Истинная биография елены боннэр. Сахаров-Боннэр: Гений под каблуком у Лисы Легенда от партии

20.10.2019

Андрею Сахарову и Елене Боннэр было лишь 17 лет общего счастья. Это были годы борьбы: с системой, с несправедливостью, со злословием. Невозможно было представить Андрея Дмитриевича и Елену Георгиевну вдали от эпицентра событий. И всегда они стояли друг за друга горой.

Знакомство

Знакомство Андрея Сахарова и Елены Боннэр произошло после смерти первой жены Андрея Дмитриевича, Клавдии Алексеевны. И уже после того, как гениального физика отлучили от объекта, где он трудился 19 лет.

Впервые они встретились в доме Валерия Чалидзе осенью 1970 года. Он обратил внимание на энергичную молодую женщину, но она очень быстро ушла. Второй раз они увидятся уже в Калуге, на очередном правозащитном процессе, где оба выступали в защиту Вайля, Зиновьевой и Пименова.

Они считали днем своего знакомства 26 декабря 1970 года. После довольно поздней деловой встречи Андрей Дмитриевич спросил у энергичной молодой женщины, сколько ей лет. И страшно удивился, узнав что уже 47. Ему она казалась значительно моложе. Он отправился провожать Люсю, а затем поехал к себе.

Летом Андрей Дмитриевич едет отдыхать в Сухуми с детьми. Елена Георгиевна предложила оставить у нее на даче собаку Сахарова, Малыша, которого не с кем было оставить на время отпуска. Он вернулся с юга с флюсом, а она, прошедшая всю войну медсестрой, тут же помчалась его спасать. Позже Андрей Дмитриевич скажет, что запомнил ее «несентиметальную готовность прийти на помощь.»

Легенда от партии

Вскоре на стол Секретаря и Члена Политбюро ЦК КПСС Суслова М.А. ляжет доклад от председателя КГБ Андропова Ю.В. В докладе речь идет об изменениях в личной жизни опального ученого. По информации оперативников, Сахаров вступил в интимную связь с Боннэр Е.Г., преподавателем второго медицинского училища. Елена Георгиевна поддерживает и одобряет деятельность Сахарова в комитете по правам человека.

Было понятно, что образовался определенный союз двух близких по духу людей. Но вскоре в КГБ разработают и внедрят в массы совсем другую историю взаимоотношений Боннэр и Сахарова. Слишком необычной была эта пара, слишком неординарным и опасным был их союз.

В версии, которую озвучит КГБ и активно распространят партийные средства массовой информации будет изрядная доля желтизны, приправленная сплетнями о семейных отношениях. Плюс дети, деньги, связь с западом и антисемитизм. Эта история станет общепринятой и довольно известной.

Трудный брак

Он объяснится в своих чувствах в августе 1971 года, под музыку Альбинони, пластинку с записью которого поставит Елена Геннадьевна. В 1972 году Андрей Дмитриевич Сахаров и Елена Геннадьевна Боннэр стали мужем и женой. Это было непростое решение. Не было сомнений в чувствах, но было понимание, что этот брак больно ударит по жизням близких людей. И все же они официально узаконили свои отношения.

За этим последовало отчисление дочери Елены Георгиевны Татьяны с вечернего отделения факультета журналистики МГУ. А затем и сына Елены Георгиевны не примут в университет. В итоге детей Боннэр выслали из страны, после неоднократных угроз физической расправы с требованием, чтоб Сахаров прекратил свою деятельность.

Ссылка

После интервью Сахарова о вводе советских войск в Афганистан его отправляют в ссылку в Горький. Они сидели в самолете и были счастливы от того, что они вместе. Ведь ссылка не самое страшное. Ему запретят любые контакты с заграницей. А за границей находятся дети Елены Георгиевны, которых Сахаров считает своими.

В Горьком Сахаров не прекращает своей деятельности. Сама Боннэр в контактах не ограничена, она привозит тайком в их квартиру вопросы от иностранных журналистов, а потом передает обратно ответы.

Именно в Горьком Андрей Дмитриевич стал вести дневник и всегда давал читать его жене. Когда Люся возразила, что плохо читать чужие дневники, он сказал просто: «Ты – это я».

Против них боролась целая система, а они были вдвоем. Когда Андрей Дмитриевич не мог общаться с журналистами иностранных изданий, эти функции взяла на себя Елена Георгиевна. Против нее развернулась целая травля. Пересказывались грязные слухи о ее прошлом. Сахаров даже дал пощечину самому активному распространителю лжи, заступаясь за свою жену.

Голодовка ради любви

Когда к сыну Елены Боннэр не выпустили его невесту, Сахаров с женой объявили голодовку. Они, находясь на пределе своих возможностей, все же добились воссоединения двух влюбленных.

Сахаров говорил потом, что он страдал ради того, чтобы эти двое могли поцеловаться. Но это в узком смысле. Потому что в широком он вместе с женой голодал ради свободы самим определять место своего жительства. Просто ради свободы как таковой.

Когда после всех этих событий любимая Люся перенесла второй инфаркт, он понял, что ей необходима операция за рубежом. Он снова объявил голодовку. Чтобы его супруга могла жить.
Когда его голодовку насильно прервали, он ее возобновил. Андрей Дмитриевич говорил, что не переживет смерти жены. И Елене Боннэр сделали операцию по шунтированию сердца в Америке. Благодаря ему она могла жить дальше.

Возвращение

Они вернулись в Москву, Андрей Сахаров работал в Физическом институте им. Лебедева главным научным сотрудником. Елена Боннэр активно занималась общественной деятельностью. Когда его избрали народным депутатом от Академии наук, она смотрела каждое заседание Первого Съезда, а потом ехала на машине, чтобы забрать супруга домой.

В Елене Боннэр, своей Люсе, гениальный физик, Нобелевский лауреат, выдающийся общественный деятель нашел родственную душу, верную соратницу и преданную супругу.

