Николай страхов. Страхов Н. H. Преступление и наказание.1867 Статья страхова достоевский преступление и наказание

В отличие от многих других семинаристов, Николай Николаевич Страхов (1828-1896) вышел из бурсы с догматическими религиозными убеждениями, которые и впоследствии не покидали его (Скатов 1984:10).

Страхов познакомился с Федором Достоевским и его братом Михаилом в 1859 г. или 1860 г. Он стал их сотрудником, когда они начали издавать свой журнал «Время» в 1861 г. Журнал был запрещен уже в мае 1863 г., по словам жены Достоевского, Анны Григорьевны, из-за статьи, написанной именно Страховым (Достоевская 1971:399). Когда Михаил Достоевский в январе 1864 г. получил разрешение открыть журнал «Эпоха», Страхова снова пригласили сотрудничать. Сотрудники журналов «Время» и «Эпоха» основали своего рода социальное и литературное движение, «почвенничество», которое было «за сближение с народом, с почвой» (Скатов 1984:22) и против революции. Их отношение к революционным журналам было напряженным. Именно Страхов часто вступал в полемику с радикалами, считая это своей личной борьбой: «Уже очень рано позиция Страхова и для него самого определилась как антинигилистическая» (там же:13).

В свое время нашумела его полемика с Писаревым по поводу романа Тургенева «Отцы и дети». Классическим является и спор Писарева со Страховым о «Преступлении и наказании», который будет рассмотрен в данной главе.

Нигилизм с человеческим лицом

В то время как другие нигилисты из литературы наслаждаются жизнью и радуются своим нигилистическим принципам, для Раскольникова становится невыносимо подавление порывов его души, и он добровольно идет в тюрьму. Таким образом Достоевский впервые в истории показал несчастного, страдающего нигилиста, уверяет Страхов. Он показал нигилизм как явление трагическое, как искажение души, сопровождающееся ужасными страданиями.

Из слов Раскольникова Соне «Я себя убил, а не старушонку», Страхов делает вывод, ставший впоследствии таким популярным в критике, что убийство, совершенное Раскольниковым, прежде всего было преступлением против него самого: «С невыразимым мучением он чувствует, что насилие, совершенное им над своею нравственною природою, составляет больший грех, чем самый акт убийства. Оно-то и есть настоящее преступление» (там же:101).

Главная мотивация Раскольникова, как считает Страхов, в его желании реализовать свою теорию на практике, «осуществить на деле то, что позволил себе в мысли» (там же:109). Показывая нигилизм в его самом экстремальном виде, писатель получает возможность приложить правильную установку к нигилизму в целом, считает Страхов: «Сожаление – вот то отношение, в которое автор стал к нигилизму» (там же:102). Для Страхова основная мысль романа заключается в том, что сама жизнь сопротивляется теории Раскольникова.

14dost.weebly.com

Критики о романе «Преступление и наказание» и творчестве Ф.М. Достоевского

Приближаясь к нему впервые, мы рассчитываем найти законченное произведение, поэта, но открываем безграничность, целое мироздание с вращающимися в нем светилами и особой музыкой сфер. Ум теряет надежду когда-либо проникнуть до конца в этот мир: слишком чужой кажется нам при первом познавании его магия, слишком далеко уносит в беспредельность его мысль, неясно его назначение, – и душа не может свободно любоваться этим новым небом, как родным. Достоевский – ничто, пока он не воспринят внутренним миром. В сокровеннейших глубинах мы должны испытать собственную силу сочувствия и страдания и закалить ее для новой, повышенной восприимчивости: мы должны докопаться до последних корней с его как будто фантастической и в то же время такой подлинной человечностью. Только там, в самых тайных, в вечных и неизменных глубинах нашего бытия, где сплетаются все корни, мы можем надеяться отыскать связь с Достоевским.

В творчестве Достоевского каждый герой наново решает свои проблемы, сам окровавленными руками ставит межевые столбы добра и зла, каждый сам претворяет свой хаос в мир. Каждый герой у него слуга, глашатай нового Христа, мученик и провозвестник третьего царства. В них бродит еще и изначальный хаос, но брезжит и заря первого дня, давшего свет земле, и предчувствие шестого дня, в который будет сотворен новый человек. Его герои прокладывают пути нового мира, роман Достоевского – миф о новом человеке и его рождении из лона русской души. (С. Цвейг. Из эссе «Достоевский». )

Достоевский потому так смело выводил на сцену жалкие и страшные фигуры, всякого года душевные язвы, что умел или признавал за собою умение произносить над ними высший суд. Он видел божию искру в самом падшем и извращенном человеке; он следил за малейшею вспышкой этой искры и прозревал черты душевной красоты в тех явлениях, к которым мы привыкли относиться с презрением, насмешкою или отвращением. Эта нежная и высокая гуманность может быть названа его музою, и она-то давала ему мерило добра и зла, с которым он спускался в самые страшные душевные бездны. (Н.Н. Страхов. Из воспоминаний о Достоевском. )

Великий художник с первых слов захватывает своего читателя, затем ведет его по ступеням всякого рода падений и, заставив его перестрадать их в душе, мирит его в конце концов с падшими, в которых сквозь преходящую обстановку порочного, преступного человека сквозят нарисованные с любовью и горячей верой вечные черты несчастного брата. Созданные Достоевским в романе «Преступление и наказание» образы не умрут, не только по художественной силе изображения, но и как пример удивительного умения находить «душу живу» под самой грубой, мрачной, обезображенной формой – и, раскрыв ее, с состраданием и трепетом показывать в ней то тихо тлеющую, то распространяющую яркий, примиряющий свет искру Божию.

Три рода больных, в широком и техническом смысле слова, представляет жизнь: в виде больных волею, больных рассудком, больных, если так можно выразиться, от неудовлетворенного духовного голода. О каждом из таких больных Достоевский сказал свое человеческое веское слово в высоко-художественных образах. Едва ли найдется много научных изображений душевных расстройств, которые могли бы затмить их глубоко верные картины, рассыпанные в таком множестве в его сочинения. В особенности разработаны им отдельные проявления элементарных расстройств психической области – галлюцинации и иллюзии. Стоит припомнить галлюцинации Раскольникова после убийства закладчицы или мучительные иллюзии Свидригайлова в холодной комнате грязного трактира в парке. Провидение художника и великая сила творчества Достоевского создали картины, столь подтверждаемые научными наблюдениями, что, вероятно, ни один психиатр не отказался бы подписать под ними свое имя вместо имени поэта скорбных сторон человеческой жизни. (А.Ф. Кони. Из статьи «Ф.М. Достоевский». )

В произведениях Достоевского мы находим одну общую черту, более или менее заметную во всем, что он писал: это боль о человеке, который признает себя не в силах, или наконец, даже не вправе быть человеком настоящим, полным, самостоятельным человеком, самим по себе. Каждый человек должен быть человеком и относится к другим, как человек к человеку. (Н.А. Добролюбов. Из воспоминаний о Достоевском. )

Прежде всего, господа, значение Достоевского заключается в том, что он был истинный поэт. Этим словом, мне кажется, сказано уже очень много.

Все мы, обыкновенные люди, каждый день спокойно, не волнуясь и не содрогаясь, пробегаем газетные строки, где рассказывается о разных случаях человеческого страдания: дифтерите, голоде, самоубийствах. Прочтем, что умер такой-то, что, отчего он убил себя, неизвестно, и забудем самый случай или начнем сравнивать его с другими, нам уже известными. Часто встречаем мы нищего и, отказав ему в подаянии, которое нам ничего не стоит, бросим потом деньги на пустейшее удовольствие. Таких случаев мы можем насчитать много. И все это вовсе не показывает, что мы дурные люди, а просто, что мы обыкновенные люди. На поэта различные житейские случаи, особенно человеческое горе (переживать чужое горе вообще легче, чем чужую радость), оказывают далеко не такое влияние.

Итак, прежде всего поэт отзывчивее обыкновенных людей, затем он умеет передавать свои образы в живой, доступной другим и более или менее прекрасной форме. Дело в том, что поэт вкладывает в изображение свою душу, свои мысли, наблюдения, симпатии, заветы, убеждения. Он живет в своем произведении: чувствует, думает, радуется и плачет со своим героем. Его образы не только ясны ему до мелочей: они любимы им, они ему родные. Он своими строками заставляет читателя посмотреть на ту или другую сторону жизни и не только узнать, но почувствовать честное и низкое, святое и пошлое.

Каков же идеал Достоевского? Первая черта этого идеала и высочайшая – это не отчаиваться искать в самом забитом, опозоренном и даже преступном человеке высоких и честных чувств. Надпись на доме одного древнего философа «Intrate nam et hic dei sunt» (лат. – входите, ибо здесь боги) можно было бы начертать на многих изображениях Достоевского. Вот маленький чиновник, необразованный, бедный, а всякий ли сумеет так искренне и горячо любить близкого, так деликатно, осторожно помогать ему, так тихо и скромно жертвовать своим покоем и удобством. Вот вечно пьяный, сбившийся с пути, низко упавший нравственно штабс-капитан, который умеет, однако, глубоко любить свою обузу – семью, умеет безутешно горевать над могилой маленького сына и в минуту просветления заговорить гордым голосом человеческого достоинства. Вот преступник, проявляющий черты сильной товарищеской приязни, сострадание. И таких примеров десятки. Другая черта идеала Достоевского – это убеждение, что одна любовь к людям может возвысить человека и дать ему настоящую цель в жизни.

