил девушку. Николай Гумилев уехал, так как почувствовал себя лишним. Однако история эта через некоторое время продолжилась и привела в итоге к дуэли. Суд приговорил Гумилева к неделе ареста, а Волошина - к одному дню.
Первая жена Максимилиана Волошина - Маргарита Сабашникова. С ней он в Сорбонне слушал лекции. Брак этот, однако, вскоре распался - девушка влюбилась в Вячеслава Иванова. Жена его предложила Сабашниковой жить втроем. Однако семья "нового типа" не сложилась. Второй супругой его была фельдшер (на фото выше), ухаживавшая за престарелой матерью Максимилиана.