14 декабря 1989 года сердце академика Сахарова остановилось. Она рыдала над его телом и кричала: «Ты меня обманул! Ты же обещал мне еще три года!» Андрей Дмитриевич считал, что умрет только с 72 года. Он ушел, а она осталась и сделала все, чтобы Андрея Дмитриевича не забыли. Елена Боннэр скончалась в 2011 году в Америке.

Андрей Сахаров и Елена Боннэр стали не только супругами, но еще и соратниками и коллегами. тоже являются образцом не только супружеского, но и творческого союза.

Полина внучка Сахарова с папой Димой.

* Почему Дмитрию Сахарову было стыдно за своего отца?

* Из-за чего г-жа Боннэр отказалась смотреть на неизвестный портрет Андрея Дмитриевича, выставленный недавно в Нью-Йорке?

* Как Елене Боннэр удалось кинуть самого ушлого олигарха Бориса Березовского?

* Почему соратники академика не уважают вторую жену Сахарова?

* Почему внучка ученого Полина Сахарова ничего не знает о своем знаменитом деде?

Ответы на эти вопросы - штрихи к портрету Андрея Сахарова, выдающегося ученого, правозащитника и во многом противоречивого человека. В канун круглой исторической даты, а 12 августа - 50 лет со дня испытания первой водородной бомбы, создателем которой считается Сахаров, мы отыскали сына прославленного академика. 46-летний Дмитрий по образованию физик, как и его отец. Это его первое интервью для российской прессы.

- Вам нужен сын академика Сахарова? Он живет в США, в Бостоне. А зовут его Алексей Семенов, - горько пошутил Дмитрий Сахаров, когда мы договаривались о встрече по телефону. - На самом же деле Алексей - сын Елены Боннэр. Эта женщина стала второй женой Андрея Сахарова после смерти моей матери - Клавдии Алексеевны Вихиревой. Почти 30 лет Алексей Семенов раздавал интервью как «сын академика Сахарова», в его защиту на все лады голосили забугорные радиостанции. А я при живом отце чувствовал себя круглой сиротой и мечтал, чтобы папа проводил со мной хотя бы десятую часть того времени, которое он посвящал отпрыскам моей мачехи.

Злая мачеха.

Дмитрий много раз перечитывал книги воспоминаний Андрея Сахарова. Пытался понять, почему так случилось, что любящий отец вдруг отдалился от него и сестер, женившись на Елене Боннэр. Даже подсчитывал, сколько раз Сахаров упоминал в книгах о родных детях и детях второй жены. Сравнение было не в пользу Дмитрия и его старших сестер - Татьяны и Любы Сахаровых. О них академик писал как бы между прочим, а Татьяне и Алексею Семеновым посвятил в мемуарах десятки страниц. И это неудивительно.

Когда умерла мама, мы некоторое время продолжали жить вместе - папа, я и сестры. Но после женитьбы на Боннэр отец ушел от нас, поселившись в квартире мачехи, - рассказывает Дмитрий. - Таня к тому времени вышла замуж, мне едва исполнилось 15 лет, и родителей мне заменила 23-летняя Люба. С ней вдвоем мы и хозяйничали. В своих воспоминаниях отец пишет, что старшие дочери настраивали меня против него. Это неправда. Просто в дом, где папа жил с Боннэр, меня никто никогда не приглашал. Туда я приходил редко, вконец соскучившись по отцу. А Елена Георгиевна ни на минуту не оставляла нас один на один. Под строгим взором мачехи я не осмеливался говорить о своих мальчишеских проблемах. Было что-то вроде протокола: совместный обед, дежурные вопросы и такие же ответы.

- Сахаров писал, что содержал вас, давая в месяц по 150 рублей.

А Сахаров с родными детьми, пока еще вместе.

Это правда, но здесь интересно другое: деньги отец никогда не отдавал в руки мне или сестре. Мы получали почтовые переводы. Скорее всего, отправлять деньги почтой ему посоветовала Боннэр. Похоже, она предусмотрела такую форму помощи на случай, если бы я вдруг стал говорить, что отец не помогает мне. Но эти алименты он перестал отсылать, как только мне исполнилось 18 лет. И тут ни к чему не придерешься: все по закону.

Обижаться на отца Дмитрий и не думал. Он понимал, что его отец - выдающийся ученый, гордился им и, повзрослев, старался не придавать значения странностям в их с ним отношениях. Но однажды ему все же стало неловко за своего знаменитого родителя. Во время горьковской ссылки Сахаров объявил вторую по счету голодовку. Он требовал, чтобы Советское правительство выдало разрешение на выезд за границу невесте сына Боннэр - Лизе.
- В те дни я приехал в Горький, надеясь убедить отца прекратить бессмысленное самоистязание, - рассказывает Дмитрий. - Между прочим, Лизу я застал за обедом! Как сейчас помню, она ела блины с черной икрой. Представьте, как мне стало жаль отца, обидно за него и даже неудобно. Он, академик, известный на весь мир ученый, устраивает шумную акцию, рискует своим здоровьем - и ради чего? Понятно, если бы он таким образом добивался прекращения испытаний ядерного оружия или требовал бы демократических преобразований… Но он всего лишь хотел, чтобы Лизу пустили в Америку к Алексею Семенову. А ведь сын Боннэр мог бы и не драпать за границу, если уж так любил девушку. У Сахарова сильно болело сердце, и был огромный риск, что его организм не выдержит нервной и физической нагрузки. Позже я пробовал говорить с отцом на эту тему. Он отвечал односложно: так было нужно. Только вот кому? Конечно, Елене Боннэр, это она подзуживала его. Он любил ее безрассудно, как ребенок, и был готов ради нее на все, даже на смерть. Боннэр понимала, насколько сильно ее влияние, и пользовалась этим. Я же до сих пор считаю, что эти шоу сильно подорвали здоровье отца. Елена Георгиевна прекрасно знала, насколько голодовки губительны для папы, и прекрасно понимала, что подталкивает его к могиле.

Голодовка действительно не прошла для Сахарова даром: сразу же после этой акции у академика случился спазм сосудов мозга.

Академик-подкаблучник.

Когда дети, зять и невестка Боннэр один за другим упорхнули за бугор, эмигрировать хотел и Дмитрий. Но отец и мачеха в один голос сказали, что не дадут ему разрешения на выезд из Союза.