Любовь к людям у Достоевского – это живая и деятельная христианская любовь, неразрывная с желанием помогать и самопожертвованием. Поэзия Достоевского – это поэзия чистого сердца. (И. Ф. Анненский. Из очерка «Речь о Достоевском». )

Сердце Сони так целостно отдано чужим мукам, столько она их видит и провидит, и сострадание ее столь ненасытимо жадно, что собственные муки и унижения не могут не казаться ей только подробностью, – места им больше в сердце не находится.

За Соней идет ее отец по плоти и дитя по духу – старый Мармеладов. И он сложнее Сони в мысли, ибо приемля жертву, он же приемлет и страдание. Он – тоже кроткий, но не кротостью осеняющей, а кротостью падения и греха. Он – один из тех людей, ради которых именно и дал себя распять Христос; это не мученик и не жертва, это, может быть, даже изверг, только не себялюбец, – главное же, он не ропщет, напротив, он рад поношению. А любя, любви своей стыдится, и за это она, любовь, переживает Мармеладова в убогом и загробном его приношении. (И.Ф. Анненский. Из статьи «Достоевский в художественной идеологии». )

Достоевский кажется мне наиболее живым из всех от нас ушедших вождей и богатырей духа. Те, что исполнили работу вчерашнего дня истории, в некотором смысле ближе переживаемой жизни, чем незыблемые светочи, намечающие путь к верховным целям.

Тридцать лет тому назад умер Достоевский, а образы его искусства, эти живые призраки, которыми он населил нашу среду, ни на пядь не отстают от нас, не хотят удалиться в светлые обители Муз и стать предметом нашего отчужденного и безвольного созерцания. Беспокойными скитальцами они стучатся в наши дома в темные и в белые ночи, узнаются на улицах в сомнительных пятнах петербургского тумана и располагаются беседовать с нами в часы бессонницы в нашем собственном подполье. Достоевский зажег на краю горизонта самые отдаленные маяки, почти невероятные по силе неземного блеска, кажущиеся уже не маяками земли, а звездами неба, – а сам не отошел от нас, остается неотступно с нами и, направляя их лучи в наше сердце, жжет нас прикосновениями раскаленного железа. Каждой судороге нашего сердца он отвечает: «знаю, и дальше, и больше знаю»; каждому взгляду поманившего нас водоворота, позвавшей нас бездны он отзывается пением головокружительных флейт глубины. И вечно стоит перед нами, с испытующим и неразгаданным взором, неразгаданный сам, а нас разгадавший, сумрачный и зоркий вожатый в душевном лабиринте нашем, вожатый и соглядатай.

Он жив среди нас, потому что от него или через него все, чем мы живем, – и наш свет, и наше подполье. Он великий зачинатель и предопределитель нашей культурной сложности. До него все в русской жизни, в русской мысли было просто. Он сделал сложными нашу душу, нашу веру, наше искусство, создал, открыл, выявил, облек в форму осуществления – начинавшуюся и еще не осознанную сложность нашу; поставил будущему вопросы, которых до него никто не ставил, и нашептал ответы на еще не понятые вопросы. Он как бы переместил планетную систему: он принес нам, еще не пережившим того откровения личности, какое изживал Запад уже в течение столетий, – одно из последних и окончательных откровений о ней, дотоле неведомое миру.

До него личность у нас чувствовала себя в укладе жизни и в ее быте или в противоречии с этим укладом и бытом, будь то единичный спор и поединок, как у Алеко и Печориных, или бунт скопом и выступление целой фаланги, как у наших поборников общественной правды и гражданской свободы. Но мы не знали ни человека из подполья, ни сверхчеловеков, вроде Раскольникова и Кириллова, представителей идеалистического индивидуализма, центральных солнц вселенной на чердаках и задних дворах Петербурга, личностей-полюсов, вокруг которых движется не только весь отрицающий их строй жизни, но и весь отрицаемый ими мир – и в беседах с которыми по их уединенным логовищам столь многому научился новоявленный Заратустра.

Чтобы так углубить и обогатить наш внутренний мир, чтобы так осложнить жизнь, этому величайшему из Дедалов, строителей лабиринта, нужно было быть сложнейшим и в своем роде грандиознейшим из художников. Он был зодчим подземного лабиринта в основаниях строящегося поколениями храма; и оттого он такой тяжелый, подземный художник, и так редко видимо бывает в его творениях светлое лицо земли, ясное солнце над широкими полями, и только вечные звезды глянут порой через отверстия сводов, как те звезды, что видит Дант на ночлеге в одной из областей Чистилища, из глубины пещеры с узким входом, о котором говорит: «Немногое извне доступно было взору, но чрез то звезды я видел и ясными, и крупными необычно». (В.И. Иванов. Из статьи «Достоевский и его роман-трагедия». )

Тень Страшного суда полностью изменяет реальность в романах Достоевского. Каждая мысль, каждый поступок в нашей земной жизни отражается в другой, вечной жизни. При этом Достоевский уничтожает границу между верхом и низом. Мир, который он изображает, – един. Он одновременно является сиюминутным и вечным. То есть суд и Страшный суд – все-таки одно и то же.

Только преодолев это логическое противоречие, мы можем принять особый реализм «Преступления и наказания». (П. Вайль, А. Генис. Из эссе «Страшный суд. Достоевский». )

Материалы о романе Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание»:

Статья вторая и последняя

«Раскольников есть истинно русский человек именно в том, что дошел до конца, до края той дороги, на которую его завел заблудший ум» Страхов
Н. Н. СТРАХОВ
ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ
Статья вторая и последняя
Раскольников не есть тип. То есть он не настолько своеобразен, не представляет таких определенных и органически связанных между собою черт, чтобы его образ носился перед нами, как живое лицо. В частности же — это не есть тип нигилистический, но видоизменение того типа настоящего нигилиста, который всем более или менее знаком и который всех раньше и всех метче был угадан Тургеневым в его Базарове.
Что же? Мешает это роману? Те, кто читал роман, мы думаем, согласятся с нами, что отсутствие большей типичности здесь не вредит, а даже как будто способствует делу. Неопределенность, молодая неопределенность и неустановленность Раскольникова очень идет к его фантастическому (по словам Порфирия) поступку. Кроме того, невольно чувствуется, что Базаров никаким образом не совершил бы так и такого дела. Человек, следовательно, выбран г. Достоевским нельзя сказать, чтобы не верно.
Но главное, очевидно, здесь не в человеке, не в обрисовке известного типа. Не здесь центр тяжести романа Цель романа состоит не в том, чтобы вывести перед глазами читателей какой-нибудь новый тип, изобразить нам «бедных» людей, «подпольного» человека, людей «мертвого дома», «отцов и детей» и т. д. Весь роман сосредоточивается около одного поступка, около того, как родилось и совершилось некоторое действие и какие повлекло за собою последствия в душе совершившего. Так роман и называется, на нем надписано не имя человека, а название события, с ним случившегося. Предмет обозначен вполне ясно: дело идет о преступлении и наказании.
И в этом отношении всякий согласится, что роман г. Достоевского очень типичен. Удивительно типично изображены все те процессы, которые совершаются в душе преступника; вот что составляет главную тему романа и что поражает в нем читателей. Живо и глубоко схвачено в нем то, как идея преступления зарождается и укрепляется в человеке, как борется с нею душа, инстинктивно чувствуя ужас этой идеи, как человек, вскормивший в себе злую мысль, почти лишается наконец воли и разума и слепо повинуется ей, как он механически совершает преступление, долго созревавшее в нем органически, как пробуждается в нем потом боязнь, подозрительность, злоба к людям, от которых ему грозит кара, как начинает он чувствовать омерзение к себе и к своему делу, как прикосновение живой и теплой жизни пробуждает в нем муки бессознательного раскаяния, как, наконец, «Предположи,- так говорит он Соне,- что я самолюбив, завистлив, зол, мерзок, мстителен». «Я вот тебе сказал давеча, что в университете себя содержать не мог А знаешь ли ты, что я, может, и мог. Мать прислала бы, чтобы внести что надо, а на сапоги, платье и на хлеб я бы и сам заработал; наверно! Уроки выходили, по полтиннику предлагали. Работает же Разумихин! Да я озлился и не захотел Именно озлился (это слово хорошее!) Я тогда как паук к себе в угол забился Ты ведь была в моей конуре, видела. А знаешь ли, Соня, что низкие потолки и тесные комнаты душу и ум теснят! О, как ненавидел я эту конуру! А все-таки выходить из нее не хотел. Нарочно не хотел! По суткам не выходил и работать не хотел, и даже есть не хотел, все лежал Принесет Настасья — поем, не принесет — так и день пройдет, нарочно со зла не спрашивал! Ночью огня нет, лежу в темноте, а на свечи не хочу заработать Надо было учиться, я книги распродал, а на столе у меня, на записках да на тетрадях на палец и теперь пыли лежит Я лучше любил лежать и думать И все думал. » Самолюбие и то озлобление, которое от него происходит, вот те черты Раскольникова, на которые оперлась идея преступления. Прекрасно изображен процесс, обыкновенно происходящий в душе преступника, человек раздражает, натравливает себя на страшное дело, старается увлечься до самозабвения Роман открывается в минуту полного развития этого процесса Раскольников идет к процентщице, чтобы сделать пробу Но природа в нем возмущается, и им овладевает чувство бесконечного отвращения Его вдруг что-то тянет к людям, и он сходится с Мармеладовым, провожает его домой и видит его семейство Эта картина возбуждает в нем опять прилив злобы, и недобрая мысль опять воскресает Получается письмо от матери с дурными вестями- сестра жертвует собой для блага матери и брата Озлобление Раскольникова достигает высшей степени Превосходно изображено волнение и внутренняя борьба, которую испытывает Раскольников вследствие письма матери Мучительно разбирает он всю безвыходность своего положения, все бессилие свое поправить дело «Вдруг он вздрогнул, одна, тоже вчерашняя мысль опять пронеслась в его голове Но вздрогнул он не оттого, что пронеслась эта мысль Он ведь знал, он предчувствовал, что она непременно пронесется, и уже ждал ее, да и мысль эта была совсем не вчерашняя Но разница была в том, что месяц назад и даже вчера еще она была только мечтой, а теперь теперь явилась вдруг не мечтой, а в каком-то новом, грозном и совсем незнакомом ему виде, и он вдруг сам сознал это. Ему стукнуло в голову, и потемнело в глазах» Раскольников уже не владеет собой, мысль его одолела Встреча с девушкой, которая только что увлечена на путь порока, еще глубже вонзает ему в сердце сожаление о сестре. Инстинктивно стараясь уйти от своей злой мысли, он направляется к Разу-михину. Но он не понимает себя и, опомнившись, решает: «К Ра-зумихину я на другой день, после того пойду, когда уже то будет кончено и когда все по-новому пойдет. » Но еще раз, в последний раз со всею силою пробуждается в нем душа. Он уходит куда-нибудь дальше от того дома, где «в углу, в этом ужасном шкафу и созревало все это». На дороге он засыпает на скамейке парка и видит томительный сон, в котором выражается протест души против задуманного дела. Он видит себя мальчиком, надрывающимся от жалости при виде бесчеловечно убиваемой лошади. Проснувшись, подавленный впечатлениями сна, он наконец ясно чувствует, как противится его природа замышляемому им преступлению. «Я не вытерплю, не вытерплю!» — повторяет он. «Он был бледен, глаза его горели, изнеможение было во всех его членах, но ему вдруг стало дышать как бы легче. Он почувствовал, что уже сбросил с себя это страшное бремя, давившее его так долго, и на душе его стало вдруг легко и мирно. «Господи! — молил он,- покажи мне путь мой, а я отрекаюсь от этой проклятой мечты моей!». Рассказывать дальше — почти невозможно. Раскольников, измученный и истомленный своею внутреннею борьбою, наконец подчиняется мысли, которую так давно растил в душе своей. Описание преступления удивительно, и его невозможно передавать другими словами. Слепо, механически выполняет Раскольников давно окрепший замысел. Душа его замерла, и он действует как во сне. У него почти нет ни соображения, ни памяти; его действия бессвязны и случайны. В нем как будто исчезло все человеческое, и только какая-то звериная хитрость, звериный инстинкт самосохранения дали ему докончить дело и спастись от поимки. Душа его умирала, а зверь был жив. После совершения преступления для Раскольникова начинается двоякий ряд мучений. Во-первых, мучения страха Несмотря на то, что все концы спрятаны, подозрительность не оставляет его ни на минуту, и малейший повод к опасению нагоняет на него мучительный страх Второй ряд мучений заключается в тех чувствах, которые испытывает убийца при сближении с другими людьми, с лицами, у которых нет ничего на душе, которые полны теплотою и жизнью. Сближение это происходит двояким образом. Во-первых, самого преступника тянет к живым людям, потому что ему хотелось бы стать с ними наравне, отбросить ту преграду, которую он сам положил между ними и собою Вот отчего Раскольников отправляется к Разумихину. «Сказал я (думает он про себя) третьего дня. что к нему после того на другой день пойду, ну что ж, и пойду’ Будто уж я не могу теперь зайти.» По этой же причине он так усердно начинает хлопотать о раздавленном Мармеладове и сближается с его осиротевшим семейством, особенно с Сонею. Второе обстоятельство, по которому Раскольников очутился среди людей живых и имеющих близкие к нему отношения, заключается в приезде его семейства в Петербург. То письмо, которое было последним толчком к убийству, содержало в себе известие, что мать и сестра Раскольникова должны явиться в Петербург, где сестра и пожертвует собою, вышедши за Лужина. Таким образом Раскольников, бывший до тех пор одиноким и удалявшийся от людей, теперь и волею и неволею окружен людьми, с которыми связан всего ближе. Читатель чувствует, что если бы эти люди были около Раскольникова прежде, то он никогда бы не совершил преступления. Теперь же, когда преступление совершено, эти люди дают повод к пробуждению в душе преступника всевозможных мук, вызываемых прикосновением жизни к душе, извратившей себя и коснеющей в своем извращении Таково весьма простое, но вместе очень правильное и искусное построение романа. Очень правильно также развита -известная постепенность в душевных страданиях преступника. Сперва Раскольников совершенно подавлен случившимся и даже заболевает. Первая его попытка сойтись с живыми людьми, свидание с Разуми-хиным, просто ошеломляет его. «Подымаясь к Разумихину, он не подумал о том, что с ним, стало быть, лицом к лицу сойтись должен. Теперь же, в одно мгновение, догадался он уже на опыте, что всего менее расположен в эту минуту сходиться лицом к лицу с кем бы то ни было на свете». Он уходит, не владея собою. Точно так первые муки от боязни подавляют его. Они разрешаются страшным, томительным сновидением (удивительные две страницы), после которого Раскольников заболевает Мало-помалу, однако же, преступник становится крепче Он сходится с Разумихиным, хитрит с Заметовым, принимает деятельное участие в судьбе семейства Мармеладовых, в судьбе своей сестры, увертывается от хитрого следователя Порфирия, открывает свою тайну Соне и пр. Но, по мере того как преступник овладевает собою, страдание его не ослабевает, а становится только постояннее и определеннее. Сначала он еще чувствует порывы радости, когда страх, нагнанный какою-нибудь случайностию, отлегает вдруг от сердца или когда ему удается сблизиться с другими людьми и почувствовать себя все еще человеком Но потом эти колебания исчезают. «Какая-то особенная тоска, — рассказывает автор, — начала сказываться ему в последнее время В ней не было чего-нибудь особенно едкого, жгучего; но от нее веяло чем-то постоянным, вечным, предчувствовались безысходные годы э-юй холодной, мертвящей тоски, предчувствовалась какая-то вечность на «аршине пространства» Вот те мотивы, на которые написана самая (большая, центральная часть романа. Можно заметить,- хотя, право, в подобных вещах трудно полагаться на собственное суждение и лучше довериться проницательности художника,- что в душе Раскольнико-ва, сверх страха и боли, должна бы еще занимать большое место третья тема — воспоминание о преступлении. Воображение и память преступника, казалось бы, должны чаще обращаться к картине страшного дела. Чтобы пояснить свою мысль, припомним превосходное описание преступления в романе Диккенса «Наш общий друг». Учитель Брадлей Гедстон убивает Евгения Рейборна. Состояние убийцы тотчас после преступления и избавления от опасности описывается так: «Он находился в том состоянии духа, которое тяжелее и мучительнее угрызений совести. В нем угрызений совести не было; но злодей, который может отстранить от себя этого мстителя, не в состоянии избежать более медленной пытки, состоящей в беспрерывной переделке своего злодеяния, и переделке его все с большим и большим успехом. В оправдательных показаниях и в притворных сознаниях убийц карающую тень этой пытки можно проследить в каждой говоримой лжи. Если бы я сделал это, как показывают, можно ли вообразить, чтоб я сделал такую-то ошибку. Если бы я сделал это, как показывают, неужели я оставил бы не замкнутою эту лазейку, которую ложный и злонамеренный свидетель так бесчестно выставляет против меня. Состояние злодея, беспрерывно открывающего слабые места в своем преступлении, старающегося укрепить их, когда сделанного дела уже нельзя изменить, есть такое состояние, которое усиливает тяжесть преступления тем, что заставляет совершать его тысячу раз вместо одного; но это в то же время и такое состояние, которое в натурах злобных и нераскаянных карает преступление самым тяжким наказанием». «Брадлей спешил вперед, тяжко прикованный к идее своей ненависти и своего мщения, и все думал, что он мог бы удовлетворить то и другое многими способами, гораздо более успешными в сравнении с тем, что он сделал. Орудие могло быть лучше, место и час могли быть лучше выбраны. Ударить человека сзади в темноте, на окраине реки — дело довольно ловкое; но следовало бы тотчас же лишить его возможности защищаться; а вместо того, он успел обернуться и схватить своего противника, и потому, чтобы покончить с ним прежде, чем явилась какая-нибудь случайная помощь, пришлось отделаться от него, поспешно столкнуть его в реку, прежде чем жизнь была окончательно выбита из него. Если бы можно было опять это сделать, то следовало бы сделать не так. Предполагается, что его голову нужно бы подержать несколько времени под водой. Предполагается, что первый удар должен быть вернее; предполагается, что его следует застрелить; предполагается, что его следует задушить. Предполагайте что угодно, только не предполагайте оторваться от этой одной идеи; это оказалось бы неумолимой невозможностью». «Учение в школе началось на следующий день. Ученики видели небольшую перемену, или совсем не видали таковой, на лице своего учителя, потому что оно всегда носило на себе медленно изменяющееся выражение. Но в то время, как он прослушивал урок, он все переделывал свое дело, и все переделывал его лучше. Становясь с куском мела у черной доски, он, прежде чем принимался писать на ней, задумывался о месте на берегу, и о том, не была ли вода глубже, и не могло ли падение совершиться прямее, где-нибудь выше или ниже на реке. Он был готов провести черту или две на доске, чтобы выяснить себе то, о чем думал. Он переделывал дело сызнова, все улучшая переделку — во время классных молитв, во время вопросов, задаваемых ученикам, и в течение всего дня». Казалось бы, нечто подобное должно совершаться и с Расколь-никовым. Между тем Раскольников только два раза возвращается воображением к своему преступлению. Нужно при этом отдать справедливость автору, что оба воспоминания изображены с удивительною силою. В первый раз Раскольников по невольному влечению приходит сам на место преступления. Во второй раз после того, как мещанин назвал его на улице убивцем, он видит сон, в котором вторично убивает свою жертву. Этот сон и также два прежних сна, которые мы приводили, составляют едва ли не лучшие страницы романа. Фантастичность, свойственная сновидениям, схвачена с изумительной яркостию и верностию. Странна, но глубокая связь с действительностию уловлена во всей ее странности. С этими снами невозможно и сравнивать последнего сна, который Раскольников видит в каторге и который есть явное сочинение, холодная аллегория. Итак, центральная часть романа главным образом занята изображением припадков страха и той душевной боли, в которой сказывается пробуждение совести. По своему всегдашнему приему автор написал множество вариаций на эти темы. Одно за другим описывает нам всевозможные изменения одних и тех же чувств. Это сообщает монотонность всему роману, хотя не лишает его занимательности. Но роман томит и мучит читателя, вместо того чтобы поражать его. Поразительные моменты, которые переживает Раскольников, теряются среди его постоянных мучений, то ослабевающих, то снова поражающих. Нельзя сказать, чтобы это было неверно; но можно заметить, что это неясно. Рассказ не сосредоточен около известных точек, которые бы вдруг озаряли для читателя всю глубину душевного состояния Раскольникова. Между тем многие из таких точек схвачены в романе, много в нем сцен, где состояние души Раскольникова обнажается с большою яркостию. Мы не станем останавливаться на сценах боязни, на этих припадках звериного страха и звериной хитрости (как выражается сам автор). Для нас, разумеется, гораздо интереснее другая, положительная сторона дела, именно та, где душа преступника пробуждается и протестует против совершенного над нею насилия. Своим преступлением Раскольников оторвал себя от живых и здоровых людей Каждое прикосновение к жизни мучительно отзывается в нем. Мы видели, как он не мог видеть Разумихина Впоследствии, когда добрый Разумихин стал заботиться и хлопотать о нем, присутствие этого добродушного человека раздражает Раскольни-кова до исступления. Но как рад Раскольников сам заботиться о других, как рад случаю примкнуть к чужой жизни по поводу смерти Мармеладова! Очень хороша сцена между убийцею и маленькою девочкою Полею «Раскольников разглядел худенькое, но милое личико девочки, улыбавшееся ему и весело, по-детски на него смотревшее. Она прибежала с поручением, которое, видимо, ей самой очень нравилось». » — Послушайте, как вас.зовут. а еще: где вы живете,- спросила она торопясь, задыхающимся голоском». «Он положил ей обе руки на плечи и с каким-то счастием глядел на нее Ему так приятно было на нее смотреть — он сам не знал почему» Разговор кончается очень глубокою чертою. Поличка рассказывает, как она молится вместе с своею матерью, с меньшою сестрою и братом; Раскольников просит ее молиться и за него После этого прилива жизни Раскольников сам идет к Разу-михину, но скоро теряет минутную бодрость и самоуверенность. Затем следует новый удар: приезд матери и сестры. «Радостный, восторженный крик встретил появление Рас-кольникова. Обе бросились к нему. Но он стоял как мертвый: невыносимое внезапное сознание ударило в него как громом. Да и руки его не поднимались обнять их: не могли. Мать и сестра сжимали его в объятиях, целовали его, смеялись, плакали Он ступил шаг, покачнулся и рухнулся на пол в обмороке» Каждый раз присутствие родных и разговор с ними составляют пытку для преступника Когда мать объясняет ему, как она рада его видеть, он перебивает ее: » — Полноте, маменька,- со смущением пробормотал он, не глядя на нее и сжав ее руку. -успеем наговориться!» «Сказав это, он вдруг смутился и побледнел- опять одно недавнее ужасное ощущение мертвым холодом прошло по душе его: опять ему вдруг стало совершенно ясно и понятно, что он сказал сейчас ужасную ложь, что не только никогда теперь не придется ему успеть наговориться, но уже ни об чем больше, никогда и ни с кем нельзя ему теперь говорить. Впечатление этой мучительной боли было так сильно, что он на мгновение почти совсем забылся, встал с места и, не глядя ни на кого, пошел вон из комнаты». По естественной реакции, эти муки вызывают в нем ненависть к тем, кто их вызывает собою «Мать, сестра,- думает про себя Раскольников,- как любил я их! Отчего теперь я их ненавижу Да, я их ненавижу, физически ненавижу, подле себя не могу выносить. » Очень замечательно следующее место среди несвязных мыслей полубредящего Раскольникова: «Бедная Лизавета! Зачем она тут подвернулась. Странно однако ж, почему я об ней почти и не думаю, точно и не убивал. Лизавета! Соня! бедные, кроткие, с глазами кроткими.. Милые! Зачем они не плачут Зачем не стонут Они все отдают глядят кротко и тихо. Соня, Соня! тихая Соня! «. Затем Раскольников увлекается в борьбу с Лужиным и Свидригайловым. Но мысль как-нибудь опять вступить в живые отношения к людям продолжает мучить его Он идет к Соне, с тем чтобы открыть ей свою тайну Из разговора с нею он видит всю ее кротость, незлобие, нежную сострадательность. На него находит минута умиления. «Он все ходил взад и вперед, молча и не взглядывая на нее Наконец подошел к ней; глаза его сверкали. Он взял ее обеими руками за плечи Взгляд его был сухой, воспаленный, острый, губы его сильно вздрагивали Вдруг он весь быстро наклонился и, припав к полу, поцеловал ее ногу». Он откладывает, однако же, признание до другого раза Наступает новая борьба с Порфирием и с Лужиным, и Раскольников опять набирается бодрости Он идет к Соне признаваться уже как будто с надеждой убедить ее в своей правдивости, но его замыслы разлетаются в прах перед соприкосновением с живым лицом. Сцена сознания есть лучшая и центральная сцена всего романа Раскольников терпит глубокое потрясение «Он совсем, совсем не так предполагал объявить, и сам не понимал того, что с ним делалось». Когда наконец признание сделано, оно вызывает в Соне те слова и действия, в которых содержится приговор Раскольникову, приговор гуманнейший, как того требует самая натура Сони «Вдруг точно пронзенная, она вздрогнула, вскрикнула и бросилась, сама не зная для чего, перед ним на колени — Что вы, что вы это над собой сделали! — отчаянно проговорила она и, вскочив с колен, бросилась ему на шею, обняла его и крепко-крепко сжала его руками Раскольников отшатнулся и с грустною улыбкой посмотрел на нее: — Странная какая ты, Соня — обнимаешь и целуешь, когда я тебе сказал про это. Себя ты не помнишь — Нет, нет тебя несчастнее никого теперь в целом свете! — воскликнула она, как в исступлении, не слыхав его замечания, и вдруг заплакала навзрыд, как в истерике. Давно уже незнакомое ему чувство волной хлынуло в его душу и разом размягчило ее Он не сопротивлялся ему две слезы выкатились из его глаз и повисли на ресницах — Так не оставишь меня, Соня,- говорил он, чуть не с надеждой смотря на нее. — Нет, нет, никогда и нигде! — воскликнула Соня» Здесь человек вполне сказался в Раскольникове Он не сознает еще, но уже чувствует, что несчастнее его нет никого на свете и что он сам виноват в своем несчастии «Соня, у меня сердце злое,- говорит он через несколько минут. Наконец, муки его достигают крайнего предела Тогда он, гордый, высокоумный Раскольников, обращается к бедной девочке за советом. «- Ну, что теперь делать, говори! — спросил он, вдруг подняв голову и с безобразно искаженным от отчаяния лицом смотря на нее — Что делать! — воскликнула она, вдруг вскочив с места, и глаза ее, доселе полные слез, вдруг засверкали.- Встань! (Она схватила его за плечо, он приподнялся, смотря на нее почти в изумлении.) Поди сейчас, сию же минуту, стань на перекрестке, поклонись, поцелуй сначала землю, которую ты осквернил, а потом поклонись всему свету, на все четыре стороны, и скажи всем вслух: «я убил!» Тогда Бог опять тебе жизни пошлет. Пойдешь? Пойдешь? — спрашивала она его, вся дрожа, точно в припадке, схватив его за обе руки, крепко стиснув их в своих руках и смотря на него огневым взглядом» Как видно, бедная Соня очень хорошо знает, что нужно делать Но Раскольников все еще противится и старается побороть свое мучение Он решается исполнить совет Сони только тогда, когда ловкий Порфирий довел его до того, что мог сказать ему в глаза: «Как, кто убил — да вы убили, Родион Романыч!» — и потом дал тот же совет, как и Соня Решившись наконец выдать себя, он прощается с матерью, которая только догадывается о том, в чем дело, и сестрою, которая все знает Эти сцены, как нам показалось, слабее других А главное, они не рождают в душе Раскольникова никакого нового чувства. Гораздо более значения и силы имеет одна из последних минут перед формальным сознанием Раскольникова. Он уже шел в контору через Сенную «Когда он дошел до середины площади, с ним вдруг произошло одно движение — одно ощущение овладело им сразу, захватило его всего — с телом и мыслию. Он вдруг вспомнил слова Сони: «Поди на перекресток, поклонись народу, поцелуй землю, потому что ты и перед ней согрешил, и скажи всему миру вслух «я убийца!» «Он весь задрожал, припомнив это. И до того уже задавила его безвыходная тоска и тревога всего этого времени, но особенно последних часов, что он так и ринулся в возможность этого цельного, нового, полного ощущения. Каким-то припадком оно к нему подступило загорелось в душе одной искрой, и вдруг, как огонь, охватило всего Все разом в ней размягчилось, и хлынули слезы Как стоял, так и упал он на землю » «Он стал на колени среди площади, поклонился до земли и поцеловал эту грязную землю с наслаждением и счастием Он встал и поклонился в другой раз» Тотчас после этого он предал себя. Вот и весь душевный процесс Раскольникова Мы не говорим о том воскресении, которое описано в эпилоге. Оно рассказано в слишком общих чертах, и сам автор говорит, что оно относится не к этой истории, а к новой, к истории обновления и перерождения человека Итак, Раскольников до конца не мог понять и осмыслить движений, подымавшихся в его душе и составлявших для него такую муку Он не мог понять и осмыслить и того наслаждения и счастия, которые почувствовал, когда вздумал последовать совету Сони «Он был скептик, он был молод, отвлеченен и, стало быть, жесток» — так говорит сам автор о своем герое Ожесточение не давало Раскольникову понимать того голоса, который так громко говорил в его душе Теперь будет ясно, если мы скажем, что автором выполнена только одна из двух сторон, представляемых задачею В самом деле, в чем главный интерес романа? Чего ждет постоянно читатель с той минуты, как совершено преступление? Он ждет внутреннего переворота в Раскольникове, ждет пробуждения в нем истинно человеческого образа чувств и мыслей. Тот принцип, который Раскольников хотел убить в себе самом, должен воскреснуть в его душе и заговорить еще с большею силою, чем прежде Но автор так поставил дело, что для него эта вторая сторона задачи оказалась слишком большою и трудною, чтобы браться за нее в этом же самом произведении Тут заключается и недостаток, и вместе достоинство романа г. Достоевского. Он задался так широко, его Раскольников так ожесточен в своей отвлеченности, что обновление этой падшей души не могло совершиться легко и представило бы нам, вероятно, возникновение душевной красоты и гармонии очень высокого строя. Раскольников есть истинно русский человек именно в том, что дошел до конца, до края той дороги, на которую его завел заблудший ум Эта черта русских людей, черта чрезвычайной серьезности, как бы религиозности, с которою они предаются своим идеям, есть причина многих наших бед Мы любим отдаваться цельно, без уступок, без остановок на полдороге, мы не хитрим и не лукавим сами с собою, а потому и не терпим мировых сделок между своею мыслью и действительностью Можно надеяться, что это драгоценное, великое свойство русской души когда-нибудь проявится в истинно прекрасных делах и характерах Теперь же, при нравственной смуте, господствующей в одних частях нашего об щества, при пустоте, господствующей в других, наше свойство доходить во всем до краю — так или иначе — портит жизнь и даже губит людей Одно из самых печальных и характеристических явлений такой гибели и хотел изобразить нам художник.