- Почему вы хотели сбежать из СССР, неужели вашей жизни угрожала опасность?

Лишенный отцовских денег, Дима зарабатывал на жизнь сам. Еще студентом он женился, и у него родился сын Николай. Жена тоже училась в вузе. Молодой семье приходилось нередко голодать, но отнюдь не по политическим мотивам, как академику, - стипендии не хватало даже на еду. Как-то, отчаявшись, Дмитрий в очередной раз занял у соседки 25 рублей. На трешку купил еды, а за 22 целковых приобрел электрическое точило и принялся обходить квартиры граждан, предлагая наточить ножи, ножницы и мясорубки.

Обращаться к отцу за помощью не хотелось, - говорит Дмитрий. - Да и наверняка он отказал бы мне. Не пошел я к нему с просьбой о поддержке и позже, когда сломал ногу. Выкручивался, как мог, не дали пропасть друзья.

Дмитрий и его сестры постепенно привыкли свои беды и проблемы решать самостоятельно. Даже в святые для их семьи дни - годовщины смерти матери - они обходились без отца.

Я подозреваю, что отец, ни разу не навещал могилу нашей мамы с тех пор, как женился на Елене Георгиевне. Понять этого я не мог. Ведь, как мне казалось, папа очень любил маму при ее жизни. Что с ним случилось, когда он стал жить с Боннэр, не знаю. Он словно покрылся панцирем. Когда у Любы при родах умер первый ребенок, отец даже не нашел времени к ней приехать и выразил соболезнование по телефону. Подозреваю, что Боннэр ревниво относилась к его прежней жизни и он не хотел ее расстраивать.

Елена Боннер

Оплеухи по лысине.

Во время горьковской ссылки в 1982 году в гости к Андрею Сахарову приехал тогда еще молодой художник Сергей Бочаров. Он мечтал написать портрет опального ученого и правозащитника. Работал часа четыре. Чтобы скоротать время, разговаривали. Беседу поддерживала и Елена Георгиевна. Конечно, не обошлось без обсуждения слабых сторон советской действительности.

Сахаров не все видел в черных красках, - признался Бочаров в интервью «Экспресс газете». - Андрей Дмитриевич иногда даже похваливал правительство СССР за некоторые успехи. Теперь уже не помню, за что именно. Но за каждую такую реплику он тут же получал оплеуху по лысине от жены. Пока я писал этюд, Сахарову досталось не меньше семи раз. При этом мировой светило безропотно сносил затрещины, и было видно, что он к ним привык.

Я сказал Боннэр, что рисовать «пенька», который повторяет мысли злобной жены, да еще терпит побои от нее, я не хочу, - вспоминает Сергей Бочаров. - И Боннэр тут же выгнала меня на улицу.

А на прошлой неделе в Нью-Йорке проходила выставка картин Бочарова. Художник привез в США и тот самый незаконченный этюд Сахарова 20-летней давности.

Я специально пригласил на выставку Елену Георгиевну. Но, видимо, ей доложили о моем сюрпризе, и она не пришла смотреть картины, сославшись на болезнь, - говорит Бочаров.

Украденное наследство.

О трепетном отношении к деньгам Елены Боннэр ходят легенды. Об одном таком случае Дмитрию рассказали люди, близко знающие вдову Сахарова.

У Елены Георгиевны есть внук Матвей. Это сын ее старшей дочери. Любящая бабушка повергла в шок всю семью, когда подарила Моте на свадьбу чайный сервиз. Накануне она нашла его на одной из бостонских помоек. Чашки и блюдца, правда, были без царапин, ведь странные американцы иногда выбрасывают не только старые вещи, но и те, которые просто разонравились.

Расчетливость Боннэр ярко проявилась, и когда пришла пора раздавать наследство ее умершего мужа.

Завещание составлялось при активном участии мачехи, - рассказывает Дмитрий. - Поэтому неудивительно, что право распоряжаться литературным наследством отца досталось Боннэр, а в случае ее смерти - ее дочери Татьяне. Мне и моим сестрам отошла часть дачи в Жуковке. Не буду называть денежные суммы, но доля детей мачехи была больше. Елена Георгиевна сама продала дачу и выдала нам наличные. Но самым виртуозным образом она поступила с деньгами Березовского! Два года назад музей Сахарова в Москве был на грани закрытия - не было средств на его содержание и зарплату сотрудникам. Тогда олигарх подбросил с барского плеча три миллиона долларов. Боннэр тут же распорядилась направить эти деньги на счет Фонда Сахарова в США, а не в России! Причем эта зарубежная организация активно занимается не столько благотворительностью, сколько коммерцией. Теперь миллионы крутятся на счетах в США, а музей отца по-прежнему влачит жалкое существование, - уверяет Дмитрий. - Чем занимается Фонд Сахарова в Бостоне, для меня большая загадка. Изредка он напоминает о себе выступлениями в западной прессе, проводятся какие-то вялые акции. Фондом занимается сама Боннэр.

А не так давно в Бостоне открылся еще один архив Сахарова. Возглавила его Татьяна Семенова. Зачем понадобился близнец - непонятно, ведь организация точно с таким же названием уже давно успешно работает в России. Недавно стало известно, что правительство США отвалило этой непонятной американской структуре полтора миллиона долларов. То есть детям и внукам Боннэр теперь с лихвой хватит денег на богатые квартиры, особняки и лимузины.

Вместо послесловия.

Дмитрий живет в центре Москвы в добротной «сталинке». Профессиональным физиком он так и не стал. По его словам, сейчас он занимается «небольшим частным бизнесом». С Еленой Боннэр после смерти отца ни разу не разговаривал. Во время редких наездов в Россию вдова не пытается с ним связаться. В позапрошлом году Дмитрия пригласили на празднование 80-летия Андрея Сахарова в бывший Арзамас-16 (сейчас это город Саров). Коллеги отца не позвали на торжества Боннэр.

Во время нашей беседы я, наверное, не очень-то прилично озиралась по сторонам, стараясь отыскать на стенах, в шкафах, на полках хотя бы одну маленькую фотокарточку «отца» водородной бомбы. Но нашла на книжной полке лишь единственный снимок из семейного архива - старик держит на руках маленького мальчика.

Этот мальчик я. А старик - отец моей матери, Клавдии Вихиревой, - объясняет Дмитрий. - Этот снимок мне дорог.

Есть ли в вашем доме хотя бы один портрет Андрея Сахарова?

Иконы нет, - усмехнулся сын академика.

Может, поэтому Полина, 6-летняя дочь Дмитрия, даже не вспомнила, как зовут ее деда. А уж чем он занимался, не знает и подавно.

Прощание сына с отцом: впервые за
долгие годы между ними нет Боннэр

Кстати.

В Москве до сих пор нет памятника Андрею Сахарову, хотя столичное правительство еще 10 лет назад предложило установить его на Тверском бульваре. Но по каким-то своим, непонятным славянскому разуму соображениям, Елена Боннэр всегда выступает категорически против.

* Почему Дмитрию Сахарову было стыдно за своего отца?

* Из-за чего г-жа Боннэр отказалась смотреть на неизвестный портрет Андрея Дмитриевича, выставленный недавно в Нью-Йорке? * Как Елене Боннэр удалось кинуть самого ушлого олигарха Бориса Березовского? * Почему соратники академика не уважают вторую жену Сахарова? * Почему внучка ученого Полина Сахарова ничего не знает о своем знаменитом деде?

Вам нужен сын академика Сахарова? Он живет в США, в Бостоне. А зовут его Алексей Семенов, - горько пошутил Дмитрий Сахаров, когда мы договаривались о встрече по телефону. - На самом же деле Алексей - сын Елены Боннэр. Эта женщина стала второй женой Андрея Сахарова после смерти моей матери - Клавдии Алексеевны Вихиревой. Почти 30 лет Алексей Семенов раздавал интервью как «сын академика Сахарова», в его защиту на все лады голосили забугорные радиостанции. А я при живом отце чувствовал себя круглой сиротой и мечтал, чтобы папа проводил со мной хотя бы десятую часть того времени, которое он посвящал отпрыскам моей мачехи.

Злая мачеха

Когда умерла мама, мы некоторое время продолжали жить вместе - папа, я и сестры. Но после женитьбы на Боннэр отец ушел от нас, поселившись в квартире мачехи, - рассказывает Дмитрий. - Таня к тому времени вышла замуж, мне едва исполнилось 15 лет, и родителей мне заменила 23-летняя Люба. С ней вдвоем мы и хозяйничали. В своих воспоминаниях отец пишет, что старшие дочери настраивали меня против него. Это неправда. Просто в дом, где папа жил с Боннэр, меня никто никогда не приглашал. Туда я приходил редко, вконец соскучившись по отцу. А Елена Георгиевна ни на минуту не оставляла нас один на один. Под строгим взором мачехи я не осмеливался говорить о своих мальчишеских проблемах. Было что-то вроде протокола: совместный обед, дежурные вопросы и такие же ответы.

- Сахаров писал, что содержал вас, давая в месяц по 150 рублей. - Это правда, но здесь интересно другое: деньги отец никогда не отдавал в руки мне или сестре. Мы получали почтовые переводы. Скорее всего, отправлять деньги почтой ему посоветовала Боннэр. Похоже, она предусмотрела такую форму помощи на случай, если бы я вдруг стал говорить, что отец не помогает мне. Но эти алименты он перестал отсылать, как только мне исполнилось 18 лет. И тут ни к чему не придерешься: все по закону. Обижаться на отца Дмитрий и не думал. Он понимал, что его отец - выдающийся ученый, гордился им и, повзрослев, старался не придавать значения странностям в их с ним отношениях. Но однажды ему все же стало неловко за своего знаменитого родителя. Во время горьковской ссылки Сахаров объявил вторую по счету голодовку. Он требовал, чтобы Советское правительство выдало разрешение на выезд за границу невесте сына Боннэр - Лизе.

В те дни я приехал в Горький, надеясь убедить отца прекратить бессмысленное самоистязание, - рассказывает Дмитрий. - Между прочим, Лизу я застал за обедом! Как сейчас помню, она ела блины с черной икрой. Представьте, как мне стало жаль отца, обидно за него и даже неудобно. Он, академик, известный на весь мир ученый, устраивает шумную акцию, рискует своим здоровьем - и ради чего? Понятно, если бы он таким образом добивался прекращения испытаний ядерного оружия или требовал бы демократических преобразований… Но он всего лишь хотел, чтобы Лизу пустили в Америку к Алексею Семенову. А ведь сын Боннэр мог бы и не драпать за границу, если уж так любил девушку. У Сахарова сильно болело сердце, и был огромный риск, что его организм не выдержит нервной и физической нагрузки. Позже я пробовал говорить с отцом на эту тему. Он отвечал односложно: так было нужно. Только вот кому? Конечно, Елене Боннэр, это она подзуживала его. Он любил ее безрассудно, как ребенок, и был готов ради нее на все, даже на смерть. Боннэр понимала, насколько сильно ее влияние, и пользовалась этим. Я же до сих пор считаю, что эти шоу сильно подорвали здоровье отца. Елена Георгиевна прекрасно знала, насколько голодовки губительны для папы, и прекрасно понимала, что подталкивает его к могиле.

Голодовка действительно не прошла для Сахарова даром: сразу же после этой акции у академика случился спазм сосудов мозга. Академик-подкаблучник

- Почему вы хотели сбежать из СССР, неужели вашей жизни угрожала опасность?