Когда Ф.М. Достоевский находился на каторге, он сталкивался там не только с политическими преступниками, но и с уголовниками – ворами и убийцами. Писатель внимательно изучал их истории и обоснования своих преступлений, в связи, с чем Достоевский пришел к выводу, что в большинстве своем преступления были совершены на почве недовольства людей социальным устройством России. Люди были недовольны социальным неравенством, крестьяне после отмены крепостного права в большинстве своем остались нищими и обездоленными, они шли в большие города, где начинали пьянствовать, грабить и убивать. Выход из этого положения Достоевский видел не в революции свергающей самодержавие России, а в развитии и совершенствовании духовного мира русского народа через христианскую мораль. Но преступность росла не только на почве экономического упадка, новые философские учения также способствовали этому.Ф. Ницше стал основателем одного из таких молодых учений в Европе, он выдвигал идею «сильной личности и ее роли в истории», это люди завоеватели, они управляют толпой, распоряжаются чужими жизнями и будущим мира.Эти идеи не оставили равнодушной и Россию. Герой романа «Преступление и наказание», Родион Раскольников, убил старуху ростовщицу, не только по причине своей нищеты, но и по идейным соображениям. Он придумал свою теорию мира, в котором люди поделены на обыкновенных и необыкновенных. Обыкновенными он называл серую массу, которая должна жить в соответствии с установленными обществом и государством законами и порядками. Необыкновенные – это люди, поступки которых направлены на достижение идей меняющих историю и устройство мира в удобную для них сторону, к тому же необыкновенные люди имеют право преступать закон и распоряжаться чужой жизнью. Это сильные, смелые и сильные личности.Своим решением об убийстве старухи Родион пытается проверить, к какой группе людей он относится. Раскольников был довольно таки талантливым, умным и гордым молодым человеком, но, к сожалению, он не мог реализовать свои честолюбивые мечты из-за бедности. Бедность отражается на всей его жизни. Сестра Родиона, из-за бедности вышла замуж за ужасного человека. Бедность завела Мармеладова, отца Сонечки, титулярного советника, которого сократили, в пьянство и полное падение, как личности и в итоге привело к смерти. Бедность заставила Сонечку Мармеладову пойти на панель, что бы прокормить себя и семью.Но к философским суждениям Ницше Родион добавил и свое мировоззрение. Он считал, что если сильная личность убила ничтожество, которое не несло никому пользы, она тем самым сделала всех счастливыми. Такое убийство в восприятии Раскольникова не есть ни преступление, ни грех, тем более. Так он рассуждал, когда убивал старуху процентщицу, собирался помочь ее деньгами, которые были нажиты на чужом горе, таким же обездоленным, как и он. Однако, когда преступление было совершено и руки Родиона оказались «в крови», он не смог использовать награбленные деньги, не только его совесть была настолько чувствительной, что он не мог руками «убийцы» обнять мать и сестру. Его снедает совесть, она ассоциируется у Раскольникова с Сонечкой Мармеладовой. Сонечка находиться в таком же тяжелом положении, как и он, но сердце ее не ожесточилось, не очерствело, не озлобилось на мир. Девушка живет благодаря своей непоколебимой вере в Бога и надежде на Его справедливость. Соня была первой, кому Родион признался в преступлении, и от кого он ждал моральной поддержки и понимания.Сонечка советовала Родиону покаяться, что бы облегчить свои страдания, рассказать всем людям о том, что он совершил, но он ее не послушал и пошел сознаваться о содеянном властям и попал на каторгу. Соню и Раскольникова объединяло то, что оба они были глубоко несчастны, они загубили свои души, но если Соня руководствовалась глубоко моральными побуждениями, она хотела помочь своим близким выжить, то Родион совершил преступление ради идеи.
На каторге постепенно, благодаря Соне, с Родионом происходит духовное возрождение – меняются его жизненные принципы.