Нет. Я, как и Татьяна Семенова с Алексеем, мечтал о сытой жизни на Западе. Но, похоже, мачеха боялась, что я могу стать конкурентом ее сыну и дочери, и - самое главное - опасалась, что откроется правда о настоящих детях Сахарова. Ведь в таком случае ее отпрыскам могло достаться меньше благ от зарубежных правозащитных организаций. А отец слепо шел у жены на поводу. Лишенный отцовских денег, Дима зарабатывал на жизнь сам. Еще студентом он женился, и у него родился сын Николай. Жена тоже училась в вузе. Молодой семье приходилось нередко голодать, но отнюдь не по политическим мотивам, как академику, - стипендии не хватало даже на еду. Как-то, отчаявшись, Дмитрий в очередной раз занял у соседки 25 рублей. На трешку купил еды, а за 22 целковых приобрел электрическое точило и принялся обходить квартиры граждан, предлагая наточить ножи, ножницы и мясорубки. - Обращаться к отцу за помощью не хотелось, - говорит Дмитрий. - Да и наверняка он отказал бы мне. Не пошел я к нему с просьбой о поддержке и позже, когда сломал ногу. Выкручивался, как мог, не дали пропасть друзья.

Дмитрий и его сестры постепенно привыкли свои беды и проблемы решать самостоятельно. Даже в святые для их семьи дни - годовщины смерти матери - они обходились без отца. - Я подозреваю, что отец, ни разу не навещал могилу нашей мамы с тех пор, как женился на Елене Георгиевне. Понять этого я не мог. Ведь, как мне казалось, папа очень любил маму при ее жизни. Что с ним случилось, когда он стал жить с Боннэр, не знаю. Он словно покрылся панцирем. Когда у Любы при родах умер первый ребенок, отец даже не нашел времени к ней приехать и выразил соболезнование по телефону. Подозреваю, что Боннэр ревниво относилась к его прежней жизни и он не хотел ее расстраивать.

Оплеухи по лысине

Сахаров не все видел в черных красках, - признался Бочаров в интервью «Экспресс газете». - Андрей Дмитриевич иногда даже похваливал правительство СССР за некоторые успехи. Теперь уже не помню, за что именно. Но за каждую такую реплику он тут же получал оплеуху по лысине от жены. Пока я писал этюд, Сахарову досталось не меньше семи раз. При этом мировой светило безропотно сносил затрещины, и было видно, что он к ним привык.

Тогда художника осенило: писать надо не Сахарова, а Боннэр, потому что именно она управляет ученым. Бочаров принялся рисовать ее портрет черной краской прямо поверх изображения академика. Боннэр полюбопытствовала, как идут дела у художника, и глянула на холст. А увидев себя, пришла в ярость и кинулась размазывать рукой масляные краски. - Я сказал Боннэр, что рисовать «пенька», который повторяет мысли злобной жены, да еще терпит побои от нее, я не хочу, - вспоминает Сергей Бочаров. - И Боннэр тут же выгнала меня на улицу. А на прошлой неделе в Нью-Йорке проходила выставка картин Бочарова. Художник привез в США и тот самый незаконченный этюд Сахарова 20-летней давности. - Я специально пригласил на выставку Елену Георгиевну. Но, видимо, ей доложили о моем сюрпризе, и она не пришла смотреть картины, сославшись на болезнь, - говорит Бочаров.

Украденное наследство

Завещание составлялось при активном участии мачехи, - рассказывает Дмитрий. - Поэтому неудивительно, что право распоряжаться литературным наследством отца досталось Боннэр, а в случае ее смерти - ее дочери Татьяне. Мне и моим сестрам отошла часть дачи в Жуковке. Не буду называть денежные суммы, но доля детей мачехи была больше. Елена Георгиевна сама продала дачу и выдала нам наличные. Но самым виртуозным образом она поступила с деньгами Березовского! Два года назад музей Сахарова в Москве был на грани закрытия - не было средств на его содержание и зарплату сотрудникам. Тогда олигарх подбросил с барского плеча три миллиона долларов. Боннэр тут же распорядилась направить эти деньги на счет Фонда Сахарова в США, а не в России! Причем эта зарубежная организация активно занимается не столько благотворительностью, сколько коммерцией. Теперь миллионы крутятся на счетах в США, а музей отца по-прежнему влачит жалкое существование, - уверяет Дмитрий. - Чем занимается Фонд Сахарова в Бостоне, для меня большая загадка. Изредка он напоминает о себе выступлениями в западной прессе, проводятся какие-то вялые акции. Фондом занимается сама Боннэр.

В Бостоне живет и старшая сестра Дмитрия - Татьяна Сахарова-Верная. Она несколько лет назад уехала туда вслед за дочерью, вышедшей замуж за американца. К деятельности Фонда Сахарова в США Татьяна не имеет никакого отношения. И, как она призналась нам по телефону, ей тоже не известно, чем занимается американский фонд имени ее отца. А не так давно в Бостоне открылся еще один архив Сахарова. Возглавила его Татьяна Семенова. Зачем понадобился близнец - непонятно, ведь организация точно с таким же названием уже давно успешно работает в России. Недавно стало известно, что правительство США отвалило этой непонятной американской структуре полтора миллиона долларов. То есть детям и внукам Боннэр теперь с лихвой хватит денег на богатые квартиры, особняки и лимузины.

Вместо послесловия

Сотрудники Андрея Сахарова по «ящику» не любят вспоминать об Елене Георгиевне, - говорит Дмитрий. - Они считают, что если бы не она, то, возможно, Сахаров мог бы вернуться в науку. Во время нашей беседы я, наверное, не очень-то прилично озиралась по сторонам, стараясь отыскать на стенах, в шкафах, на полках хотя бы одну маленькую фотокарточку «отца» водородной бомбы. Но нашла на книжной полке лишь единственный снимок из семейного архива - старик держит на руках маленького мальчика. - Этот мальчик я. А старик - отец моей матери, Клавдии Вихиревой, - объясняет Дмитрий. - Этот снимок мне дорог. - Есть ли в вашем доме хотя бы один портрет Андрея Сахарова? - Иконы нет, - усмехнулся сын академика. Может, поэтому Полина, 6-летняя дочь Дмитрия, даже не вспомнила, как зовут ее деда. А уж чем он занимался, не знает и подавно.