Необычайно остро ощущалась современниками: критики выступили сразу же после появления первых глав романа. В февральской книжке «Современника » за 1866 год в очередном обозрении «передовой» критик Елисеев писал, что начало нового романа Достоевского нельзя «оставить без некоторого напутствия». Елисеев резко нападал на идею романа, враждебную революционной демократии. Он считал, что Достоевский в новом романе становится в ряды людей, «озлобленных движением последнего времени», пытаясь утверждать, что современная молодежь видит в убийстве и грабеже средство к улучшению существующего порядка жизни. Он отмечал, что теория Раскольникова характеризуется писателем как типичное явление, как «самые обыкновенные и самые частые, не раз уже слышанные им молодые разговоры и мысли». И это «позорное измышление» вызывает законное возмущение критика, который как будто и не знал ни о страшных петербургских пожарах , устроенных молодыми радикалами, ни о распространяемых ими кровожадных прокламациях. В третьем, мартовском номере «Современника» Елисеев утверждал, что новый роман опорочивает всю студенческую корпорацию, будто бы считающую убийство «некоторым образом подвигом», и по сути дела поддерживает реакционеров : «Какою, например, разумною целию может быть оправдано изображение молодого юноши, студента, в качестве убийцы, мотивирование этого убийства научными убеждениями и наконец распространение этих убеждений на целую студенческую корпорацию? Кому оказывается этим услуга, если не обскурантам, которые в распространении света видят причину всякого зла в мире?» «Современник» не мог согласиться с теми критиками, которые отнеслись к роману очень сочувственно, сосредоточив все внимание на психологическом анализе драмы Раскольникова (см., напр. «Голос», 1866, № 48).

«Современник» поддержали и другие псевдодемократические газеты и журналы. В «Искре» образ Раскольникова расценивался как карикатура на нигилиста и отмечалось «желание замаскировать» эту «тенденцию сценами, напоминающими «Мертвый дом » и «Униженных и оскорбленных » («Искра», 1866, № 12) Рецензент «Недели» отмечал, что в романе дан замечательный психологический анализ образа Раскольникова, но «изобличал» Достоевского в «грязненьких инсинуациях» – намеках на то, «что либеральные идеи и естественные науки ведут молодых людей к убийству, а молодых девиц к проституции» («Неделя», 1866, № 5).

Преступление и наказание. Художественный фильм 1969 г. 1 серия

«Преступление и наказание» – критика Страхова

Справедливое утверждение Достоевского, что преступление Раскольникова – результат влияния новейших, материалистических и социалистических , идей, что это типичное явление для современной учащейся молодежи, – вызвало истошный рёв в левом лагере. В правой прессе, напротив, это утверждение встретило полное сочувствие. Философ-идеалист и критик Н. Н. Страхов сразу же по окончании публикации романа отметил «чуткость» Достоевского, который уяснил «духовные болезни» современного общества: «Шаткость нравственного строя, обнаруживающаяся в некоторых явлениях нашего общества, – вот тема его нового романа «Преступление и наказание», – писал он («Отечественные записки », 1867, № 2).

Страхов, боровшийся с материалистическими и атеистическими воззрениями «нигилистов », все содержание романа сводит к изображению нигилизма «в самом крайнем его развитии», видя в этом громадную заслугу писателя. Впрочем, Страхов не считает, что Раскольников являет собой типичного нигилиста – мелкого фразера или зверообразное существо. Раскольников у Достоевского – одаренный человек, глубокая натура, загубленная вредной теорией, говорит Страхов, и Достоевский изображает не карикатуру, а трагедию нигилизма.

Давая высокую оценку роману, подчеркивая, что в нем с огромной силой показано «извращение нравственного понимания героя», Страхов сожалеет, что за пределами произведения оказалась вторая и, с его точки зрения, важнейшая сторона задачи – изображение «внутреннего переворота» Раскольникова, «пробуждения в нем истинно человеческого образа чувств и мыслей» («Отечественные записки», 1867, № 3, 4).

По сути дела то же беспокоило впоследствии и Победоносцева , который, отмечая силу атеистических бунтарских позиций Ивана Карамазова , спрашивал, сможет ли писатель противопоставить ему столь же сильный ответ в образе Зосимы.

«Преступление и наказание» – критика сторонников «чистого искусства»

Ещё один критик, сторонник теории «искусства для искусства» Н. Ахшарумов, возмущался тем, что в романе перед читателем развертывается кошмар нищеты – углы, вонючие лестницы, грязные дворы, лохмотья, что героями его являются пьяницы, проститутки, убийца. Этот критик упрекал Достоевского в том, что он не безоговорочно осудил Раскольникова, что в отношении писателя к своему герою есть, якобы, «ложный оттенок»: «бледная ореола падшего ангела вовсе не к лицу» Раскольникову. Причину преступления Раскольникова Ахшарумов видит, во-первых, во влиянии западных социальных идей, а во-вторых, в противоречии между требованиями, предъявляемыми Раскольниковым к жизни, и его возможностями. Это порождает в молодом человеке злобу и делает его «личным врагом существующего порядка», что, по мнению Ахшарумова, характерно для всей необеспеченной учащейся молодежи («Всемирный труд», 1867, № 3).

Преступление и наказание. Художественный фильм 1969 г. 2 серия

«Преступление и наказание» – критика Писарева

На «Преступление и наказание» последовал и отклик со стороны знаменитого в эти годы Д. Писарева – статья «Борьба за жизнь». Первая её половина под названием «Будничные стороны жизни» была опубликована в майской книге радикального журнала «Дело» за 1867 год. Вторая ее часть, запрещенная цензурой, появилась уже после смерти Писарева в августовском номере того же журнала за 1868 год под названием «Борьба за существование».

Уже само название статьи «Борьба за жизнь» раскрывает, в чем видит материалист Писарев смысл романа. Анализируя «Преступление и наказание», критик односторонне настаивает, что причиной преступления Раскольникова явилась безысходная нищета.

Писарев отвергает мнение критика «Русского инвалида» о душевной болезни Раскольникова (1867, № 63) и доказывает, что «корень его болезни таился не в мозгу, а в кармане».

Он настаивает, что «странная», «дикая» теория «родилась в Раскольникове потому, что мучительность его положения превышала размеры его сил и мужества». «Эту теорию никак нельзя считать причиною преступления, – пишет Писарев, – так точно, как галлюцинацию больного невозможно считать за причину болезни. Эта теория составляет только ту форму, в которой выразилось у Раскольникова ослабление и извращение умственных способностей. Она была простым продуктом тех тяжелых обстоятельств, с которыми Раскольников принужден был бороться и которые довели его до изнеможения. Настоящею и единственною причиною являются все-таки тяжелые обстоятельства». Подобно другим левым , Писарев тенденциозно старается внушить читателю мысль, что теория Раскольникова не имеет ничего общего с воззрениями русских революционеров – мысль, вскоре опровергнутую появлением

Е. Евлампиева

(пос. Пола, Новгородская обл.)
Тема страха в романе Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание»
«Не бойся, малое стадо! Ибо Отец ваш благоволил дать вам Царство… Говорю же вам, друзьям Моим: не бойтесь убивающих тело и потом не могущих ничего более сделать. Но скажу вам, кого бояться: бойтесь того, кто по убиении, может ввергнуть в геенну; ей, говорю вам, того бойтесь»

Евангелие от Луки (гл. 12, ст.4-5)


«Кто сделался рабом Господа, тот боится одного своего владыки; а в ком нет страха Господня, тот часто и тени своей боится»

Св. Иоанн Лествичник, VIIв., «Лествица», Слово 21

По определению энциклопедического словаря 1 , страх – «отрицательная эмоция в ситуации реальной или воображаемой опасности». «В зависимости от характера угрозы интенсивность и специфика переживания страха варьирует в достаточно широком диапазоне оттенков (опасение, боязнь, испуг, ужас)» 2 . В романе Достоевского «Преступление и наказание» на лексическом уровне выделяются три «степени» (оттенка) страха: собственно сам страх, испуг и ужас. Эти понятия раскрываются друг через друга:

Испуг – «внезапное чувство страха» 3 .

Страх – «очень сильный испуг, сильная боязнь» 4 .

Ужас – «чувство сильного страха, доходящее до подавленности, оцепенения» 5 .

Таким образом, самая «мягкая» степень страха – испуг (в романе он часто передается глаголом «испугаться»); затем – страх, характеризующийся глаголом «бояться» в связи с редкой употребляемостью глагола «страшиться»; и, наконец, - ужас с производными глаголами «ужаснуться», «ужасаться».

У главного героя – Раскольникова – самая богатая линия страха. Именно страха – испуг или ужас Раскольников испытывает гораздо реже. На морфологическом уровне чаще всего этот страх выражается глаголами, причем глаголами, не только передающими ощущение страха героя, но и изображающими действия Раскольникова, вызванные страхом. Это такие глаголы, как «вздрогнуть», «дрожать», «побежать», «убежать», «помертветь», «прятаться», «содрогаться», а также деепричастия «опасаясь», «дрожа». Глагол – часть речи, чаще всего передающая динамику, движение, состояние. Все эти глаголы неоднократно повторяются в тексте, поэтому и возникает ощущение, что герой практически постоянно испытывает страх в разных его проявлениях: испуг заставляет его «вздрагивать» и «содрогаться», страх – «дрожать» и «прятаться», а от ужаса возникает желание «бежать». Интересно, что степень динамичности глагола зависит от степени проявления страха: если глаголы «вздрагивать» и «содрогаться», характеризующие испуг, почти не передают движения, то глагол «бежать» выражает не просто движение, а его стремительность. На втором месте после глаголов по частоте употребления в линии страха Раскольникова – существительные. Однако существительные чаще всего передают ужас героя, даже к существительному «страх» почти всегда относятся прилагательные («тупой», «бессмысленный», «безграничный», «панический», «невыносимый» и др.), позволяющие отнести выражаемые ими ощущения героя скорее к ужасу, чем к страху.

Уже на первых страницах мы сталкиваемся не только с чувством страха героя, но и с его рассуждениями о страхе: «Любопытно, чего люди больше боятся ? Нового шага, нового собственного слова они всего больше боятся » 6 . Преодоление страха перед «новым шагом» становится для Раскольникова делом принципа, его упреки самому себе в собственной же трусости еще не раз встретятся на страницах романа, как и вполне конкретный, эмпирический страх перед людьми, перед толпой.

Во время убийства Раскольников испытывал ужас не только перед совершенным убийством, но и перед возможностью быть пойманным (когда обнаруживает открытую дверь, когда слышит шаги на лестнице, а потом с ужасом смотрит на прыгающий затвор). Такой страх остается и после убийства. Возвращаясь из конторы домой, Раскольников боится «погони», обыска, подозревает всех окружающих.

Страх перед Свидригайловым появляется у Раскольникова еще при первой встрече с ним, и при каждой новой встрече Раскольников испытывает или страх, или ужас. Это и страх за сестру, и страх за самого себя. Так, встреча со Свидригайловым в трактире после последнего разговора с Порфирием Петровичем, «страшно, до ужаса» поразила Раскольникова, несмотря на то, что он именно Свидригайлова и искал и даже, как выяснилось позже, знал место встречи. Но что-то страшное, роковое видится Раскольникову в Свидригайлове.

Между тем, его боятся практически все герои романа: Пульхерия Александровна и Дунечка, Лужин, Соня, дети, с которыми он однажды сталкивается у Сони на квартире. Сам же Свидригайлов производит впечатление абсолютно бесстрашного человека. В ночь перед самоубийством он появляется в доме своей невесты и удивляет всех своим видом, но мать невесты оправдывает его: «он даже и нарочно так ходит, чтобы показать, что он никого не боится» . Однако Свидригайлов не бесстрашен. Страх смерти – практически единственный страх Свидригайлова. «Боюсь смерти и не люблю, когда говорят о ней» 7 , - признается он Раскольникову. Но именно он, Свидригайлов, решается собственной рукой нажать на курок, самостоятельно отмерив себе отрезок жизни. Отсутствие страхов означает прежде всего полный контроль надо всем, и, пожалуй, единственное, чего не было у Свидригайлова – контроля над смертью, а, совершив самоубийство, он, таким образом, не преодолевает страх, а избавляется от него.