Ольга ХОДАЕВА

Фото из семейного альбома Дмитрия Сахарова, агентства "Магнум Фотос" и Архива Сахарова

Татьяна Боннэр-Янкелевич, дочь диссидентки и второй жены академика Сахарова Елены Боннэр, вместе с Алексеем Смирновым, диссидентом, который 10 лет провёл в советских концлагерях, рассказывают в эфире телеканала «Эспрессо» о причинах перехода России от ельцинской демократии к путинской диктатуре

В своё время, когда утонула подводная лодка «Курск», Владимир Путин сказал пророческую фразу, которую, наверное, можно было бы перенести на опыт Российской Федерации. Когда журналисты у него спросили: «Господин Путин, а что случилось с подводной лодкой «Курск»?», он ответил: «Она утонула». Я не знаю, что произошло с Россией, но мы чувствуем на своей шкуре, что происходит что-то не так, а Россия, как таковая, молчит. Что произошло?

ТАТЬЯНА БОННЭР-ЯНКЕЛЕВИЧ: Если использовать только что процитированное вами невероятно циничное и бездушное высказывание, то я бы сказала, что Россия - та, которую мы бы хотели видеть, и на которую мы в начале 90-ых годов ещё надеялись - действительно утонула. Но страшно даже не это, а то, что с этих подводных глубин de profundis (прим. лат. «из глубины») поднимается старый сталинский Советский Союз.

То есть, это не мираж, это не придумка каких-то режиссёров из «Останкино», это действительно восхождение бериевского Левиафана!?

ТАТЬЯНА БОННЭР-ЯНКЕЛЕВИЧ: Я полагаю, что да. И это то, что выстраивает Владимир Путин: может быть, сначала подсознательно, но, думаю, что начиная с 99-го с каждым годом всё более сознательно. Он начал делать это очень тихо, как бы исподтишка, может быть, не вполне осознавая, что планирует делать дальше.

Но с 99-го года мы уже впервые слышим о том, что губернаторы будут назначаться, что прессу будут преследовать за разжигание розни (национальной, к примеру), за оскорбление религиозных чувств. Он начал все эти процессы очень давно, действуя при этом тихой сапой. Моя мать, Елена Боннэр, была практически первым человеком, которая на Западе заговорила о том, что такое «путин», и что он будет делать: при нём не будет свободы слова, не будет свободы прессы.

Мы помним конец 80-ых, что в то время происходило в Москве, потом - 90-ые годы, и вот воссоздался фантом - чекистский феникс, который восстал и пожрал всё то, что называлось свободой. А русский народ как-то безмолвствует.

АЛЕКСЕЙ СМИРНОВ: Перестройка была шоком во всех смыслах, не только для меня лично, но и для моих друзей украинцев, когда мы все внезапно вышли из лагерей. Горбачёв нас освободил. У нас был постстрессовый синдром, и мы испытывали примерно те же чувства, как и ваши ребята, которые возвращаются из АТО. Нужно было адаптироваться к этому сонмищу митингов, каких-то выступлений.

Народ бегает по улицам, а я и украинские ребята-лагерники, которые вышли, чувствуем, что здесь чужие. Мы не могли встроиться в этот процесс, никто ничего не понимал. Запад тоже прозевал это дело. Многие советологи были уволены. А меня почему-то очень часто стало приглашать западное посольство, и там спрашивали «что будет дальше? какое будет развитие?». Я брал вилку или ножик, и показывал, что мы были вот в этом крайнем состоянии диктатуры достаточно долгое время, десятилетия. Сейчас нас отбросило прямо в противоположную ситуацию, в анархию.

А посредине, видимо, находится какой-то диапазон качания маятника демократов, республиканцев, лейбористов, консерваторов. В этом диапазоне живёте вы, господа, а мы - нет. А дальше будет такой процесс, говорю я им, как некий урок…

Пять лет лагерей, всё-таки, помогают в подобном…

АЛЕКСЕЙ СМИРНОВ: …да, они многому научили. Так вот, когда маятник идёт дальше, показываю я им, доводя его на 45 градусов, но не в прошлое, советское положение, он придёт…- и они с тревогой, я помню это, смотрят, куда он придёт дальше. Я им говорил, что откат неизбежен, после такого импульса будет противоимпульс. Это, извините, из физики известно, я сам бывший физик.

ТАТЬЯНА БОННЭР-ЯНКЕЛЕВИЧ: Я думаю, здесь важно отметить то, что Нюрнбергского процесса по делу коммунистической партии не было, хотя я не сомневаюсь, что Ельцин искренне хотел его провести. Он сделал много важных шагов, но его одолело окружение. Он, безусловно, не был просвещённым демократом, скорее стихийным, поэтому его хватило на очень короткий период. Его подчинило себе, запудрило ему мозги его же окружение.

Я помню ещё то время, когда моя мать всё спрашивала: «Борис Николаевич, вы наш президент или нет? Будете дураком?», - а в 93-ьем году на референдуме он сказал: «Не буду больше дураком». Но, тем не менее, им стал.

Странно, что не происходит такого броуновского движения к изменению на лучшее. Народ почему-то не присоединяется к чернышевским и герценым.

ТАТЬЯНА БОННЭР-ЯНКЕЛЕВИЧ: Стоячее болото.

АЛЕКСЕЙ СМИРНОВ: На глазах происходит маразм до оглупления, атаки на другие страны, пока народ, как говорится, …

…народ-богоносец…

АЛЕКСЕЙ СМИРНОВ: …да, пока народ-богоносец поднимется, очухается. Ещё наши дореволюционные классики говорили: «когда Россия вспрянет ото сна». Заметьте, это было давно сказано. Вот действительно страна инертна. Любые изменения даются тяжело и долго.

Я смотрел весь Майдан в он-лайне, фактически все боевые действия в Крыму и на Донбассе, и очень хорошо осведомлён. Я не представляю, почему ваши ребята так рванули вперёд, как они это сделали. Наши - нет, мы спим.

В ваших ещё, скажем так, кинули дозу снотворного, которое называется «Крым - наш». Кроме убийств и запугиваний их ещё начали покупать такими вот гнусными вещами. Потому что эта пилюлька имперского самолюбования на самом деле намного более страшная, чем кажется: 80 процентов россиян смирились с тем, что Россия нарушила все международные договора. Вот что парадоксально.

ТАТЬЯНА БОННЭР-ЯНКЕЛЕВИЧ: Я думаю, что 80% россиян, в общем, не думают про эти договора. Как когда-то Милошевич раскрутил сербскую нацию на её величие…

…и потом уничтожение.

ТАТЬЯНА БОННЭР-ЯНКЕЛЕВИЧ:…совершенно верно. Тоже самое произошло в России, мне кажется - вся эта отрава, весь яд, который был брошен. Сначала Россия была зомбирована представлением, что, наконец, она встаёт с колен, потом тем, что она во враждебном окружении, и что все снова хотят поставить её на колени.

И вдруг на эффективности этого мифотворчества неожиданно такая победа, или то, что подаётся как победа - наконец мы забрали то, что было исконно наше. А сколько людей на это подписалось! Это чудовищно. Я отношу это за счёт невежественности и бездумности. Как говорил Пушкин: «Русские ленивы и нелюбопытны». Скажите, какой процент людей хочет выяснить всё сам для себя и своим умом до чего-то дойти?

АЛЕКСЕЙ СМИРНОВ: Вот я только что прилетел из Москвы. Меньше стало георгиевских ленточек, меньше стало «ура», «Крым - наш», и прочее. Люди постепенно начинают думать, хотя инертность, конечно, большая. Настроение падает, и я это вижу, поскольку до сих пор работаю и общаюсь со многими людьми. Главное - машины, которые были всячески обклеены, и «мы зададим» - это всё исчезает.

Я перелетаю из Домодедово в Минск - уже легче: тишина, все такие добродушные, милиционеров пузатых больше. Я понял, что градус напряжённости и злости в Москве, которые я в последнее время видел и чувствовал, действительно высок. Аура нехорошая, ибо мы - центр зла, и, наконец-то, начинаем это понимать.

ТАТЬЯНА БОННЭР-ЯНКЕЛЕВИЧ: Те люди, которые раньше говорили «Крым - наш», сейчас стараются вообще эту тему не задевать. В очень многих семьях - я это знаю от своих друзей и близких, которые живут в России - уже не хотят затрагивать этот вопрос с кем бы то ни было, чтобы не обсуждать такие больные темы.

И Алексей совершенно прав, люди начали задумываться. Я всё чаще слышу от самых разных людей: «А что, у нас своих проблем нет? Нам надо свои проблемы решать». То есть действительно начинается какое-то движение мысли, что нас отвлекают на все эти дела, на враждебное окружение, на защиту русских, но это мыслительное движение очень-очень слабо, и меня это удручает.

АЛЕКСЕЙ СМИРНОВ: В 80-ых годах прошлого тысячелетия мы сидим в лагере, спокойно беседуем, ребята все энциклопедически образованы - знают очень много и по истории, и по лингвистике. Украинскими ребятами, которым я, кстати, жизнью обязан, поднимаются темы о том, что будет война между Россией и Украиной.

И это в период СССР. Уже в 80-ых годах мы знали, что СССР распадётся, мы вычислили это дело. Остался один только пустяк - выяснить, как будет протекать война. Вот так буквально. Я был в шоке, когда ребята доказывали мне это и показывали, как это будет происходить. Потом я благополучно всё забыл, и был рад, что мои специалисты обманулись.

И вот Янукович бежит, а я тут же понимаю, вот он, этот самый второй случай, и что Путин этого не упустит. Помню, как сижу перед компом, когда это произошло, и мне мгновенно стал ясен весь последующий сценарий: Путин не допустит цивилизованного государства у себя, как говорится, рядом, под боком. Более того, Путин абсолютно уверен, что украинцы - это хохлы, которые просто деревня русская. Он так воспитан, что же сделаешь, и так большинство у нас думает. И поэтому он ударит. Как ударит - я ещё не знал, но я помню тот ужас, который меня охватил. Я многое видел: на Майдане крови много, сто парней, Небесная сотня. Но вот это повергло меня в больший ужас, чем всё последующее, потому что я уже знал, что Путин будет делать.

То есть, вы поняли, что он сорвался с цепи и польётся кровь.

АЛЕКСЕЙ СМИРНОВ: Он нападёт! Он нападёт каким-то образом. Тогда это меня предельно шокировало, я стал даже ребятам звонить, что «беда, Янукович сбежал», хотя, казалось бы, радоваться надо. Но я понял, что Путин рядом.

Насколько я понимаю, у вас есть ощущение, что он не отцепится, что он не займётся своими какими-то оффшорами, он и дальше будет бить?

АЛЕКСЕЙ СМИРНОВ: Пассионарности он не простит, я говорю о тех временах, когда сбежал Янукович. Сейчас его будут заставлять товарищи из-за рубежа, Трамп, может быть, передумает с ним обниматься. Это было ещё и в советское время, когда мы надеялись на внешнее давление, на рейгановскую политику.

ТАТЬЯНА БОННЭР-ЯНКЕЛЕВИЧ: Дональд Трамп, я считаю, человек абсолютно беспринципный, совершенно безответственный и невежественный, и я очень боюсь того, каких дров он наломает за четыре года. Одним из аргументов против этого человека на пост президента было именно его заигрывание с Путиным, его авторитарная манера.

Но это то, что, к сожалению, мы видим сейчас в очень многих странах. Мы видим это во всех новых демократиях в Восточной Европе - Польше, Венгрии. Мы видим это в популизме, скатывающемся к национал-социализму во Франции, мы видим это в России. И это очень опасная тенденция.

АЛЕКСЕЙ СМИРНОВ: Я думаю, что и вас и нас спасёт такое качество наше, которое так и называется, русское. У нас часто выражение «сделать что-то по-русски» воспринимается понятно как: через одно место. Об этом ещё Солженицын писал, туфта спасёт нас.

Путин хочет сделать что-то, а не выходит - это тотально у него. Потому что чем крупнее дело, тем тяжелее задачи, и тем чаще результаты обращаются прямо противоположно тем, которые хочешь увидеть. Пример: Норд-Ост, Беслан - Путин хотел там смерти?

Ну, скажу так, не факт, что Путин хотел убить этих людей, но он мог их спасти.

АЛЕКСЕЙ СМИРНОВ: Здесь всё проще, с нашей русской позиции. У меня был человек, который пришёл в штаб Норд-Оста, когда происходили все эти события. Этот человек занимал крупный военный чин, и пришёл он туда, потому что там погибал его сын. Я не мог его расспрашивать о секретах, поскольку он не имел права рассказывать, что было в штабе Норд-Оста.

Я задал ему лишь один вопрос: «Что, бардак по-русски?» - «Да». Всё, дальше просто можно было не обсуждать. Масса ответственных, но никто ничего не согласовывал, какой газ и какое противоядие знают, но все бегают, и ничего не получается. Сейчас Путин хочет захватить полмира. Все забегали, забегали, и опять ничего не выходит. Это наша надежда, на нашу собственную дурь.

В городе Мерве Закаспийской области Туркменской ССР (ныне город Мары в Туркмении).

В 1937 году Елена Боннэр окончила седьмой класс средней школы в Москве.

26 мая 1937 года был арестован отчим Елены Геворк Алиханов (Алиханян), работник Коминтерна. 13 февраля 1938 года приговорен к высшей мере наказания, расстрелян в тот же день (в 1954 году реабилитирован).
10 декабря 1937 года была арестована мать Елены Руфь Боннэр. 22 марта 1938 года приговорена к восьми годам лагерей (в 1946 году освобождена, в 1954 году реабилитирована).

После ареста родителей Елена Боннэр уехала к бабушке в Ленинград (ныне — Санкт-Петербург).

В 1940 году окончила среднюю школу и поступила на вечернее отделение факультета русского языка и литературы Ленинградского педагогического института имени Герцена.
В 1941 году, окончив курсы медсестер, пошла в армию добровольцем . В октябре 1941 года получила тяжелое ранение и контузию. После излечения была направлена в качестве медсестры в военно-санитарный поезд №122, где служила до мая 1945 года. В 1943 году стала старшей медсестрой, получила звание младший лейтенант медслужбы, в 1945 году — звание лейтенант медслужбы.
В мае 1945 года Елена Боннэр была направлена в расположение Беломорского военного округа на должность заместителя начальника медчасти отдельного саперного батальона.
В августе 1945 года была демобилизована. В 1947-1953 годах Елена Боннэр училась в Первом Ленинградском медицинском институте (ныне Санкт-Петербургский государственный медицинский университет им. академика И. П. Павлова).

Работала участковым врачом, врачом-педиатром родильного дома, была заведующей практикой и учебной частью медицинского училища в Москве, работала по командировке Минздрава СССР в Ираке.

Елена Боннэр занималась литературной работой: печаталась в журналах "Нева", "Юность", в "Литературной газете", в газете "Медработник". Участвовала в сборнике "Актеры, погибшие на фронтах Отечественной войны". Была одним из составителей книги "Всеволод Багрицкий, дневники, письма, стихи". Писала для программы "Юность" всесоюзного радио, сотрудничала в литературной консультации Союза писателей в качестве внештатного литконсультанта, была редактором в ленинградском отделении издательства "Медгиз".

В 1938 году Елена Боннэр стала членом ВЛКСМ. В 1964 году стала кандидатом в члены КПСС. В 1965 году стала членом КПСС. В 1972 году вышла из КПСС.

В 1970 году Боннэр познакомилась с Андреем Сахаровым, в 1972 году вышла за него замуж.
В 1974 году основала фонд помощи детям политзаключенных в СССР.
В 1975 году представляла Андрея Сахарова на церемонии вручения ему Нобелевской премии мира в Осло (Норвегия).
В 1976 году была одним из основателей Группы содействия выполнению Хельсинских соглашений в СССР (МХГ).
В 1980 года супруг Елены Боннэр Андрей Сахаров был сослан в Горький (ныне — Нижний Новгород). В мае 1984 года Елена Боннэр была арестована. В августе 1984 года Горьковским областным судом признана виновной по статье 190-1 УК РСФСР ("систематически распространяла в устной форме заведомо ложные измышления, порочащие советский государственный и общественный строй"), назначенная мера наказания — пять лет ссылки в Горьком.

В декабре 1986 года вместе с Андреем Сахаровым вернулась в Москву.

Принимала участие в создании общественного объединения "Мемориал", клуба "Московская трибуна".
В январе 1990 года по инициативе Елены Боннэр была создана Общественная комиссия по увековечению памяти академика Андрея Сахарова, который скончался 14 декабря 1989 года.
В мае 1991 года под руководством Елены Боннэр в Москве прошел I Международный Конгресс памяти Андрея Сахарова "Мир, прогресс, права человека". В 1994 году был открыт Архив Сахарова. В 1996 году был открыт Музей и общественный центр "Мир, прогресс, права человека" имени Андрея Сахарова.

В 1997 году Елена Боннэр стала членом Инициативной группы "Общее действие", созданной представителями правозащитных организаций.
Елена Боннэр была председателем Фонда Сахарова. До 1994 года была членом комиссии по правам человека при президенте России.
Была членом Совета директоров международной лиги прав человека при ООН, принимала участие в конференциях ООН по правам человека (Вена, Австрия), сессиях Комиссии ООН по правам человека (Женева, Швейцария).

Елена Боннэр имела звание почетного доктора права нескольких американских и европейских университетов, премии и награды ряда общественных правозащитных организаций, а также награду Международного Пресс-центра и Клуба Москва "За свободу Прессы" (1993).

Она являлась автором книг: "Постскриптум. Книга о горьковской ссылке" (1988), "Звонит колокол… Год без Андрея Сахарова" (1991), "Дочки-матери" (1991), "Вольная заметка к родословной Андрея Сахарова" (1996); публицистических материалов в российской и зарубежной прессе.

У Елены Боннэр было двое детей от первого брака — дочь Татьяна (1950 года рождения) и сын Алексей (1956 года рождения). С их отцом, Иваном Семеновым, она развелась в 1965 году.

Дети Боннэр в 1977 году эмигрировали в США.

Похоронена на Востряковском кладбище рядом с мужем — Андреем Сахаровым.

Материал подготовлен на основе информации РИА Новости и открытых источников