Интересно проследить отношение Раскольникова к смерти. Страх перед смертью появляется в нем после смерти Катерины Ивановны, когда Раскольников присутствует на панихиде: «Начиналась служба, тихо, чинно, грустно. В сознании о смерти и в ощущении присутствия смерти всегда для него было что-то тяжелое и мистически ужасное , с самого детства…» 8 . Почему же такое присутствие смерти вселяет в Раскольникова «мистический ужас», а в квартире старухи-процентщицы он, находясь «наедине» с покойницами, практически не испытывает страха перед смертью? Возможно, во время убийства страх смерти перекрывается страхом перед осознанием того, что эта смерть совершена его руками, что он – убийца; ужасом перед собственным поступком, поэтому страх смерти теряется и растворяется в других страхах Раскольникова. В церковном же обряде панихиды изначально заложено нечто таинственное, загадочное и мистическое, особенно для непосвященного, неверующего (коим в тот момент является Раскольников), поэтому смерть вместе с созерцанием неожиданной близости священного таинства, подготавливающего душу усопшего к встрече с Богом вселяет в Раскольникова страх.

В последнем разговоре с Дунечкой, после мучительной ночи, в которую Раскольников чуть было не покончил всё разом, бросившись с моста, он спрашивает: «А ты не думаешь, сестра, что я просто струсил воды ?» 9 Раскольников не раз будет винить себя в этой трусости, но, может быть, на самом деле ему помешал не страх смерти, а желание жизни. Уже потом, в ссылке он задаётся вопросом: «Неужели такая сила в этом желании жить и так трудно одолеть его?» 10 . Желание жизни в Раскольникове берёт верх над смертью, в Свидригайлове же побеждает смерть именно из-за страха перед смертью.

Страх Свидригайлова, так же, как и его мнимое бесстрашие, чаще всего выражается глаголами «бояться», «пугаться», словосочетанием «приходить в ужас». При этом глагол «бояться» употребляется с отрицательной частицей НЕ, кроме тех случаев, когда речь идет о страхе смерти, глагол «пугаться» - с иронией. Это ярко выражено в разговоре Раскольникова со Свидригайловым:

«Ну чего вы, например, так боитесь ? Чего вы вдруг теперь испугались ?» - спрашивает Раскольников, - «Я боюсь и пугаюсь ? Пугаюсь вас ? Скорее вам бояться меня, cher ami» - отвечает Свидригайлов. Этому предшествует комментарий Достоевского: «пренаивно испугался Свидригайлов». Ощущение ужаса преследуют Свидригайлова в снах, но этот ужас становится реальным ужасом перед развратом

Наличие страха смерти у этих двух героев – строгая закономерность, ибо оба они горды, а «Гордая душа есть раба страха; уповая на себя, она боится слабого звука тварей и самих теней» 11 , и оба безбожны и не имеют страха Божьего.

Но, как уже говорилось, страх испытывают и другие герои романа, и не только безотчетный метафизический, но и эмпирический страх друг перед другом.

Многие герои романа боятся и Раскольникова. Как это ни удивительно, но боятся его те, кто близок и дорог ему и кому дорог он. Это, в первую очередь, Пульхерия Александровна. Ещё при первой встрече с сыном, сразу после приезда, она пугается его взгляда: «В этом взгляде просвечивалось сильное до страдания чувство, но в то же время было что-то неподвижное, даже как будто безумное» 12 . Боится брата (а потом – «за» брата) и Дуня, к этому страху примешивается и страх за мать, поэтому на вопрос Раскольникова: «Да что вы, боитесь , что ль, меня все?» - Дуня прямо отвечает: «Это действительно правда , маменька, входя на лестницу, даже крестилась от страху» . Временами, на мгновения боится его и Соня; возможно, боятся (и потому – не любят) заключенные на каторге, пытающиеся убить его за то, что «в Бога не верует». Но все меняется с возрождением Раскольникова. В Евангелие от Луки (гл. 12, ст.4-5) читаем: «Говорю же вам, друзьям Моим: не бойтесь убивающих тело и потом не могущих ничего более сделать. Но скажу вам, кого бояться: бойтесь того, кто по убиении, может ввергнуть в геенну; ей, говорю вам, того бойтесь». Таковым является и Раскольников – без раскаяния, сожаления и без веры; до предела доведена такая способность ввергнуть в грех в образе Свидригайлова.

Тема страха связана и с Соней, изначально, с первого её появления. Морфологически страх выражен чаще всего или существительными, или глаголами в одинаковом соотношении. Но в отличие от Раскольникова, Соня переживает крайние степени страха – испуг или ужас, и они редко выражаются глаголами или существительными, передающими реакцию героини на страх перед чем-либо, чаще – производными глаголами «запугать», «испугаться», «пугаться», «ужаснуться» «бояться» и самими существительными.

Страх, испуг, робость являются постоянными спутниками Сони. Она боится, когда приходит к Раскольникову и встречает там Дуню и Пульхерию Александровну, боится, когда сам Раскольников приходит к ней, боится собственных мыслей и упорно пытается отогнать даже предположение о собственной смерти, о несчастье с Катериной Ивановной и детьми. Живя в каком-то своем мире, она боится всего, что может разрушить ту стену, которой она «огородила» себя от действительности. Когда Лужин обвиняет её в краже, оказывается, что робость и смирение не являются выходом, но другого средства защиты у Сонечки нет, она не способна защищаться, и находится даже не столько в страхе за себя, сколько в ужасном разочаровании, что всею кротостью, безропотностью поведения она не смогла себя обезопасить. Но при этом обязательно находится защитник, спасающий её.

Именно к Соне, к вечно испуганной Соне идет Раскольников, чтобы рассказать об убийстве, потому что она сильна духом и всей своей душой способна прочувствовать его боль. Она ужасается страшной идее убийства. Но, видя, как страдает Раскольников, как измучена душа его, Соня понимает, что он нуждается в её помощи. Они оба нужны друг другу – Раскольников способен противостоять внешним врагам и побороть страх перед ними, но бессилен перед самим собой, нуждается в помощи духовной, хотя и не признаёт этого; Соня, напротив, сильна и бесстрашна духовно, непоколебима своей верой, но боится всего окружающего и не способна защитить себя. Взаимная любовь дарит им бесстрашие, последнее упоминание страха в романе – это страх счастья: «…она [Соня] была до того счастлива, что почти испугалась своего счастия» 13

Обретя друг друга, Раскольников и Соня обретают единственный поистине чистый страх – страх Божий. Впрочем, страх Божий у Сони был, наверное, всегда, ведь невозможна истинная вера в Бога без страха Бога и «не подобает молиться Богу без страха и благоговения» 14 . Но страх Божий – страх метафизический, безотчетный (недаром он не выражен на лексическом уровне), и, обретя этот страх, герои в пространстве романа расстаются с земными, эмпирическими страхами. "Плод страха Божия есть любовь" 15 и любовь рождается в сердце Раскольникова: любовь к Соне и любовь к Богу. И именно этот новый, единственный страх помогает Раскольникову возродиться и очиститься, ибо "не имеющий страха, не может оправдаться" (Сир 1:21).

1 Тера-Лексикон: Иллюстрированный энциклопедический словарь. – М.: ТЕРРА, 1998. – Т35 672с.: ил., (стр.552)

2Психология. Словарь / Под общ. Ред. А. В. Петровского, М. Г. Ярошевского. – 2-е изд., испр. И доп. – М.: Политиздат,1990. – 494с (стр.386)

3 Ожегов С. И. и Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка:80 000 слов и фразеологических выражений/ Российская академия наук. Институт русского языка им. В.В. Виноградова. – 4-е изд., дополненное. – М.: Азбуковник, 1999. – 944 стр. (стр. 254)

4 Ожегов С. И. и Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка:80 000 слов и фразеологических выражений/ Российская академия наук. Институт русского языка им. В.В. Виноградова. – 4-е изд., дополненное. – М.: Азбуковник, 1999. – 944 стр. (стр. 772)

5 Ожегов С. И. и Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка:80 000 слов и фразеологических выражений/ Российская академия наук. Институт русского языка им. В.В. Виноградова. – 4-е изд., дополненное. – М.: Азбуковник, 1999. – 944 стр. (стр. 828)

6 Достоевский Ф.М. «Преступление и наказание»: Роман в шести частях с эпилогом /Вступ. ст. К. Степаняна; рис. Ю. Гершковича. – М.: Дет. Лит., 2002. – 653с.: ил. – (Школьная библиотека). стр.30

7 Там же, стр.552

8 Там же, стр.519

9 Там же, стр.604

10 Там же, стр.634

11 Св. Иоанн Лествичник, VIIв., «Лествица», Слово 21

12 Достоевский Ф.М. «Преступление и наказание»: Роман в шести частях с эпилогом /Вступ. ст. К. Степаняна; рис. Ю. Гершковича. – М.: Дет. Лит., 2002. – 653с.: ил. – (Школьная библиотека) стр. 247

13 Там же, стр. 641

14 Проповедь. О страхе Божием и воскрешении ума (по чуду воскрешения сына вдовы из города Наина и по преп. Симеону Новому Богослову) Евангелие от Луки. 7, 11-16

15 известный московский философ князь С. Н. Трубецкой

"Преступление и наказание" в русской критике

Абельтин Э.А., Литвинова В.И., Хакасский государственный университет им. Н.Ф. Катанова

Абакан, 1999

Среди критических работ, которые помогают глубже понять общественное значение романа, трагическую сущность нарисованных картин, нужно назвать статью Д.И. Писарева "Борьба за жизнь".

Работа Писарева возникла в связи со спорами вокруг романа и ответила на вопрос об объективном, социальном содержании созданных Достоевским образов. Современная писателю критика замалчивала общественное значение романа, а сосредоточивалась на психологических переживаниях Раскольникова. Приведем несколько примеров.

А Суворин, выступая в газете "Русский вестник", утверждал, что сюжет романа и характер главного героя объясняются "болезненным направлением всей литературной деятельности" писателя. Раскольников "не тип, не воплощение какого-либо направления, какого-либо склада мыслей, усвоенного множеством, а больной человек", "нервная, повихнувшаяся натура". Он был уверен, что наиболее верное суждение о Раскольникове может дать скорее психиатрия, нежели литературная критика.

Похожие идеи развивал и ближайший единомышленник Достоевского П. Страхов. Главная сила Достоевского, утверждал он, не в типах, а, как в старой комедии нравов, "в изображении положений, в умении глубоко схватывать отдельные движения и потрясения человеческой души". Н. Страхов не заметил трагических судеб героев Достоевского и дал отвлеченное толкование романа, рассматривая его как "глубочайшее извращение нравственного понимания и затем возвращение души к истинно человеческим чувствам и понятиям.

Подобные оценки "Преступления и наказания" сводят его к изображению случайного патологического явления жизни.

Д.И. Писарев увидел в авторе романа крупного писателя - реалиста. Подходя к "Преступлению и наказанию" с позиций "реальной критики" Д.И. Писарев первым понял и показал социальное значение романа как реалистически верное воспроизведение некоторых "бедственных обстоятельств" русской жизни 60-х годов.

2.Он поставил вопрос о нравственной ответственности общества за преступление, совершенное отдельной личностью.

"В вопросе о том, помешан ли Раскольников, скрывается в сущности другой вопрос: насколько Раскольников был свободен и способен отвечать за свои поступки в то время, когда он совершал свое преступление... От решения этого вопроса зависят те отношения, в которые читатель встанет к герою, совершившему грязное и отвратительное преступление. Читатель может или презирать и ненавидеть Раскольникова, как вредного и низкого негодяя, для которого уже нет и не должно быть места в гражданском обществе; или же читатель может смотреть на него с почтительным состраданием, как на несчастного человека, свалившегося в грязь под невыносимым гнетом таких суровых, непобедимо враждебных обстоятельств, которые могли бы сломить даже очень твердую волю и отуманить даже очень светлую голову". Вывод Писарева очень важен:"...Та доля свободы, которой пользовался Раскольников, была совершенно ничтожна".

3. Не теория Раскольникова, а социальные мотивы преступления привлекли внимание Писарева. Какие же причины преступления героя видит критик?

а).Бедность. Это странное социальное зло, которое искажает нравственные понятия человека. Оно заставляет человека чувствовать себя в "особенном, совершенно фантастическом мире, где все делается навыворот и где наши обыкновенные понятия о добре и зле не могут иметь никакой обязательной силы". В этой цитате - ключ трактовки романа Писаревым.

б).Сложные объективные противоречия русской жизни. Критик отверг мнение об исключительности поведения Раскольникова как проявлении его психической ненормальности. Рядом с главным героем бедствуют Мармеладовы, в судьбах которых Писарев увидел социальную основу романа. Их страдания взывают к сознанию "мыслящего и сострадательного" Раскольникова, толкая его на преступление.

в).История нравственного падения Мармеладова. Тысячи пьяненьких мармеладовых падают "в ту бездонную трясину, которая из года в год поглощает бедных людей".

4.Сила статьи Писарева в том, что критик сосредоточился на анализе нравственных проблем. Он раскрыл духовные взаимосвязи между опустившимся Мармеладовым и Раскольниковым, попавшим в исключительное положение. Мармеладов не всегда был жалким, и "по остатку его человечности" Раскольников понимает, что "есть тропинка, ведущая к мармеладовскому падению, и что есть возможность спуститься на эту скользкую тропинку даже с той высоты умственного и нравственного развития, на которую удалось взобраться ему, студенту Раскольникову". Эти страницы статьи Писарева раскрывают глубину его гуманной мысли.

5. Критик рассматривает образ Раскольникова как жертву, социальной несправедливости, приглушив при этом его чувство индивидуального протеста.

Подчеркивая в герое человека-жертву, критик обнажает слабость и беспомощность Раскольникова, его неспособность мстить за общественную несправедливость. Его мысли "дурны, опасны" - отмечает критик. Он прибегает к намеренно резким формулировкам: "корень его болезни не в мозгу, а в кармане". Писарев осуждает Раскольникова за его дикий кровавый поступок и подчеркивает полную бессмысленность преступления - и в личном и в общественном плане. Дело не в отдельных "препятствиях", а в общем устроении жизни. Есть ли выход из этого странного "фантастического мира"?

6. Писарев понял, какую бурю противоречивых чувств может вызвать удел "вечной Сонечки" в душе гуманного человека.

"Что вы скажете о поступке Софьи Семеновны? Какое чувство возбудит в вас этот поступок: презрение или благоговение? Как вы назовете ее за этот поступок: грязною потаскушкой, бросившей в уличную лужу святыню своей женской чести, или великодушной героиней, принявшей со спокойным достоинством свой мученический венец?" И как должна была поступить Соня: внимая традиционной привычной морали: "терпи до конца, умирай с голоду, но сохраняй до последней минуты свою нравственную чистоту" - или, внимая другому голосу: "Не жалей себя, не береги себя, отдай все, что у тебя есть, продай себя, опозорь и загрязни себя, но спаси, утешь, поддержи этих людей, накорми и обогрей их хоть на неделю, во что бы то ни стало"?

Две морали. Как поступить: смириться и терпеть или внять другому голосу? Какой это "голос"? "Тварь я дрожащая или право имею," - скажет Раскольников. "Сострадание ненасытное", - скажет Достоевский, и Писарев как будто с ним согласен: он на стороне Сони.

Но Писарев снимает с Сони мотив христианской жертвенности и с позиций революционного демократа наделяет ее героическим характером: "во что бы то ни стало". Критик и сочувствует героям Достоевского, и осуждает их. В нравственном споре Раскольникова с Соней Писарев на стороне "великодушной героини".

7. Материалист Писарев не в меньшей степени, чем Достоевский, имеет высокое чувство сострадательной гуманности. Но он видит иной исход для "вечных Сонечек". "Нахожу ли я точку опоры и удается ли мне заметить выход - об этом я не скажу моим читателям ни одного слова," - заявляет он. Мысль Писарева раскрывается намеком. Он с ироническим подтекстом использует известное библейское изречение: "Но так как, с одной стороны, бросать бисер перед свиньями нерасчетливо и неблагоразумно, то, с другой стороны, также неблагоразумно и нерасчетливо, и, кроме того, даже очень невежливо предлагать предметы, годные только для свиней, как-то желуди, отруби, таким особам, перед которыми следует рассыпать чистый бисер".

Так разрешает Писарев социальные проблемы романа. Для нас очевидно, что содержание "Преступления и наказания" более сложно. Раскольников совершает убийство не только из-за социальной нищеты и чувства сострадания обездоленным. На него определенное воздействие оказывала и индивидуалистическая "странная идея". Современникам писателя было трудно разобраться в объективном содержании "идей".

Писарев подверг критике теорию Раскольникова об особой роли необыкновенного человека в судьбе общества: "Человечество, по мнению всех новейших мыслителей, развивается и совершенствуется вследствие коренных и неистребимых свойств собственной природы", а не по велению избранных гениев. Оно "состоит из множества отдельных личностей, очень неодинаково одаренных природою, но ни одна из этих личностей, какими бы богатыми дарами ни осыпала ее природа, не имеет разумного основания думать, что ее голова заключает в себе будущность всей ее породы или, по крайней мере, всей нации. Ни одна из этих личностей, как бы она ни была гениальна, не имеет разумного основания, во имя этой будущности или во имя своей гениальности, разрешить себе такие поступки, которые вредят другим людям и вследствие этого считаются непозволительными для обыкновенных смертных".

Критика Писарева отражает его гуманистические воззрения на человека. Она подводит читателя к выводу о том, что "теория Раскольникова не имеет ничего общего с теми идеями, из которых складывается миросозерцание современно развитых людей".

Д.И. Писарев первым понял роман "Преступление и наказание" как правдивый документ эпохи, как реалистическое отражение русской жизни. Он доказал свою мысль аргументирование, подробно анализируя сюжетные перипетии романа, во многом объяснив трагические обстоятельства жизни героев Достоевского.

Писарев во многом определил принципы подхода к роману, его мысль о Достоевском, как гуманном изобразителе страданий, вошла в обиход русской критики и звучала как высшая похвала писателю.

Список литературы

Писарев Д.И. Собр. соч. в 4-х тт. T.IV, с.316-354.

Селезнев Ю. Достоевский. М., 1990.

Кузнецов Б. Эйнштейн и Достоевский. М., 1965.

Розанов В. Размолвка между Достоевским и Соловьевым. Журнал "Наше наследие", 1991, с.70-75.

Лебедев Ю. Роман "Преступление и наказание". Журнал "Литература в школе" 1990, N6, с 2-24.

Этов Ю. Достоевский в русской критике. М., 1956.

Этов Ю. "Преступление и наказание" в оценке Писарева. Журнал "Литература в школе". 1990, N6, с.63-66.

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.russofile.ru



Есть вопросы?

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: